очень невозможные пируэты — высший пилотаж! Александр Михайлович считался лучшим, хоть и самым лихим, машинистом на шахте.
Вот и сейчас он не сбавил скорость, взлетев на верхний этаж, развернулся где-то чуть ли не на потолке и со свистом ринулся вниз, чтобы вернуться опять на свой горизонт, только уже далеко в стороне, у самых дальних забоев, до которых добирался бы обычным путем не меньше часа. А тут минуты! Состав почти падал, проваливаясь в бездну.
Из темного тоннеля состав выскочил в огромный сверкающий зал. Казалось, тысячи хрустальных люстр зажглись на стенах, на высоком потолке и даже на полу. Эту пещеру создала природа. Миллионы лет выращивала она в подземной пустоте прозрачные кристаллы кварца — горный хрусталь. Тесно прижавшиеся друг к другу граненые стеклянные столбики и столбы собирали свет электрических прожекторов, отражали его тысячекратным солнышком.
Черёмухин всегда останавливался в этом зале. Здесь он когда-то сражался с семиглавым Змеем. Александр Михайлович вышел из электровоза. Воздух в пещере был иной, чем в закрытой кабине, где работал кондиционер, настроенный на запах леса после июньского дождя. В кварцевом зале пахло сухим электричеством и чем-то медицинским. Александр Михайлович знал, что врачи города Черёмухова устраивают здесь подземный солярий для горняков, чтобы те могли в перерывах загорать, не поднимаясь на поверхность. Говорят, такой загар — лечебный. Машинист подставил лицо целительным лучам, но запах горячего кварца ему все-таки не нравился, может быть, напоминал детскую поликлинику, в которую когда-то ой как не хотелось заходить… Александр Михайлович поёжился, вспомнив, как он умолял медицинскую комиссию допустить его на электровоз. Суровые медики не хотели признать его абсолютно здоровым из-за сломанного в битве с Семиглавом зуба…
Уже сидя в кабине, Александр Михайлович построгал языком пробоину в зубном ряду и огорченно поцокал: ай-я-яй, все никак не соберусь вживить новый зуб, а врачи на ежемесячных профилактических осмотрах каждый раз придираются к этому…
Он не успел еще включить мотор, когда по хрустальному залу заметалось, будто летучая мышь, тревожное эхо.
— Ой!-Ой!-Ой!-Ой! Е!-Е!-Е!-Е!
Черёмухин понял, что кто-то кричит: «Постойте!» — и выскочил из электровоза. От дальнего конца пещеры к нему бежал, скользя на гладких гранях кристаллов, толстенький человек в очках. У самого рельса он смешно замахал руками, готовясь окончательно поскользнуться и упасть, но Черёмухин подхватил его на руки и вежливо засунул в кабину. В июньском последождевом лесу толстячок отдышался.
— Чальников, — представился он. — Николай Алексеевич. Из городского медицинского отдела.
— Привет, Начальников! — весело улыбнулся машинист. — Что, не узнал?
Толстячок сорвал запотевшие очки и удивленно заморгал.
— Шурка!
Одноклассники похлопали друг друга по плечам. Когда вентилятор утащил остатки пылевого облака, поднявшегося над медицинским костюмом, взрослый Шурка поинтересовался:
— Как же ты сюда попал?
— Мы тут с комиссией… — замялся Николай. — А я отстал немножко… — Он старательно запихивал в карман большой кусок отколотого кристалла.
— Так-так, — усмехнулся Черёмухин. — Значит, отстал… Пойди-ка, друг, хрусталь на место приложи. Вот, клеем смажешь.
Когда смущенный Чальников вернулся к электровозу, Александр Михайлович примирительно сказал:
— Зайдешь ко мне домой, и я тебе такой же подарю. Только из другой пещеры. А здесь ничего трогать нельзя — заповедник. Красоту, брат, должен беречь каждый, а не одни сторожа.
Он снял со второго кресла «граммофон» и усадил одноклассника. Состав побежал, втягиваясь в черное отверстие тоннеля. В кабине вспыхнул свет. Машинист повернул рычажок, убавляя яркость и переводя цвет с белого на зеленоватый.
— Пусть глаза отдохнут. — Он развернул свое кресло к другу. — А тебя, Чальников, уже потеряли. Я связался по рации с дежурным постом на выходе с горизонта. Сидит твоя комиссия рядком и вспоминает, где могли тебя обронить… А без твоего гостевого жетончика их не выпускают на-гора… Ну ладно, не красней. Я договорился, что сам вывезу тебя на поверхность. Так что твои сотрудники, наверно, уже обнимаются с родными столами. А тебе придется теперь совершить небольшую экскурсию.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Вода, огонь и стальные трубы. Двадцать первый век
Серебристая цепь вагонеток (они были отштампованы из наилучшего дюраля) бежала в сумраке узкого штрека. Впереди показался необычный знак: предупреждающий оранжевый треугольник пересекали синие волны. Черёмухин покосился на соседа, озорно прищурился и… ничего не сказал. Состав, не сбавляя хода, подлетел к большому, длинному бассейну, заполненному водой.
— Тормози! — всполошился Чальников и захлопал ладонями перед собой, пытаясь найти спасительную кнопку. Шурка крутанул его кресло от пульта. Тяжелые волны сомкнулись над крышей электровоза.
Одну… две… три долгих, томительных секунды рассекал состав темную воду. Сверкнула молния над головой. Машинист поспешно нажал кнопку. На стеклянную сферу наползли черные светофильтры. Но не настала ночь. В забое, куда вынырнул из бассейна состав, было светло, как внутри электролампочки. Резко шипела огненная струя, вонзаясь в каменную стену. Больше ничего нельзя было разглядеть.
— Плазменный резак! — прокричал Черёмухин на ухо пассажиру (между прочим, он нарочно не выключил внешний микрофон). — Здесь будем загружаться!
Машинист защелкал рычажками на панели передатчика. Огненное копье втянулось в черный раструб. В свете прожектора проявились очертания приземистой машины. Подчиняясь командам, поступающим с электровоза, она зашевелилась, опустила к земле широкий ковш и, вгрызаясь в груду руды, отрезанной пламенем, принялась деловито кидать через себя боксит в подставленные вагоны.
— Дистанционное управление, — пояснил Александр Михайлович. — Мы приехали и задали ей новую программу. Точно так же может ею управлять и диспетчер с поверхности.
Николай потянулся к форточке, чтобы открыть, посмотреть.
— Куда?! — машинист перехватил его руку. — Там же нечем дышать! В забое инертный газ…
— Откуда в забое газ? — Николай растерянно смотрел из-за очков.
— Тьфу ты! — Черёмухин стукнул себя ладонью по лбу. — Совсем забыл, что везу постороннего, гостя. Все никак мы не приспособим наш рудник для экскурсантов!
Он придвинул пассажирское кресло к ветровому стеклу и принялся объяснять.
— Гляди! В этом забое мы не взрываем стены, а режем их очень горячей струей огня. Как кислородной горелкой раньше разрезали металлолом. Но в здешних бокситах наметались такие посторонние элементы, которые, испаряясь при сильном нагреве, образуют взрывоопасный газ. Чтобы не дать ему полыхнуть, накачали в забой инертные смеси — вытеснили отсюда весь воздух и кислород. А чтобы инертные газы не растекались по всей шахте, устроили самые простые, самые экономичные шлюзовые камеры — водяные затворы. Представь себе банку, опрокинутую кверху дном в миску с водой. Ни одна молекула воздуха не попадет в эту банку, и ни одна не вылетит из нее наружу. А какой-нибудь умный и ловкий жучок может легко проникнуть в банку, поднырнув под ее края. Именно это мы с тобой и сделали: пронырнули сквозь бассейн, одна половина которого находится снаружи, а вторая — внутри забоя.
— Хитро! — восхитился гость.
— Тебе повезло, — помрачнел хозяин, — что ты со мной сюда попал. Не каждому дается допуск в такие места. А скоро и совсем здесь перейдут на сплошную автоматику. Не то что нога — взгляд
