руками и отбросив в сторону оружие, бандит шумно рухнул на спину, замолчав навсегда. Только это уже ничего не меняло.
Полусонные бандиты выскочили из палаток. Они бестолково мотали головами и палили по сторонам. Правда, толку особого от этой пальбы не было – никто из них не видел и не слышал Василия. А стреляли они так же, как и их покойный товарищ – с перепугу, отгоняя собственный страх.
Пока растерянные бандиты сообразили, что происходит, и залегли, Скопцов успел срезать еще двоих и поменять позицию.
Не рискуя перемещаться по голому, как коленка, галечнику берега, он скатился в обжигающе холодную воду и, отталкиваясь ногами от дна, головой вперед поплыл вниз по течению, удерживая автомат на груди.
Было холодно – сибирские реки и ручьи не балуют теплой водой даже в самый разгар лета, – одежда сразу же намокла и отяжелела, время от времени вода захлестывала лицо, попадая в рот и в нос. Острые камни царапали спину, разрывали одежду. Противно было, короче говоря. Но когда Скопцов осторожно, ползком выбрался на берег, он оказался примерно там же, откуда начал эту свою атаку – в зарослях кустарника, расположенных в метрах шестидесяти ниже по течению.
По расчетам Скопцова, у него должно было остаться пятеро противников. Не так уж и много. Особенно если учесть то, что воевать они не умели. Да и маскироваться – тоже. Осторожно выглядывая из-за кустов, Скопцов видел, как они начинают собираться в кучу, переползая один к другому. Страшно им поодиночке- то.
Подняв автомат, Василий напряженно ждал и в тот момент, когда очередной бандит пополз, неуклюже оттопыривая обтянутой джинсой зад, посадил его голову на кончик мушки и медленно нажал на спуск...
Тот, в кого целился Скопцов, беззвучно ткнулся лицом в траву. 'Четверо! – подумал Василий. – Теперь их только четверо!'
Но в этот раз оставшиеся в живых бандиты заметили, откуда был сделан роковой выстрел, и обрушили на кусты всю имеющуюся у них огневую мощь. Пули рвали дерн; как садовые ножницы, отсекали мелкие веточки кустарника, залихватски посвистывали в воздухе. Казалось бы, ничего живого в этих кустах уже остаться не могло – огонь был плотным, и патронов бандиты не жалели.
Только Василия там и не было. Одно из накрепко вколоченных службой правил – выстрелил с одного места и сразу же уходи, меняй позицию. Иначе накроют огнем, прижмут к земле и рано или поздно, но попадут, вполне возможно, что случайно. И тогда уже – все.
Пока ему удавалось все это как нельзя лучше – он был результативен и при этом успевал уйти из зоны обстрела до того, как туда начинали сыпаться пули. А сейчас сумел зайти противнику в тыл. Но он безнадежно терял время. В 'домике' уже должны были услышать эту перестрелку и направить сюда дополнительные силы. Если не на помощь, то хотя бы для того, чтобы прекратить ненужный шум.
Вода хлюпала в ботинках, мокрая одежда холодила тело, но Скопцов не обращал на это внимания – пользуясь тем шумом, что подняли оставшиеся в живых бандиты, он, обежав по дуге, подползал к их укрытию сзади.
Осторожно раздвинув ветки, увидел прямо перед собой и чуть ниже две обтянутые светлыми футболками спины. Прекрасная мишень, особенно в сумерках!
Не задумываясь, Василий всадил в каждую спину по короткой очереди. На расстоянии около пятнадцати метров он просто не мог промахнуться. Один из бандитов так и остался лежать, только футболка на спине потемнела от крови. А вот второму повезло меньше – в момент выстрела он дернулся, и пули не убили его, а только изорвали плоть. Он бился на земле, как в падучей, и громко кричал от боли.
Добивать его Василий не собирался – такие вот вопли дают неплохой психологический эффект, подавляют волю противника, заставляют задуматься о собственной судьбе. Под аккомпанемент криков боли он быстро отползал в глубину леса. Вообще-то в таких случаях возле раненого можно было бы оставлять засаду – вдруг кто из соратников захочет прийти на помощь. Но здесь – не тот вариант. Бандиты и есть бандиты. Для каждого из них своя рубашка намного ближе к телу, чем жизнь товарища.
Оставались двое. И катастрофический дефицит времени. То, что в шахматах называется цейтнотом.
Двое оставшихся бандитов зажались в небольшой естественной канаве спина к спине. Каждый обшаривал стволом автомата свой сектор обороны. Стволы чуть подрагивали – руки стрелков тряслись. От страха, от нервного напряжения, от желания выжить.
Скопцов видел эти стволы. Но не мог достать тех, у кого они были в руках. Слишком уж хорошо они старались спрятаться, слишком плотно прижимались к земле. И время... Василий вел отсчет секунд про себя, и каждая следующая снижала его шансы. Превращала бой за свободу и справедливость в бестолковую и бессмысленную резню.
Оставался только один вариант. Последний. И самый рискованный. Но другого выхода сейчас Василий просто не видел.
Он осторожно отложил в сторону автомат и извлек из кармана отобранный им в Краснокаменском нож. Как давно это было? Полгода, год назад? Он не мог вспомнить...
Звонко щелкнуло вставшее на фиксатор лезвие. Несколько раз глубоко вздохнув, Скопцов подобрался и с громким диким воплем бросился вперед, к укрытию последних оставшихся в живых бандитов.
Его расчет строился на эффекте неожиданности и страха. В другое время и в другом месте он не стал бы так рисковать – хладнокровный, опытный боец снял бы его в движении, одним выстрелом. Но сейчас против него выступали не бойцы.
Возможно, что расчет полностью оправдал себя. А может, Скопцову просто повезло. Кто знает? Но только получилось именно так, как он и хотел, – услышав крик, бандиты встрепенулись, резко повернулись в сторону несущегося к ним страшного, здоровенного, грязного мужика и открыли огонь, при этом мешая друг другу, толкая друг друга плечами.
В том, что ни одна из выпущенных ими пуль не попала в Василия, нет ничего удивительного. А он, ворвавшись в этот импровизированный окоп, действовал так же, как и на войне, – не задумываясь, бил и резал противников ножом, действуя рефлекторно, на уровне инстинктов, как и закладывалось в них инструктором по боевой подготовке.
Через несколько очень длинных, растянувшихся до полного неприличия секунд все было кончено – один
