Харугот почувствовал, как камень весом в тысячу унций рассыпался в песок прямо в полете…
Выстрелил еще один онагр, потом третий, и полетели стрелы, а также страшное оружие легионеров – метательные копья. Ученики, шедшие в средней колонне ари Форна, попробовали выставить колдовской щит из Тьмы, и даже продержали его некоторое время. А потом не выдержали напряжения, и один, судя по померкнувшему огоньку, потерял сознание.
«Пора, – решил консул, – сейчас я открою путь».
Он сосредоточился, вызывая образ Храма, что теперь находится внутри смертного тела. Ощутил, как кожа становится твердой, подобно каменным плитам, голова покрывается черепицей, руки обращаются столбами, а откуда-то из желудка поднимается струйка мертвящего холода…
Чернокрылые из сотни охраны Харугота увидели, что вокруг того закрутился, густея, туманный вихрь. Стоявшие ближе рассмотрели, что в нем мечутся крохотные искорки, похожие на алмазную крошку.
Кожа консула стала черной, будто ее намазали дегтем, темные с проседью волосы вздыбились.
– Хорошо… – прошептал он, с усилием поднимая руки и бросая вперед что-то незримое.
Все ученики Харугота, бывшие в этот момент в первых рядах и творившие свои чары, ощутили, что тела перестали им подчиняться. Кто успел испугаться, кто удивиться, но все потеряли сознание. Каждый на миг прикрыл глаза, а когда открыл, то через почерневшую радужку на мир смотрел правитель Безариона.
Он видел тридцать шесть картинок сразу.
Обычный человек, да и маг из геданов не выдержал бы такого напряжения и сошел с ума. Но тот, кто воплотил в себе Храм Тьмы и постиг давно забытые умения орданов, Старых народов, смог сохранить связность мышления. Пусть на несколько мгновений, но этого хватило.
Ученики повторили жест наставника, бросая что-то невидимое вперед, и там, где стоял частокол и чернел перед ним ров, ударили фонтаны из комьев земли. С чудовищным гулом зашатались намертво вколоченные бревна, поползла по ним гниль. В недрах рва зачавкало, и земная плоть начала смыкаться.
В лагере императора имелись маги, и они попытались сопротивляться, но это походило на попытку сдержать наводнение с помощью заборов. Волна Тьмы смела преграды и пошла дальше, вперед…
Вихрь около Харугота исчез, кожа побледнела, а сам он упал на одно колено.
Командир сотни охраны сделал шаг вперед и увидел, что из ушей консула течет кровь.
– Что с вами, мессен? Вам помочь? – спросил он.
– Нет… – Ответ прозвучал тихо, еле различимо. – Я сам справлюсь.
Чрево рвала такая боль, будто он сам резал себя тупым ножом, в голове что-то трещало. Тьма, как обычно, взимала плату болью, и Харугот терпел, понимая, что нет иного пути.
Что никто, кроме него, не сможет сделать Алион единым…
Затем боль ослабела, и он смог подняться на ноги. Вздохнул холодный воздух, вытер с лица кровь и огляделся.
– Очень хорошо, – сказал консул. – Очень хорошо…
Магический удар уничтожил ров, остатки сгнившего частокола упали на землю, и атакующие колонны ворвались в лагерь, даже не заметив препятствия. Боевые машины оказались захваченными, и теперь войско сошлось с войском, Чернокрылые – с гвардейцами Синей Луны, орки Шахияра – с выходцами из Западной степи, таристеры – с легионерами и ополченцами…
Вот только наступавшие были готовы к такому повороту дела, а оборонявшиеся – нет.
Битва больше напоминала бестолковую свалку. Доносились полные злости и страха вопли, лязг, грохот и ржание. Знамена над полками северян неспешно двигались вперед, показывая, что наступление продолжается, но войска императора и не думали бежать.
– Наш час, – сказал Харугот, подошел к своему жеребцу и забрался в седло.
– Вы хотите идти в бой? – недоверчиво спросил командир охранной сотни.
– Конечно, клянусь Великой Бездной. Если мы проиграем, то не имеет значения, выживу я или нет.
Консул знал, что солдаты любят такие жесты со стороны полководца, и понимал, что об этом его поступке вскоре будут знать все. А еще он надеялся, что Чернокрылые не заметили, как он пошатнулся, забираясь в седло.
Заклинание отняло силы, и в теле поселилась предательская слабость.
Медленно, шагом поехал вниз по склону холма, к дороге, туда, где в клубах пыли ворочались, точно два борца, сцепившиеся армии. За Харуготом последовали охранники-Чернокрылые и примерно полутысяча хирдеров резерва под командованием Тивална ари Сарфта, молодого таристера, чьи владения лежат на севере Золотого государства, около границы с Ланийской маркой.
Ари Сарфт нагнал консула, торопливо сказал:
– Мессен, позволь нам пойти в атаку впереди! Мы сметем всех, кто осмелится встать на нашем пути!
– Сейчас важна не сила удара, а его точность, – неспешно ответил Харугот. – Так что поведу вас я.
Он чувствовал, даже знал, что после магической атаки из трех дюжин учеников в живых осталось полтора десятка, и сознание сохранили лишь пятеро. Но находились они на переднем крае битвы, и правитель Безариона мог пользоваться их глазами и ушами, как своими.
Молодой таристер поморщился, но покорно кивнул и приотстал.
– Налево, – скомандовал Харугот, когда они достигли задних рядов сражающегося войска, и вытащил меч из ножен.
Тот показался неожиданно тяжелым.
– Шпоры! – гаркнул консул, переводя жеребца с шага на рысь, а затем посылая его в галоп.
Краем глаза увидел, что его нагнали двое Чернокрылых с обнаженными клинками. Пристроились рядом, чтобы при малейшей опасности кинуться на помощь, собственными телами прикрыть господина.
Но вступить в бой они не успели. Спереди и справа донеслись полные торжества вопли, и Харугот понял, что средняя колонна, ведомая ари Форном, смяла наконец ряды легионеров. Вслед за ней качнулись вперед правая и левая, и императорские войска стали отступать.
Консул придержал коня.
– Стоять! – зычно приказал он, повернулся к знаменосцу и добавил: – Размахивай кругами – три раза!
Этот сигнал давал командирам понять, что преследовать бегущих не нужно.
– Так это что, победа? – донесся из-за спины задорный голос ари Сарфта.
– Победа. Осталось только немного подождать, и она сама упадет мне в руки, – проговорил Харугот и с неудовольствием отметил, что уголок его рта дернулся.
Вернулся нервный тик, возникавший при усталости и раздражении, с которым не могла справиться никакая магия. И порой такая мелочь способна испортить удовольствие от блестящего успеха.
В императорском лагере истошно взвыли трубы, призывая войска к немедленному отходу.
Глава 2
Хозяева пустыни
Олен открыл глаза и едва не ослеп от ударившего по зрачкам оранжевого сияния. Попробовал пошевелиться и обнаружил, что все тело саднит, и малейшее движение причиняет боль.
А еще вызывает неприятный шелест.
Прищурившись, сумел разглядеть, что вокруг громоздятся настоящие горы песка и что сам он лежит на склоне одной из них. Понял, что это солнце льет с белесоватого неба испепеляющий жар, так похожий на тот, что некогда ощущал Рендалл в кошмарных снах-видениях…
– Клянусь Селитой, – просипел Олен, с трудом ворочая пересохшим языком. – Куда это нас занесло?
– Мяу, – ответили из-за спины.
В поле зрения появился Рыжий. Огромный кот-оцилан выглядел недовольным, уши были прижаты, хвост бил по бокам. По песку ухитрялся шагать так, словно вообще ничего не весил. Под мягкими подушечками лап не сдвигалась ни единая песчинка, не оставалось ни малейшего следа.
– И ты здесь? – Олен смог встать, пошевелил руками, проверяя, все ли в порядке. – А где Харальд?
Ледяной клинок находился на месте, на поясе, Сердце Пламени – на пальце. Руки и ноги двигались нормально, ничего не было сломано. Боль шла от лица и рук, что успели обгореть на солнце. Свирепо ныли
