дымились на Йозефплатц, серыми тенями следовала за боевыми машинами пехота.
Что-то зло закричал командир батареи противотанковых пушек, чьи позиции были чуть правее, и сразу же с грохотом начали стрелять орудия. Их из всей батареи уцелело только два.
– Бить на поражение! – распорядился командир взвода, и Усов поднял автомат.
Фигурка в сером мгновенно соскочила с мушки, словно ощутив, что в нее готовятся стрелять. Сержант попытался вновь поймать немца на прицел, но тот перемещался слишком быстро.
Сглотнув, он дал очередь веером, надеясь, что хотя бы одна из пуль найдет путь к сердцу врага. Нацисты, судя по всему, перегруппировались и начали серьезную атаку.
По сторонам грохотали автоматы, чуть более басовито, словно шмель среди пчел, голосил пулемет. Усов стрелял, и отдача болезненно сотрясала плечо. На мгновение отвлекся, чтобы сменить магазин, и тут же чудовищной силы удар поднял его в воздух и швырнул назад…
Он упал на что-то твердое, ударился затылком, но сознания не потерял. Перед глазами плавали цветные пятна, в ушах грохотал прибой, но руками он продолжал ощущать гладкость приклада, а спиной – шероховатость поверхности, на которой лежал.
Автоматически вставил новый магазин, и это простое, сотни раз повторенное движение помогло прийти в себя. Сквозь цветной туман стали проступать очертания развалин вокруг.
Прямо перед сержантом, похоже, разорвался танковый снаряд, и Усов только чудом остался жив. Слышал, правда, плохо, как через толстый слой ваты.
Он сумел приподняться, его вырвало, после чего стало несколько легче. С неимоверным трудом он встал и поднял автомат, который стал весить почти центнер.
Кто-то подхватил сержанта под руку. Повернувшись, он обнаружил рядом солдата. Тот шевелил губами, и с немалым трудом Усову удалось уловить смысл сказанного.
– Вас контузило, товарищ сержант? – спросил солдат.
– Я в порядке, – ответил Усов, преодолевая судорожное подергивание правого бицепса. Голос рядового звучал как отдаленный шепот.
– На позицию, – прохрипел Усов. – Возвращайся на позицию.
Солдат с недоверием посмотрел на него и явно хотел что-то сказать. Но не успел, что-то взорвалось рядом, и с судорожно искаженным лицом рядовой рухнул. В самом центре его спины, чуть ниже лопаток, расплывалось кровавое пятно.
– Отходим! – долетел чей-то отчаянный крик. Судя по всему, слух понемногу возвращался к сержанту. – Нас обошли справа!
– Стоять, – сказал Усов, пытаясь сообразить, где право, а где лево. – Ни с места, трусы!
Сержанта, подхватив под руки, повлекли за собой. Забыв о намерении остановить солдат, он бежал с остальными, постоянно ожидая, что ноги не выдержат и он рухнет под накатывающиеся гусеницы немецкого танка.
Он не заметил, как миновал центр Старого города, где на улице, ведущей к мосту, навстречу показались танки Т-34. Он лишь ощутил, что вокруг радостно кричат, и, подняв лицо, смутно удивился, увидев на расстоянии полуметра бронированную башню.
И только после этого сержант Усов позволил себе потерять сознание.
– Я думаю, что пиво здесь неплохое, – заметил Виллигут, отхлебывая из кружки темный, пахнущий хмелем напиток.
– Именно так, – отозвался Ганс Бюнге, отправляя в рот очередную сосиску. На лице у него было написано наслаждение.
Прервав тяжкий труд, арманы обедали в одном из заведений Зальцбурга, что сохранилось, несмотря на прошедшие за последние полгода три смены городской власти. Правда, американцы заняли западную Австрию без боя, а изгнаны были после короткого сопротивления. Длительных сражений Зальцбургеланд не видел, скорее всего, со времен Наполеона.
– Что еще желаете? – угодливо изогнув спину, подскочил хозяин. В глазах его был страх, он уже знал, что в городе начались проверки, и боялся, очень боялся. Лебезя, он надеялся получить поблажку. И совершенно зря. Если в крови ресторатора обнаружится нечистая примесь, то никакие заслуги, пусть даже перед самим фюрером, не спасут его. Нет на земле места недочеловекам!
– Если возможно, то кровяных колбасок, – Виллигут выразительно посмотрел на опустевшее блюдо, на котором еще полчаса назад лежала горка красно-коричневых цилиндриков, пахнущих чесноком.
– Сейчас все будет, – хозяин мгновенно исчез.
Когда Виллигут выбрался из ресторана, то ощущал себя непомерно раздувшимся, словно уж, проглотивший очень крупную лягушку. Одолевало желание забраться в какой-нибудь тихий уголок и прикорнуть на пару часов.
Но чувство долга взяло верх.
– Что же, Ганс, пойдемте посмотрим на тех, кого нам отобрали, – сказал бригаденфюрер со вздохом.
Они миновали аллею, сплошь засаженную старыми тополями, и вышли к зданию, которое ранее было американской, а ныне стало нацистской комендатурой. На флагштоке без сил обвис флаг со свастикой, у дверей скучали двое автоматчиков.
Пахло в помещениях комендатуры почему-то пивом, словно комендант и его подручные задались целью открыть здесь распивочный зал. После посещения ресторана этот запах не казался Виллигуту приятным, и, когда арманы шли по коридорам, с лица бригаденфюрера не сходила брезгливая гримаса.
Перед дверью в комнату, где держали отобранных для транспортировки в Шаунберг детей, стоял часовой, а изнутри не доносилось ни звука.
– Тут находится наше будущее, заря арийской цивилизации, – напыщенно проговорил Виллигут, берясь за дверную ручку.
«Будущее арийской цивилизации» в числе двух десятков подростков от десяти до четырнадцати лет сидело на длинной лавке вдоль стены, и в глазах его читался ужас. Именно он заставил детей молчать, хотя в обычных условиях в подобной компании стоял бы неумолчный гвалт.
– Да, хороши, – прокомментировал бригаденфюрер свое впечатление. – Телосложение у всех вполне арийское, да и чистота крови, судя по цвету глаз и волос, соответствующая.
– У всех содержание арийской крови не менее девяноста процентов, герр бригаденфюрер, – почтительно подсказал сопровождающий офицер.
– Очень хорошо, – кивнул Виллигут и медленно пошел вдоль лавки, поочередно вглядываясь каждому мальчишке в глаза.
Обойдя всех, он повернулся к офицеру:
– Первого, восьмого и семнадцатого – расстрелять, остальных грузите в машину.
– Почему именно этих? – поинтересовался Бюнге. – Вроде бы они ничем от других не отличаются.
– Все очень просто, – бригаденфюрер позволил себе улыбнуться. – На них – американские куртки. Эти молодые люди заражены тлетворным влиянием еврейского либерализма, и тут даже чисто арийское происхождение не может послужить противоядием. Вспомните капитана Радлова…
Они вышли из помещения, а за их спинами в этот момент кто-то заорал:
– Неет! Я не хочу умирать! Мамочка!
Вопль тут же оборвался.
В следующем помещении собрали женщин.
– Настоящие валькирии! – сказал Виллигут.
Действительно, большинство женщин были рослыми и хорошо сложенными блондинками, подобно дочерям Одина. Верхом, с оружием в руках, они смотрелись бы очень красиво.
– Кому из вас довелось рожать? – спросил Виллигут. – Поднимите руки.
Словно первоклассницы-переростки, потянули руки пятеро – примерно одна четверть от общего числа.
– А кто еще не потерял девственность? – этот вопрос заставил многих женщин смущенно опустить глаза. Руки подняли еще пятеро.
