– Не надо огня, – неожиданно сказала Йофрид. –
Я поведу вас.
– Ты? – Младший едва не уронил кремень от удивления. – По болоту? В темноте?
– Я вижу дорогу.
В голосе ее было столько твердости, столько уверенности в своих силах, что Харальду оставалось только смириться. Пожав плечами, он отдал отцу его оружие и часть груза. Беглецы ступили в ночь.
Видеть можно было не дальше чем на сажень, затем все сливалось в черно-серую мглу, за которой могло скрываться все, что угодно – от сухого островка до бездонной трясины.
К удивлению мужчин, они не провалились в яму на первых же шагах. Двигались, правда, зигзагами, уклонясь в разные стороны, но общее направление держали точно.
Под ногами были вода, мокрая грязь или сырая трава. Харальд Младший шел, вслушиваясь в происходящее вокруг. Зрение и обоняние тут были бессильны, так что оставалось уповать на слух.
Глава 15
Дерзнувшего поднять руку на воинов Пирамиды ждет нечто худшее, чем просто боль и просто смерть.
Ночь сменилась серым безрадостным утром. Над болотом стлался густой туман, запах гниющих растений был так силен, что вызывал тошноту.
С пробуждением дня тихая в темное время трясина ожила. По ее плоской поверхности звуки докатывались издалека. Что-то бурчало, сопело и хлюпало за стеной тумана, заставляя Харальда Младшего время от времени хвататься за оружие.
Когда из сумрака впереди появилось нечто темное, похожее на крепостной вал, путешественники не сразу поняли, что это край болота. На твердой, не расползающейся под ногами почве росли невысокие елочки. Иголки на них блестели от осевшей влаги.
– Неужели мы дошли? – проговорил Харальд. В душе ворочалось изумление. Измученный рассудок отказывался верить в происходящее, принимая его за мираж, порожденный ненавистной топью.
– Да, – ответил отец. Голос его звучал хрипло.
Ступать по твердой земле было непривычно, под ногами шуршали опавшие иголки. Долетали птичьи крики, перекрывая доносящееся из-за спины лягушачье кваканье.
– Не могу больше, – сказала вдруг Йофрид и начала оседать набок, точно подрубленное дерево.
Отец едва успел подхватить ее. Оглянулся на Харальда, лицо его было серым от усталости, в синих глазах крылась нерешительность.
– Остановимся?
– Да, – кивнул Харальд. – Эти пьянчуги не скоро продерут глаза. – Он позволил себе усмехнуться. – До полудня вполне можем отдохнуть.
Отец покачал головой, но ничего не сказал.
Харальд отправился собирать хворост. Рука сама поднялась – почесать грудь. После отъезда из Бабиля посередине грудины постоянно зудело, и движение это стало привычным. Пальцы нащупали выпуклость амулета, теплого на ощупь, как собственная кожа, и двинулись вокруг него.
Уж лучше чесотка, чем бог в голове!
– Неужели это дорога? – спросила Йофрид с таким удивлением, словно увидела лежащую на траве груду золота.
Торная колея степенно выворачивала из сосняка, пересекала поляну, к которой вышли путники, и направлялась на юг. В выбитых в земле канавах темнели лужи, оставшиеся от вчерашнего дождя.
– Она самая, – ответил Харальд, наклоняясь, чтобы лучше разглядеть отпечатки колес. – Или ты думаешь, что в этом мире только болотники и живут?
Опровергая это утверждение, около дороги возвышалась круглая ступенчатая пирамида высотой в сажень. В самой ее середке чернела довольно большая ниша.
– Куда пойдем? – поинтересовался отец. В последние дни он как-то сник, может быть из-за усталости, и руководство маленьким отрядом невольно перешло к Младшему.
– А никуда! – ответил тот. – В полусотне саженей на юг, если нос меня не обманывает, должен быть ручей! Остановимся на пару дней, передохнем. А то я грязный, точно свинья, а одежда вся в дырах, будто выпросил ее у нищего…
Два дня прошло с момента бегства от обитателей болота. Все это время путники, опасаясь погони, спешно пробирались на восток. Почти не спали, даже охотиться приходилось на ходу. К счастью, дичь была непуганая, подпускала человека близко. Тетерева и зайцы находили смерть от стрел Харальда, и что ни вечер путешественники ели жареное мясо.
Ручей оказался примерно там, где Харальд его унюхал. Неширокая полоска журчащей воды, прозрачной почти до невидимости. Серебряными каплями в хрустале сновали рыбы.
Пока спутники выбирали место для кострища, Харальд спустился к самому ручью, разделся по пояс.
Вода оказалась холодной настолько, что, когда плеснул на себя, захватило дух. Кряхтя и ежась от удовольствия, он смывал грязь, накопившуюся за время странствия по болоту, а по коже табунами бегали мелкие щекотливые мурашки.
Сполоснувшись, дал воде успокоиться и отыскал в ней свое отражение.
Немного похудел (еще бы, за несколько лет сытной сидячей жизни в храме отвык от путешествий, а тут такая дорога!), но глаза блестят довольно, а волосы выгорели так, что стали белее, чем у отца.
