или в киселе.
Громадные стволы падали с тоскливым треском, стук от топоров весело гулял по лесу, во все стороны летели щепки, срубленные ветки и громогласные проклятия, посвященные самым разным божествам и их родственникам.
– Во имя Тора, – шипел Нерейд, который схлопотал бревном по ноге, – да свалится его молот на голову всяким косоруким дурням!
– Сам такой! – отвечал Ингьяльд. – Ты что сказал?.. Отпускай!.. Я и отпустил, клянусь нужником Вальхаллы!
– Ты что, киселем этим уши забил? – Нерейд ярился, брызгал слюной, словно змея – ядом. – Я сказал: держи!.. Держи, понял?.. А ты отпустил!
Несмотря на разногласия, дело продвигалось. Бревна с плеском плюхались в кисельную жижу, весело брызгали липкие брызги.
– Ну рискнем. – Ивар первым вступил на колышущийся настил. Слышал, как за спиной переговариваются соратники.
– Интересно, а живет ли здесь рыба? – спросил Ингьяльд, который любопытством превзошел бы даже сороку.
– Если и живет, то жареная! – ответил Лычко и, судя по звуку, облизнулся. – Или копченая…
На другой стороне все же пришлось сделать несколько шагов по липкому киселю. Затем под подошвами зашелестела густая трава, о которую оказалось очень удобно вытирать сапоги.
Горы выставили впереди себя каменистые холмы, точно войско – передовой дозор. Викинги брели среди валунов самых разных форм и размеров, камни поменьше хрустели и перекатывались под ногами.
Дующий навстречу ветер был холоден, словно извергался из разверзшихся пастей инеистых великанов. По небу бежали облака, похожие на темно-синие подушки, сшитые неумелой хозяйкой.
– Не нравится мне здесь, – сказал Эйрик, оглядываясь. – Как могут тут жить кони?
– Не тут, а дальше, – поправил дотошный Ингьяльд.
– Утешайся тем, что тут еще не ступала нога викинга! – сказал Ивар. – Мы первые!
Ветер донес недовольный птичий крик, а за ним хлопанье крыльев.
– Ага, хоть кто-то тут обитает! – улыбнулся Нерейд, – И сдается мне, что его можно запросто съесть!
Хриплый клекот раздался вновь, и из-за валуна, похожего на ведро размером с сарай, вылетела птица. Широкие крылья суматошно колотили по воздуху, а покрытое яркими перьями тело окружал пламенный ореол.
– Ой! – сказал Харек растерянно, – Она горит!
– Жар-птица. – Ивар смотрел на птаху без особого удивления. Некогда видел такую в Фэйрилэнде, где Жар-птица промышляла мелким воровством в саду правителя фэйри.
Птаха приблизилась, по камням забегали оранжевые и желтые отблески, стало видно, что по крыльям скользят сполохи самого настоящего, живого огня. Птица была в два раза больше гуся, и каждое ее перышко горело пламенем: янтарным, рыжим или багровым. Глаза сияли, как два рубина, а когда летучая тварь распахнула клюв, блеснули мелкие острые зубы.
За переливами цвета на брюхе можно было наблюдать бесконечно: кроваво-красный сменялся оранжевым пламенем костра, мелькало фиолетовое, чтобы тут же уступить место желтизне солнечного света…
– Ух ты, как красиво…
Заскрипела натягиваемая тетива. Нерейд чуть качнулся на напружиненных ногах, тетива с легким хлопком сорвалась с его лука. Когда стрела ударила в блистающие перья и вонзилась в тело Жар-птицы почти на половину длины, раздался легкий треск.
– Вот и ужин. – Болтун тоже видел птаху во Фэйрилэнде, и в этот раз она вызвала у него лишь кулинарный интерес.
Кувыркаясь и теряя перья, Жар-птица с возмущенным клекотом рухнула на камни. Ивар с удивлением следил за тем, как покрывается трещинами и разваливается на куски валун, оказавшийся рядом с дергающимся телом.
– Не спешите! – крикнул он, когда молодые воины кинулись подобрать добычу. – Потом освежуем!.. Встаем на привал!..
Летучая тварь остывала медленно. Жар от нее исходил мощный, как от огромного костра. Викинги сидели рядом, грелись, даже ухитрились котелок поставить на бок птахи – вода вскипела мгновенно. По перьям пробегали багровые зарницы, создавая впечатление, что крылья птицы шевелятся в агонии, а сама она подрагивает.
– Утро вечера мудренее, – сказал Ивар, когда Нерейд, попытавшийся выдрать перо из хвоста, заработал красивый волдырь на пальце. Теперь рыжий викинг прыгал горным козлом и одновременно зверски ругался, – Добычу разделаем завтра.
К утру птица остыла и ничем не напоминала вчерашнее чудо – серые перья, блеклые глаза. Что-то вроде бесцветной курицы; только очень большой.
– Ты уверен, что ее мясо можно есть? – подозрительно осведомился Эйрик, склонившийся с ножом в руках над тушкой.
Ингьяльд, которому предназначался вопрос, задумчиво почесал башку. Его синие глаза затуманились.
– Можно, не сомневайся, – вместо эриля ответил Нерейд, – Мы чего только не ели… ящериц, жуков…
