На них никто не обращал внимания.
Ларин фа-Тарин в очередной раз поднял голову, когда небо и землю сотряс мягкий, но невероятно сильный удар. Заржали обезумевшие скакуны, стены брошенного города пошли трещинами. Облака шарахнулись в стороны, как испуганные окуни от щуки, и на фоне горизонта нарисовался силуэт исполинского волка, в пасти которого полыхало алое пламя.
Азевр, Ревущий, Волк Бездны явился к месту битвы.
Тысячник сразу понял, что это не призрачный облик, вроде того, что он видел над Стритоном.
– О нет… – прошептал он. – Неужели они выступили сами? – И закричал во всю глотку: – Молитесь, братья! Рвите сердце! Иначе мы все останемся здесь, и счастье, если только мертвыми!
Бывший глава ячейки, обладающий некоторыми колдовскими способностями, он ощутил разлившееся вокруг напряжение. Воздух стал холодным и колючим, точно наст, земля закачалась, по небосводу побежали тонкие трещины.
Отважившись на Нисхождение, Азевр рисковал разбить Алион, как выросший птенец – яйцо.
Чудовищный волк, лапы которого были что крепостные башни, а в пасти убрался бы большой корабль, сделал шаг. Щелкнул зубами на атаковавшее его чудовище, и одним движением перегрыз пополам. Куски погибшей твари, напоминавшей льва с крыльями летучей мыши, шлепнулись в лесу, и к небу поднялись фонтаны зеленого дыма.
Оттуда, где находился Господин, донесся крик боли, за ним еще один, и Тринадцатый встал во весь божественный рост. Плеснул на ветру белый плащ с вышитым созвездием Молота, полыхнули алые глаза.
– Ты отважился прийти сам, мохнатый урод? – прогремел он. – Иди сюда, и я оторву тебе хвост!
Волк перешагнул городскую стену, как невысокий заборчик, и фа-Тарин увидел, как лапа огромного хищника с белыми когтями глубоко ушла в землю под немыслимой тяжестью.
Тринадцатый бросился на Азевра, схватил за морду обеими руками, и фигуры богов потеряли четкость. Расплылись в две обвившие друг друга спирали, серо-алую и багровую. Из них в стороны стали бить молнии, одна свалила дракона подобно тому, как удар веника сшибает муху.
– Верую в того, кто стал Явным! – орал фа-Тарин вместе с остальными, и голоса их звучали сильно и слаженно, единым могучим хором. Трусов и неверующих не было в войске Господина. – Верую в того, кто даровал нам жизнь новую! Верую в того, кто не погнушался снизойти до смертных!
Тринадцатый и Азевр обменивались могучими ударами, город продолжал разрушаться, обваливались все новые здания. Землю трясло беспрерывно, точно к сошедшимся в поединке снизу подкрадывался Аркуд. Солнце, казалось, прыгало обезумевшим котенком.
Фа-Тарин поймал себя на мысли, что ждет того момента, когда оно наконец свалится.
– Ты должен одолеть, должен… – прошептал он в момент, когда серо-алая спираль наклонилась, и из нее повалил дым.
Упало еще одно чудовище, опаленное, жуткое, сокрушило несколько обозных телег и замело грудой обугленной плоти. Но на это никто не обратил внимания, все до единого воины Господина смотрели туда, где бились боги.
Серо-алая спираль вновь сгустилась в фигуру исполинского волка, и стала видна огромная дыра в его боку. Азевр зарычал, но в рыке его прозвучали боль и недоумение, а не ярость.
– Вали прочь, шавка! – крикнул Тринадцатый, опять принявший облик большого гоблина. – Сгинь!
И Азевр, непобедимый боец, с хриплым ревом исчез.
Какая-то сила вздернула фа-Тарина в воздух, принялась бросать вверх и вниз, и лишь через некоторое время он понял, что вместе со всем войском прыгает и радостно вопит:
– Победа! Ура!
В том, что Господин легко разгонит драконов, они не сомневались…
И были правы.
Когда Саттия закатила глаза и мягко упала на мостовую, Олен вяло и отстраненно подумал о том, что должен броситься к ней. Но изнуренное усталостью тело откликнулось не сразу, и первым к упавшей девушке успел тар-Готиан.
– Жива, – сказал он, взяв Саттию за запястье. – Дышит. Это просто обморок.
– Так и не могу поверить, что мы убили Харугота, да… – проговорил Бенеш, бледный, с темными мешками под глазами и трясущимися руками. – Но дыра в плоти мира закрыта, путь Тьме запечатан…
«Харугота нет, – подумал Рендалл. – Тот, кто погубил моих родителей и присвоил империю, сгинул».
Олен мог прокричать эти слова, мог написать их на стене, но они все равно оставались только звуками и символами, мало стыкующимися с реальностью. Поверить в то, что враг, досаждавший ему последний год, мертв, не удавалось. Казалось, что сейчас он появится из-за угла и…
Чтобы отогнать наваждение, Рендалл потряс головой. А затем вместе с остальными подошел к Саттии. Бенеш нагнулся, осторожно прикоснулся к руке девушки и растерянно вздохнул.
– Что с ней? – спросил Харальд.
Донеслось раздраженное мяуканье, и из Ножевого переулка на площадь выскочил Рыжий. Нервно дернул хвостом и побежал к Олену, всем видом выражая разочарование. Оцилан упустил битву, не успел к ее началу, а затем не смог прорваться туда, где шла схватка, и был этим недоволен.
– Она была Хранительницей Тьмы… – сказал молодой маг. – Той Тьмы, что проникла в Алион… и обладала ее силой, но сейчас этой Тьмы нет, да. И она потеряла… умения, ну, способности Хранителя, когда погиб Харугот. И поэтому немного лишилась сознания.
– Немного, клянусь Селитой? – проворчал Олен, чувствуя, как душевное опустошение сменяется тревогой.
Несмотря ни на что, равнодушно относиться к Саттии он не мог.
– Есть… была угроза, что она не переживет такого… э, потрясения. Но все обошлось.
Девушка вздрогнула и открыла глаза. И Рендалл понял, что из них исчезла тень, поселившаяся там после обряда в хижине на острове Тенос. Пропала жуткая тяжесть древнего знания, накопленного веками опыта, который дико было видеть в зрачках совсем молодой девушки.
Саттия глядела так же, как и в момент их знакомства – дерзко, насмешливо, хотя и немного растерянно.
– Кто? – спросила она.
– Что «кто»? – несколько опешил тар-Готиан.
– Кто та девушка? – Требовательный взгляд подобно обвиняющему пальцу уткнулся в Олена, и тот понял, что готов скорее провалиться сквозь землю, чем отвечать на этот простой вопрос.
– Она, ну… еще не совсем пришла в себя, да, – спас положение Бенеш. – Возможен бред…
– Пусть полежит, – предложил Харальд. – Ты, эльф, присмотри за ней, а мы пока поглядим, что тут да как.
Ни у кого из мужчин этот план возражений не вызвал, а слабых протестов Саттии никто слушать не стал. Олен, Харальд и Бенеш пошли к северо-восточному углу площади, где стояли ученики Харугота, и где погиб Гундихар. За ними с мрачным видом потащился Рыжий.
Тела, что находились рядом с умиравшим консулом, сгорели дотла, в том числе и Хельга. Лежавшие дальше обуглились, труп коня хозяина Безариона был изуродован.
– Смотри, там их целая груда, – сказал Харальд, показывая туда, где мертвецы в клочьях бурых балахонов лежали друг на друге, точно кто-то пытался сложить их штабелем, но не успел довести работу до конца.
Олен молча подошел и, отбросив прочь брезгливость, отодвинул одно из тел в сторону. Затем соседнее, и обрадованно вскрикнул, разглядев кончик верхней секции «годморгона», блестящий, без малейших следов сажи.
– Гундихар, да… – пробормотал Бенеш, и втроем они освободили гнома.
Смуглый бородач сжимал в руке боевой цеп, на лице его застыло выражение бесшабашной ярости.
– Мертв, – сказал Рендалл, проглатывая вставший в горле комок. – Он погиб… а я до последнего надеялся. Он казался таким… несокрушимым, как будто не умрет никогда.
– Все умрем, – очень серьезно ответил Харальд. – Даже я. Я недолго знал этого парня, но уверен, что
