Александр Казанцев
ОБЫЧНЫЙ РЕЙС
(ПОЛЯРНЫЕ НОВЕЛЛЫ)
ПОМОЩЬ
Усть-Камень — маленький рыбачий поселок. Несколько бревенчатых домиков на пологом берегу широкой, словно разлившейся в половодье реки. За домами — островерхие ненецкие чумы. Около чумов нарты в оленьих упряжках. В каждой по шесть оленей веером. Дальше тундра — зеленый обманчивый ковер. Если ступишь — хлюпает вода.
Прежде по тундре ездили только на нартах. Зимой в упряжке четыре оленя — по снегу ехать легче, так объяснил мне мой попутчик, с которым мы прилетели сюда на сухопутном самолете.
Когда мы приземлились, он пошел за новостями к начальнику аэропорта. Летающая лодка, возвращаясь с ледовой разведки, должна была зайти в Усть-Камень и захватить нас на остров Дикий.
Издалека донесся шум мотора.
Через тундру шел крытый вездеход. Он медленно взбирался на пологий холм, потом опустился в низину. Вездеход был похож на крохотный катерок, плывущий в мертвую зыбь по зеленому морю. Вот он снова появился на гребне.
Машина приблизилась к оленьим упряжкам. Теперь было видно, как врезались колеса в сочный травянистый покров. Гусеницы оставляли за собой широкий мокрый след.
Олени к урчащему чудищу относились спокойно: как видно, привыкли.
Около крайнего домика вездеход остановился.
Первым сошел юноша и куда-то скрылся. У машины, подняв капот и то и дело заглядывая в мотор, возился плотный мужчина в комбинезоне и мятой кожаной фуражке. Он что-то мурлыкал себе в усы.
— Кузьма Андреевич! Поезжайте заправиться в аэропорт, потом вернетесь за мной сюда! — неожиданно услышал я знакомый женский голос.
На крыльце рыбачьего домика стояла женщина. Даже в ватной куртке и штанах она была стройной. Я сразу узнал ее.
Вспомнился фронт и группа военных топографов, повстречавшаяся мне близ Петсамо.
Галина Николаевна тоже узнала меня:
— Вы?! Откуда? Куда?
— Что здесь делает топограф? — спрашивал я, пожимая протянутую руку и вглядываясь в красивое лицо с мягко очерченным подбородком и строгими серыми глазами, под которыми появились морщинки.
— Теперь я геолог, — отвечала Галина Николаевна.
— А где муж?
— Убит… там же… вскоре после вашего отъезда, — сказала Галя и отвернулась.
Механик с грохотом закрыл капот. Он смотрел на меня укоризненно.
— Куда же вы? — уже спокойно спросила Галя, снова поворачиваясь ко мне.
Я рассказал, что лечу на остров Дикий, чтобы сесть там на корабль, который доставит меня на 'Георгия Седова'.
— Я буду на «Седове» до конца навигации, побываю на многих островах, даже самых северных.
Галя оживилась.
— Какая удачная встреча! Непременно передайте привет одному радисту Ване. Он раньше работал со мной в тундре. Потом решил уйти на острова. На самые северные…
Мы сидели с Галей на косых деревянных ступеньках и смотрели на разгоравшуюся оранжевую зарю.
Я расспрашивал и слушал Галю, поглядывая на ее тонкий профиль, ватник, резиновые сапоги.
Она рассказала мне о своем первом самостоятельном рейсе в качестве начальника геологоразведочной группы.
Вездеход шел через тундру. Далеко впереди, справа от машины, бежала длинная тень от крытого кузова. Обгоняя вездеход, она заползала на пологую гряду и, переваливая через нее, растворялась в темном пятне за бугром.
Галя сидела рядом с водителем-механиком Добровым.
Добров не скрывал своих мыслей: 'Отдали под начальство!.. Дожил, доработался, заслужил механик, товарищ Добров!.. Теперь тебя будут учить, как ездить по тундре!.. А потом и горшки в печь будешь ставить…'
Галина Николаевна действительно объявила, что готовить обед будут все по очереди. Пришлось готовить и Доброву. Выполнял приказание он молча, ни на кого не глядя, словно ему было совестно.
Усевшись в кабине, Галя сказала механику:
— Я буду, Кузьма Андреевич, давать вам только общее направление по компасу, а как проехать по тундре, вы лучше меня знаете.
Добров тогда бросил на начальника быстрый взгляд. Шли против солнца, и приходилось щуриться.
'Вот оно как! Значит, все-таки понимают, что такое водитель-механик!'
Третьим членом группы был Ваня-радист. Для него-то, как и для Гали, этот рейс тоже был первым серьезным испытанием. В отличие от Доброва Ваня сразу же признал начальство. Пожалуй, даже отнесся к нему слишком внимательно. Невысокий, с веснушчатым лицом, с едва пробивающимся пушком на подбородке, он старался окружить Галину Николаевну заботой, предложил даже готовить вместо нее и искренне обиделся, когда Галя не захотела об этом и слышать.
Все же ей не удалось избежать его мелких услуг. Ваня открывал банки консервов, прежде чем Галя успевала об этом подумать. Ее спальный мешок оказывался развернутым раньше, чем они останавливались на привал.
Однажды Ваня прочел Галине Николаевне стихи о богине Диане. Диана, обгоняя оленей, носилась по тундре в поисках чудесных кладов, которые она видела на сотни метров под землей.
Галя спросила Ваню, видел ли он когда-нибудь статую богини Дианы. Тот признался, что нет. Потом Галя сказала Ване, что у нее был сын, который мог бы быть почти ровесником Вани. На самом деле у Галины Николаевны детей никогда не было, и уж, во всяком случае, не могло быть взрослого сына.
Эти слова произвели на Ваню огромное впечатление, тем более что были сказаны в тот день, когда рация группы выбыла из строя.
Забыв обо всем на свете, Ваня тщетно пытался наладить аппаратуру: что-то разбирал и собирал, перепаивая провода, вертел ручки…
Механик Добров ворчал:
— В Арктике каждый должен уметь при случае заменить другого. А у нас что? Только стряпать и можем по очереди.
— Это верно, — глядя прямо в глаза Доброву, сказала Галя. — Вы непременно должны научить меня водить машину, я вас буду учить геологии. А радиотехнике будем учиться вместе.
Добров покрутил усы и ничего не ответил.
— Так что, Галина Николаевна, — сказал он на следующий день, — рация накрылась. Надо нам поворачивать домой.
Галя нахмурилась.
— Мы еще не выполнили задание. Вы говорите, нас потеряют на базе? Последние дни рация работала с перебоями. На базе поймут, что она вышла из строя, а мы продолжаем выполнять задание. Так и будет.
Добров пожал плечами. Но решение начальника ему понравилось.
Чувствуя себя неравноправным членом группы, Ваня был в таком отчаянии от своего бессилия, что Галя стала обращаться с ним ласковее. Поручала ему собирать образцы пород в тех местах, где они останавливались.
Уже два месяца колесила геологическая группа по тундре, лишь изредка встречая оленьи стада и оленеводов, перекочевывавших ближе к морю, дальше от гнуса, летевшего из тайги.
Находки, сделанные группой в последние дни, требовали широкого фронта работ. Может быть, удастся начать работы еще до снега. Будь у нее радио, Галя вызвала бы усиленный отряд с нужным оборудованием; теперь приходилось самой спешить на базу.
Солнце низко висело над горизонтом. Длинная тень вездехода, забегая вперед, словно нащупывала дорогу.
Галя думала о маме, о Хибинах, о рыбачьем поселке, в котором родилась.
Говорят, когда на это место впервые пришли геологи, там не было ничего, кроме тундры и гор. А потом вырос замечательный город.
Геологи показались тогда Гале людьми, прокладывающими путь в «завтра». Она решила стать геологом. В войну пошла защищать родные места. Потом, уже геологом, пришла сюда, в северные пустыни, где тоже вырастут когда-нибудь города.
Было трудно… Хорошо, что выросла на Севере, хорошо, что мать воспитала в труде: это во многом помогло.
Кузов мерно раскачивался, наклоняясь на буграх. Галя то прижималась к дверце, то приваливалась к плечу Кузьмы Андреевича.
Он с заботой поглядывал на начальника. В уголках губ усталые складки. Что-то ей снится? Может быть, видит во сне асфальтовое шоссе, про которое недавно говорила Доброву, видит заводы и города, что вырастут здесь, подле их находок?
Как она обрадовалась, когда осмотрела последнюю вырытую ими яму!
Кузьма Андреевич спрыгнул тогда к ней вниз. Галя рассказывала ему, он слушал, не все понимая… Эх, непременно будет он учиться на геолога! Сорок лет не так уж много. А то что он механик, так это только на пользу будет. В Арктике люди непременно должны друг друга заменять. Вот Ваня, он еще зеленый, а помочь сейчас некому…
