Вокруг высились невероятно громадные деревья,-ствол и вдесятером не обхватить, многие с дуплами. Из них, отодвигая занавесы из шкур, выглядывали любопытные детские рожицы. Грязные, звероватые, не сразу и поймешь, что люди, а не детеныши какой-нибудь лесной нечисти.
– А родители твои где?.. Живы еще? – спросил Ивар у Лычко.
– Нету, – ответил тот. – Отца медведь задрал, когда мне и года не было, а мать упавшим деревом зашибло. После этого я и ушел.
– Эй, Дубовит, – седой гигант, названный Ясенем, остановился у одной из землянок, покрытой громадными бревнами, – выходи, без тебя не разобраться!
Со всех сторон сходились невры, только мужчины. Женщин и детей, как только стало ясно, что в селении чужаки, загнали в жилища. Все огромные, могучие, самый хилый из них легко разорвал бы Ивара пополам. Каменные топоры, рогатины с обожженными для твердости остриями – оружие простое, но в мощных, перевитых жилами руках оно смотрелось опаснее, чем острые мечи в обычных людских ладонях, более слабых и менее умелых.
Между собой переговаривались негромко, на чужаков смотрели с неприязнью, на Лычко с удивлением. Вскоре окружили тиверцев и викингов плотной, воняющей потом и шкурами толпой.
– Чего зовешь? – Дверь землянки отворилась, оттуда шибануло спертым воздухом, полным запахов дыма и гнили. В темном проеме показалась седая, взлохмаченная голова, а за ней выдвинулся исполинского роста старик. Даже Ясень был ниже его на голову. В руке старец сжимал громадный посох – слегка ошкуренный березовый ствол.
– Вот, Дубовит, – Ясень отступил на шаг, – Лычко вернулся, привел чужаков. Что с ними делать?
Старик, явно волхв, а может быть и сам вождь, окинул викингов взглядом прозрачных, словно речная вода, глаз. Лицо его избороздили морщины, а волосы грязно-белыми волнами падали на плечи. Но взор оставался острым, а спина – прямой. Такой, если надо, кабана завалит голыми руками.
– А ты, волхв… – с усилием промолвил Дубовит, мрачно воззрившись на Ингьяльда, лицо которого неожиданно покрылось мелкими капельками пота, – не пробуй на нас свои заклятия. Мы тоже кое-что умеем. Наше искусство старое… Если нынешнее хитрее, то наше – сильнее. Я-то твой коварный удар отражу, а вот отобьешь ли мой, которым можно дробить скалы?
Молодой эриль вздрогнул, отвел глаза.
– Буян, Овсень, – позвал дед. Сквозь толпу протискивались еще два старца, таких же огромных, мощных, похожих на бородатые скалы. В лесном племени если кто и доживал до старости, то только самый сильный, ловкий и умелый.
Сошлись втроем в кружок, принялись совещаться. Нерейд сделал шажок, пытаясь подслушать, даже уши вытянул, но под суровым взглядом Ясеня как-то потерялся, отступил.
– Его помнят старым самые древние невры, – сообщил Лычко. – Как он скажет, так и будет. Даже, главный охотник, – русич кивнул на Ясеня, – не пойдет против слова Дубовита.
Старики расступились, похожие на шагающие деревья, Дубовит выступил чуть вперед, кашлянул, прочищая горло.
– Мы решили, – сказал он с таким рокотом, точно в глотке у старого волхва вертелись жернова, – Лычко привел их сюда без злого умысла. Пусть идут себе дальше…
Со стороны тиверцев послышались вздохи облегчения, за спиной Ивара загомонили его воины. Сам конунг ощутил, как расслабилась закаменевшая в нервном ожидании спина.
Толпившиеся вокруг невры разочарованно загудели. кто-то зло сплюнул, другой помянул Ящера. Оно и понятно: в темном лесу развлечений мало, всякий хотел посмотреть, какого цвета кровь у чужаков.
– Благодарим за милость, – сказал Лычко, – но позвольте слово молвить!
Нерейд вытаращился на русича, явно хотел удержал его: «Стой, куда ты! Выпустили, и ладно!» На лице Ясеня мелькнуло удивление. Даже Ивар ощутил желание остановить нарывающегося на неприятности соратника.
Волхв, вознамерившийся уже спуститься в землянку, развернулся, буркнул недовольно:
– Говори.
– Я знаю, что вам нет дела ни до чего творящегося за границами Леса, – голос Лычко звучал твердо, хотя по напряженным плечам видно было, что он волнуется, – но сейчас все изменилось! С юга идет страшная угроза, эта коснется и вас! Если не вылезете из теплых жилищ, не поднимете зада от мягких шкур, то скоро враги ворвутся сюда!
– Это ты о чем? – хмыкнул Ясень, небрежно помахивая секирой. От его взмахов гудел воздух.
– Из Степи надвигается новый враг, – продолжил Лычко. – Беспощадный и многочисленный. Еще немного – и те, кто живет южнее вас, не выдержат и степняки придут сюда…
– Не дойдут, – лениво прогудел Дубовит, – Лес не пустит. А доберутся – мы их всех уложим под дерновое одеяло. Впервой, что ли… Помню, как этих, гиксосов, успокаивали, те все тоже хотели мир завоевать… Вот Ящер им обрадовался, должно быть!
– Новых врагов больше, чем звезд на небе и листьев на деревьях. – Русич продолжал настаивать, но слушали его без особого интереса. Невры зевали, переговаривались о чем-то. – Они пройдут и чугайстырей и мавок, не испугаются леших и упырей, а Лес вырубят на дрова!
– Это вряд ли! – Ясень угрожающе развел руки, огромный, свирепый. – Для этого им придется перебить нас всех.
– Поверь мне, они на это способны. – Лычко понизил голос, в нем звучала искренняя мука. – Если дойдут сюда. Если же вы выйдете из Леса, станете плечом к плечу с другими, кто отражает нашествие, то сможем остановить еще в Степи, не пустить дальше!
– Зря пытаешься выманить нас из Леса. – Дубовит посуровел, седые брови сошлись над длинным носом. – Нам все эти свары что драки между муравьями с разных куч. Если кто отважится на нас напасть, то
