нарушения корпоративной этики, что эти страшные подробности мы опустим по соображениям общечеловеческой морали. Только новые шаги неведомой братвы давали Сергею шанс определить, кто нападал.
Возникал вопрос: зачем тогда было рыться в грязном белье Мулатова? А затем, что чем меньше останется белых пятен в лесорецком деле, тем легче будет определить нападающую сторону.
Сергей хмыкнул, завел двигатель и, дав задний ход от ворот, выехал на асфальтированную дорогу…
Уже подъезжая к городу, Бянко позвонил Аннусу и велел стажеру ждать его у цветочного павильона, стоявшего по маршруту следования. Потом он связался с Навоковым. Артист был пьян, еле ворочал языком. Сергей сказал, что скоро будет у него дома, чтобы никуда не уходил.
– Есть разговор к тебе.
– Какой разговор? Давай завтра! Я выпивший.
– Я водку везу. Поговорим за столом.
– Какой ты… Хе-хе-хе… Ну, приезжай.
Журналист радостно прищелкнул пальцами – пока все шло гладко. Если удастся разболтать Навокова, пользуясь его хмельным состоянием, завтра, прямо с утра, Сергей займется поиском «любовника» погибшего Мулатова. Разработает артиста, а уже после, имея на руках полный расклад, рассказав все заказчику расследования Азарову, потребует свести его с загадочным фээсбэшником Волкашиным. Было такое ощущение, что тот многое знал, да не все говорил своим попавшим в беду подельникам. Если каким-то образом удастся установить, что Волкашин уже знает нападавших, но, по своим мотивам, пока не торопится их сдать, Сергей расскажет об этом деле еще живым и богатым Азарову и Горохову, а дальше пусть они сами разбираются между собой и с мафией, которую когда-то ограбили. Сергей же потирая руки уйдет в сторону – порученное ему расследование можно будет считать завершенным.
Бянко вдруг подумал, что было бы неплохо все-таки остаться живым, когда все это закончится.
– Что скажешь? – Сергей с интересом смотрел на усевшегося на переднее сиденье машины Анисима. Лицо Аннуса выражало полнейшее удовлетворение. Неужели опять пользовал супругу дурака Горохова? Неугомонная тварь. Только кто из них?
Аннус белозубо улыбнулся.
Бянко сразу же захотелось его убить. Один раз сошло с рук идиоту – он снова на «сладкое» полез. Эдакий сексуальный Винни-Пух.
– Что скалишься? – Сергей нервно передернул рычаг коробки передач и выжал педаль газа. – Ты вредишь и мне, и себе.
– Любовь не ест вред, – беспечно отозвался стажер.
Машина взяла с места в карьер, вжав их в кресла.
– Опять драл ту шалашовку?
Аннус обиделся.
– Никого не драть. Следить за домом Гороха.
– Ха-ха, – нервно оскалился Сергей.
– Что твой злость? Я стажер. Я хочу писать репортаж.
– Да, да, в ньюспейпа!
– Ес! А ты пользовался мной свои дела. Я не есть сыщик-секьюрити. Я все рассказать редактор Калашникову.
– Ты акцент свой умерь, нечего мне лапшу вешать. Надо – говоришь хорошо, а тут язык ломаешь… Ты угрожаешь мне? А я скажу Гороху, что ты трахал его жену.
– Что есть трахал? – продолжал разыгрывать дурачка Аннус.
– Издеваешься? – стал выходить из себя Бянко. Роль придурка Аннусу удавалась прекрасно – он дул пухлые губы и тупо смотрел прямо в глаза. – До сих пор не знаешь второго значения слова «трахнуть»? Ты же живешь в студенческой общаге! Там это слово раздается раз в десять секунд. Секс! Я говорю о сексе! Когда говорю слово «трахал», я имею в виду слово «секс»!
– В общаге секс говорят другим словом.
– Надеюсь, не будешь произносить его вслух? Ты имел секс (о, боже, я говорю, как американец из голливудского фильма!), имел секс с женой Горохова, и если ты посмеешь мне перечить, я сдам тебя и Горохову, и Калашникову! И напишу твоим родителям в Африку!
Анисим рассмеялся. Угрозы его не испугали. Он мечтательно закатил глаза.
– Жена Гороха… О-о-у-у-у, – физиономия его вновь выражала полнейшее удовлетворение жизнью.
Сергей решил не насиловать свои нервы. Аннус таков, какой он есть: увидит деньги – украдет, будет женщина – он с ней совокупится, на него нападут – он убьет. Бянко помрачнел. Кто же тот тип, пытавшийся убить их в переулке? Если бы не Аннус…
Сергей посмотрел на Анисима. Стажер слушал музыку – в его ушах удобно сидели микронаушники, а на коленях покоился МР3-плеер. Анисим смотрел на свои тонкие пальцы, на плеер, на приборную панель машины. Его взгляд плавно переместился на хмурое лицо Сергея.
– Что смотреть? – спросил он.
– Ты помнишь, нас чуть не убили?
– А… подворотня. Бандит. Я говориль тебе тот раз – не кричи, что знаешь о гибель Маранкова!
Сергей поморщился.
– Это не из-за моих криков.
– Твой крики слышаль разные люди. Они боялся, нас хотель убить.
– Почему один раз хотели? Почему после не пытались снова убить?
– Мы убиль бандита. Думают на нас – крутые…
– Господи, куда круче! – Сергей скривился, как от зубной боли, стал внимательно следить за дорогой. Анисим плохой советчик. Ему душу не раскроешь. Его только ругать хорошо, и то без толку!
Бянко знал адрес проживания тещи Навокова, где обитал артист-неудачник, – не раз бывал у него в гостях; потому вел машину коротким путем, через проходные дворы. Остановив авто у серого дома старинной постройки, выключил зажигание.
– Приехали.
– Где мы?
– У Навокова. Помнишь?
– Помню. Толстый и наглый.
– Вот, вот. Надо задать ему пару вопросов, поэтому сходи за водкой; там, за домом продуктовый магазин. Держи деньги.
Анисим повертел в руках тысячную купюру, затем спрятал плеер в карман и спросил:
– Сдача мой?
– На сдачу купишь колбасы, нарезку из копчушек. Закуску.
– А мне что за работа?
– Себе купи бананов!
– Я не любить бананы!
– Купи ананас. Иди. Найдешь меня в квартире номер семьдесят четыре. Вот этот подъезд. Дверь я оставлю приоткрытой, чтобы ты смог войти. Или наберешь номер квартиры на домофоне.
– Понятно, босс.
– Впервые за сегодня слышу разумную фразу!
Проводив взглядом тающего в темноте Аннуса, Сергей включил центральный замок в машине и направился в подъезд. Поднявшись на четвертый этаж, он забарабанил в дверь без номера. Звонить в звонок было бесполезно – из-за двери громыхала ритмичная музыка. Сергей поразился – как теща Навокова позволяла зятю вытворять такие финты!
Бить кулаком в дверь пришлось больше минуты.
Музыка смолкла. Раздался гул шагов, щелкнули два замка, и в возникшем узком промежутке между дверью и косяком из темноты воззрился человеческий глаз. Глаз дважды моргнул редкими ресницами.
– Сережа! – бас принадлежал Навокову.
Щелкнул выключатель – в прихожей загорелся свет. Стало видно все лицо артиста. Он отворил дверь
