Дугиным, была выполнена. Теперь в действие должны были вступить другие силы...
Возле питомника дворцовой усадьбы царило бестолковое оживление, как всегда бывает на съемках. Дел хватало всем. А потому никто особо и не пялился по сторонам. Дрессировщики уже ввели в загон бойцовых псов – питбулей, и разогревали их, держа на коротких поводках. Воздух полнился лаем, повизгиванием. Исполнители главных ролей уже сидели на скамейке, рядом с ними расположилась массовка из работников усадьбы, одетых в дорогие вечерние костюмы и платья. Режиссер давал последние наставления оператору.
– Постарайся снять одним планом. Одним движением. Объедини драку собак и взгляды героев.
Смотритель псарни не сводил своих раскосых глаз с находящихся в загоне беснующихся собак. А вот Ларин то и дело косился через плечо на близлежащую рощу. Когда он увидел мчащегося огромными скачками черного пса, то неторопливо отступил в сторону от смотрителя псарни.
Пса вели ненависть и запах. Он уже «видел» своим чутким носом того, кто излучал еле уловимый терпкий аромат проклятого можжевельника. «Видел» так, словно все вокруг тонуло во мраке, и только его носителя освещал яркий фонарь. Пес мчался практически беззвучно. На этот раз он собирался не обороняться, а первым нанести удар.
– Внимание! Мотор! – крикнул режиссер, опускаясь в походное брезентовое кресло.
Хлопнула, мигнув электронными огнями, кинематографическая хлопушка. И в этот момент в последнем огромном прыжке черный пес прыгнул на смотрителя. Толкнув мужчину в спину, он повалил его и тут же сомкнул мощные челюсти на запястье правой руки. Той самой руки, в которой его «воспитатели» неизменно сжимали тяжелую палку для битья.
Все на съемочной площадке, и даже охрана Глотова, растерялись. Никто сразу и не понял, что происходит. Мужчина и пес, сцепившись, катались по траве. Брызгала кровь из разорванного запястья. Смотритель попытался вытащить из кармана складной нож, но выронил его. Актриса, исполнявшая главную роль, отчаянно завизжала.
– Да сделайте же хоть что-нибудь! – воскликнула гримерша.
Один из охранников выхватил из подмышечной кобуры пистолет, но стрелять не решился. Мужчина и пес перекатывались. Оператор, так и не получив сигнала от режиссера остановить съемку, направил камеру на несчастного смотрителя. Сам Аркадий Глобинов боялся пошевелиться в своем походном режиссерском кресле. Он, конечно же, подозревал, что за просьбой Дугина – вернее, людей, имевших на него выход, – кроется какой-то подвох. Но чтобы такой?!
А вот владелец поместья Александр Филиппович Глотов не терял самообладания. Он просто смотрел на то, как его наемный работник не может справиться с разъяренным псом. И наверняка делал для себя выводы о его профессиональной пригодности.
Ларин увидел, как под зубами собаки оголилась кость. Медлить было нельзя. У охранников вот-вот должен был пройти первый шок от увиденного. Андрей же был обязан опередить всех. Резким движением он выхватил из кармана мощный электрошокер и ткнул им пса в бок. Мощные челюсти сами собой разомкнулись.
Смотритель катался по траве, прижимая к животу истерзанную, кровоточащую кисть и буквально верещал:
– Кость... он кость мне перекусил…
Съемки, конечно же, пришлось прервать. Даже если бы и возникла мысль их продолжить, то бойцовые псы Глотова буквально взбесились при виде человеческой крови.
Уже затихала сирена выезжавшей на шоссе машины «Скорой помощи», когда Александр Филиппович негромко произнес, обращаясь к режиссеру:
– Вот и остался я из-за твоей прихоти без смотрителя псарни. А ведь собаки капризные, уход любят. Доктор сказал, что шевелить пальцами он начнет не раньше, чем через три месяца. Да и то гарантии не дал. Эх, и какого я только черта сказал, что искусство требует кровавых жертв! Вот и сглазил… – Произнеся это, Глотов оценивающе посмотрел на Ларина.
Тонкий знаток человеческих душ, кинорежиссер Глобинов тут же прочувствовал ситуацию и вкрадчиво произнес:
– Я к этому парню постоянно за помощью, если касается моих собак, обращаюсь. Отличный специалист.
– Своими глазами убедился, – сказал Александр Филиппович. – Отдашь его мне? – Прозвучало так, будто один барин-крепостник обращался к другому.
– Надо бы у него самого спросить, – тактично напомнил кинорежиссер.
– Ну, как? – осведомился у Ларина Глотов.
– Все зависит от того, сколько я буду получать, – сразу же взял правильный тон Ларин, ни секунды уже не сомневаясь, что место смотрителя псарни в имении ему надежно обеспечено.
– А ты, – Александр Филиппович строго глянул на начальника охраны, – разберись оперативно и доложи, как эта тварь забрела на территорию усадьбы.
– Разберусь. Но всего не предусмотришь.
– Всегда и во всем должен быть виноватый. А если бы она на меня прыгнула, ты бы тоже тут с пистолетиком в руке скакал и не знал, что делать надо?
Желтая «Газель» резво мчалась по дороге в Подмосковье. За стеклами мелькали березки, желтели поля. Автомобиль погромыхивал, скрежетал трансмиссией, но водителя – небритого кавказца в огромных солнцезащитных очках – это не беспокоило. Он вел машину уверенно, чувствовал ее до последнего болтика. Понадобилось бы, заставил бы ее ехать даже со сломанным сцеплением и не испытывал бы при этом особых неудобств, втыкая рычаг передач «явочным порядком». Его молодой племянник сидел рядом и теребил в пальцах деревянные мусульманские четки. Свежий ветер врывался в открытое окно кабины. Автомобиль был тем самым, который выкатился на Ставропольщине из ворот СТО «У Иваныча», вот только пивных кегов в кузове за время путешествия заметно поубавилось, да и госномера каким-то чудесным образом сменились с кавказских на номера Московской области.
Путешественники чувствовали себя вполне спокойно вдали от родины. Тут, в Центральной России, на дорогах никому не приходило в голову расставлять блокпосты, обложенные мешками с песком, оборудовать их пулеметными гнездами. Сотрудники ГИБДД если изредка и останавливали, то отдавали водителю честь, назывались сами. Да и взяток не требовали, лишь проверяли документы. Убедившись же, что те в полном порядке, прощались и даже иногда желали счастливого пути.
– Дядя, а почему у нас никто денег не требует? – удивлялся молодой кавказец.
– Потому, Рамзан, что мы ничего не нарушаем. Не мчимся, а просто «крадемся». Знак «сорок», и я «сорок». Даже самому тошно. Никого не подрезаем, и документы у нас в порядке, а номера местные.
– У них же оружие есть, а мы наши автоматы в болоте утопили.
– Тут пока спокойно, нам без оружия лучше ездить, – втолковывал полевой командир молодому родственнику.
Рамзан смотрел на все широко открытыми глазами. К нему Руслан Тангаев уже присматривался пристальней, все же ввязал племянника в нешуточное дело.
Фирменный поезд Владикавказ – Москва второй день мерно стучал колесами, наматывая километры, отделявшие Северный Кавказ от столицы России. За окнами уже проплывали типично русские равнинные пейзажи: мирно пасущееся стадо коров, изгиб реки, за ним желтое пшеничное поле, упирающееся на самом горизонте в синеватую полоску лесопосадок.
В купе СВ ехали двое: краснощекий моложавый военный пенсионер, судя по всему, пробавляющийся сейчас средним бизнесом, и старик. Во внешности бывшего русского военного не было ничего примечательного, да и вел он себя соответствующим его положению и обстоятельствам образом. Переодевшись в спортивный костюм, он лежал на железнодорожном диване, обтянутом синим в искорку велюром. Рядом с ним валялась сложенная надвое стопка зачитанных газет. Мужчина лениво пошевеливал пальцами ног и изредка прикладывался к пластиковому стаканчику, закусывал чипсами. На столике, разделявшем попутчиков, крепостной башней высилась ополовиненная бутылка водки.
Худощавый старик явно не был славянином – человек из тех, кто не стремится слиться с толпой, подделаться под окружение. Он, наоборот, всем своим видом подчеркивал принадлежность к национальным меньшинствам России. На взгляд даже трудно было определить его возраст. Можно было дать и шестьдесят
