смешной конструкции гильотины.
– Борис Витальевич, мне трудно будет улыбаться, пока вы думаете обо мне не зная что. Понимаете, я Вадиму очень обязана и не могла ему отказать. Тем более что вы собирались обвинить в убийстве мою лучшую подругу. Меня тоже года полтора назад двое из наркополиции чуть было не упрятали в тюрьму. Спасибо, выручил Вадим. А то бы…
Спотыкаясь, с пятого на десятое, она торопливо рассказала историю того, как ее подставила какая-то особа, а потом двое милицейских офицеров нашли у нее пакет с героином. Выслушав Майю, Борис сокрушенно констатировал:
– Наивная ты душа! Развел тебя твой Вадя как последнюю лохушку. Я тебе гарантирую, что вся эта история была им же самим инспирирована от начала и до конца. Когда он тебя «спас», ты же ему наверняка сказала что-нибудь типа – «останься со мной»? Во-о-о-т! Этого-то он и добивался. А насчет Алины мне пока еще многое неясно, но я сейчас уже почти уверен, что Хухминского убил именно Ежонов. Так что ее я пока не имею каких-либо оснований считать убийцей своего папаши. И последнее. Зла я на тебя не держу. Этого достаточно? Тогда вернемся к тому, на чем остановились. Итак, ты – безмятежно счастлива, что соответствующим образом отражается на твоем лице… Ага, уже лучше. А вот и Вася!
Василий приближался с букетом роз, настороженно глядя на Майю, словно видел ее впервые. Примерно так же на него смотрела и она. Как понял Борис, его внешний вид на девушку тоже произвел впечатление весьма серьезное и благоприятное.
– Вася, Вася, чего топчешься? – махнул он рукой. – Ты цветы кому принес? Ну не мне же! Так вручай… Майя, ты ведь на свидании с любимым парнем! Ну, что это? Цветы взяла и все?
Смущенно улыбнувшись, девушка быстро поцеловала Василия в щеку.
– Не верю! О Станиславском слышали? Не ве-рю! – Борис рубанул кулаком. – Мне некогда вас уговаривать и учить общению. У вас осталось не более пятнадцати минут. Если вы не сыграете знойную встречу двух влюбленных, вся моя работа – коту под хвост. Вы это поняли?
Он усадил Васю и Майю за столик и, подозвав официантку, сам сделал заказ. Через пару минут появились бутылка шампанского, сладости и фрукты. Откупорив бутылку, Петрухин налил им полные до краев фужеры.
– Ну-ка, осушили! – скомандовал он. – А теперь – «любовь-морковь», и чтобы я поверил.
На сей раз и в самом деле Вася и Майя изобразили поцелуй настоящей влюбленной парочки.
– Значит, так, – посмотрев на часы, объявил Петрухин. – Пейте вино, кушайте сладости и периодически тренируйтесь. А уж когда подъедет машина – выдадите все, на что способны. Чтобы аж губы трещали!
…Ежонов, оказавшись в камере, до самого утра так ни разу и не уснул. Хотя ему, как явному авторитету, уступили на нарах чуть ли не самое лучшее место. Бессонница его обуяла не только потому, что он нежданно-негаданно загремел в СИЗО. Его глодали сомнения и по поводу Барона. Узнав, что у одного из сокамерников есть сотовый, как авторитетный «сиделец», он получил мобилу без каких-либо просьб и уговоров. Вадим по памяти набрал номер Барона и через некоторое время услышал хорошо знакомое барственное:
– Да?..
Доложив Барону о провале операции, он сообщил также и о том, что опер, как видно, не такой уж твердокаменный, поскольку известие о видео с компроматом его явно встревожило, и он готов к переговорам. Еж ожидал, что Барон тут же проникнется услышанным и сообщит, как скоро пришлет в СИЗО орду адвокатов, чтобы вытащить его на свободу. Но Барон лишь пообещал подумать, как ему помочь, и посоветовал держать язык за зубами. При этом в трубке явственно слышался шум автомобильного двигателя. Это означало, что он куда-то едет. Но куда? И с кем? Об этом Вадим спросить не решился, однако на душе остался крайне неприятный осадок.
А рано утром, вскоре после завтрака, его взяли «в работу» сразу двое молодых оперов. Их он видел еще на острове и вчера в Кузнецовке. Там лейтенанты ему показались зелеными профанами, несерьезными и неопытными. Но здесь, в СИЗО, Еж понял – недооценил он их, и даже очень. Перекрестный допрос, жесткий и грамотно организованный, парни вели профессионально и четко. Измотанный бесконечными уточнениями и выяснениями, уже в девятом часу он с облегчением услышал, что сейчас его повезут в Кузнецовку для уточнения некоторых обстоятельств на месте задержания.
Загрузившись в «обезьянник на колесах», Вадим уныло смотрел в зарешеченное окошко «уазика» с мигалками и размышлял о превратностях судьбы. Впереди в кабину сели лейтенанты, вооруженные автоматами, с ними видеооператор, и машина помчалась по городу. Вырулив на улицу, которая шла в ту сторону, где за городом начиналась дорога на Кузнецовку, «уазик» внезапно метнулся к обочине, и его шофер, молоденький сержант, сообщил:
– Одну секунду! Я за сигаретами!
После чего помчался бегом к бару летнего кафе.
Глядя ему вслед через запыленное стекло, Вадим с тоской взирал на беззаботно прогуливающихся или куда-то спешащих по своим делам людей. Потом он взглянул на сидящих в летнем кафе и внезапно увидел такое, отчего у него внутри все сразу сжалось в комок, даже потемнело в глазах: за одним из ближних столиков, радостная и улыбчивая, сидела Майя с тем самым Васей, которого она якобы «не переносила на дух». И они не просто сидели, они целовались, говоря друг другу какие-то нежности… Это потрясло Ежонова до самого «донышка». Он очумело глядел на эту мгновенно ставшую ему ненавистной идиллию и в какой-то момент, не выдержав подобной душевной пытки, начал яростно биться в своей металлической каморке, отчего «уазик» закачался как на волнах.
Прохожие удивленно посматривали на машину, из которой доносились громкий стук и отчаянные вопли, но милиционеры как будто совершенно ничего не замечали и не слышали. Ежонова колотила нервная лихорадка от ощущения того, что все, все, все – без остатка – его продали и предали. Даже эта Майка, телка дешевая, и то предпочла ему другого! Тюрьмы он не боялся уже потому, что знал – он величина особая. Он был уверен, что, если даже его посадят, на свободе останется та, которая будет его ждать, орошая его фотографию слезами и терпеливо отмечая в календаре каждый прожитый день, молясь за его скорейшее освобождение… И вот – кошмарная реальность! Он унижен и уничтожен…
– Эй, мужики! Мужики! Везите меня к Петрухину! Все распишу, без остатка! Все! На «чистуху» подписываюсь! – наконец заорал он, колотя в перегородку, отделяющую его от оперов.
Те озадаченно переглянулись, и один из них, махнув ему рукой, громко переспросил:
– Точно идешь на «чистуху»? Ладно, сейчас созвонюсь с Борисом Витальевичем.
Он набрал номер Петрухина и нарочито громко сообщил:
– Борис Витальевич, мы еще в городе. Тут вот Ежонов собирается чистосердечное написать. Нам что, ехать назад? То есть в Кузнецовку не надо? Понял! Ну, ладно, едем назад в СИЗО, – оглянувшись, объявил он Вадиму.
Машина развернулась и помчалась в обратную сторону. Ее подневольный пассажир так и не догадался, что все им увиденное и услышанное было отменно срежиссированным спектаклем. Впрочем… Почему только спектаклем? Двое за крайним столиком кафе, увлеченные общением, даже не заметили того, что машина с мигалками исчезла за поворотом и разыгрывать влюбленных им теперь уже совсем необязательно…
«В мире царит строгая иерархия возможностей и взаимоотношений. Есть те, у кого возможности ограниченные, есть те, у кого они безграничны. Отсюда и особая градация взаимоотношений. Тот, кто относится к элите, волен поступать по отношению к быдлу так, как считает нужным. И, напротив, маргиналы с ограниченными возможностями вольны поступать лишь в тех пределах, насколько им позволит элита. Все же это логически предопределено, что рулить жизнью и получать от нее по максимуму могут только особо избранные личности…»
Примерно такие философические мысли одолевали поздней ночью на пустынном берегу олигарха местного значения Аркадия Хухминского. Неспешно покуривая в беседке, он глядел на отблескивающую в свете звезд зыбкую гладь Волги. В лицо дул приятный, прохладный ветерок, располагая к неспешному отдыху и приятельской беседе. Но здесь, в этой беседке, ничего подобного сегодня не намечалось. Этой ночью Аркадий решил здесь попробовать новых, еще не испытанных им ощущений.
Сколько раз в этих местах он уже побывал? И не сосчитать. Этот остров он знал как свои пять пальцев. Да и денег в него всадил бессчетно. Поэтому фактически Золотой Камень стал как бы его собственным. Да, он потратился. Зато теперь это – территория элитного отдыха, привлекающая крупных людей даже из обеих
