мало было человеческого.
Отшатнувшись в сторону, он упал на колени, раскачиваясь всем телом и подвывая в такт. Лицо зажал руками, но из-под ладоней на подбородок стекали струйки крови.
Вскочив на ноги, Василий сплюнул оставшийся во рту небольшой солоноватый комочек плоти. Толян не обращал на него никакого внимания, полностью поглощенный собственной болью.
Жадно хватая воздух широко открытым ртом и чуть-чуть, как после доброй пьянки, пошатываясь, Скопцов зашел за спину начальника колонии. Ухватив своими руками его подбородок и затылок, он слегка потянул голову вверх, немного растягивая и создавая дополнительное напряжение между шейными позвонками. Подполковник не сопротивлялся – не до того ему было.
Громко и отчаянно выкрикнув что-то, Василий резко рванул голову противника влево, винтообразным движением ломая шейные позвонки. Послышался сухой щелчок – вроде бы выстрелили из пистолета с глушителем. А может, Скопцову просто это показалось.
Но так или иначе, а тело Шубина несколько раз конвульсивно дернулось в руках Василия, а потом обмякло. Разжав руки, Скопцов позволил этому мертвому уже телу упасть на землю, к его ногам.
Растирая собственную шею, изрядно помятую мощными пальцами начальника колонии, Василий огляделся по сторонам, отыскивая отброшенное оружие. Наткнувшись на испуганный взгляд водителя начальника милиции, неожиданно подмигнул ему и сказал негромко:
– Вот так вот. А ты как думал?
Водитель, похоже, был просто не в состоянии думать – он был на грани обморока. И, как показалось Скопцову, не только и не столько от потери крови.
Впрочем, плевать. Водила мог за время этой схватки дотянуться до собственной 'сайги', валявшейся неподалеку, и хотя бы попытаться поставить во всем этом деле точку. Но он даже не попытался этого сделать. Потому что не был бойцом. Да, он носил форму и козырял при случае, рисуясь выправкой. Да, до того, как стать водителем, он ходил в патруле, и его боялись любители спиртного в этом поселке. Да, он, не задумываясь, начинал размахивать дубинкой на поселковом рынке, внушая 'уважение' приезжим кавказским торговцам. Ему самому этого вполне хватало для того, чтобы считать себя 'крутым' мужиком.
Наверное, сегодняшний день навсегда развеет это его заблуждение в отношении собственной личности.
Подобрав автомат, Скопцов отряхнул его от земли, сменил магазин, поставив последний. Дослал патрон в патронник и опять повернулся к водиле:
– Живи... – повторил он и, подняв автомат правой рукой на плечо, не спеша направился в сторону 'домика'. Его последний бой не был еще окончен.
Идти сейчас было намного труднее, чем до этого, – болело все тело, саднило горло, ныли помятые Шубиным ребра. Хотелось упасть на траву и уснуть. И спать, спать, спать...
Именно поэтому Скопцов заставил себя перейти на бег. Нельзя себя жалеть, особенно в бою. Начнешь распускать сопли от жалости к самому себе – кранты! Погибнешь до того, как противник сделает первый свой выстрел.
Он добежал вовремя – как бы увидев или почувствовав его приближение, из ворот на довольно приличной скорости вылетел черный джип, один из тех, что так пришлись по душе местной знати.
Водитель машины явно был неопытен и излишне тороплив – автомобиль бросило на вираже, развернув левым боком к Скопцову. Быстро передвинув автомат в положение для стрельбы стоя, широко расставив ноги, Василий затаил дыхание и двумя короткими очередями в клочья изорвал импортную резину широких колес. Джип осел на левую сторону.
Скопцов бегом бросился к машине. Навстречу ему ударил пистолетный выстрел. Пуля пронзительно свистнула возле самого уха.
Быстро упав на колено и не задумываясь о последствиях, Василий всадил еще две очереди в левую, водительскую дверцу. Больше со стороны машины в его сторону не стреляли.
Но все равно подходил к ней Скопцов с величайшей осторожностью – мало ли... По его расчетам, оставались еще как минимум трое – Органчик, начальник милиции и Николаша. Кстати, последний – наиболее опасный во всей этой компании. И кто из них был сейчас в машине – неизвестно. Не исключено, что все трое.
Джип оказался пустым. Ну, не совсем пустым – на переднем, водительском сиденье, медленно остывал труп Аркадия Борисовича. Видимо, не выдержали нервы – и он попытался убежать. И ему не повезло. Не хватило каких-то пяти-семи минут.
Равнодушно глянув на залитое кровью тело, Скопцов не спеша направился во двор. Сейчас ему было уже на все наплевать – он слишком устал, чтобы прятаться, таиться, подкрадываться. Осталось всего лишь двое противников, и он готов был с ними встретиться лицом к лицу.
Это было странно, почти немыслимо, но только во дворе его никто не встретил. Лишь одинокий Душман злобно рвал цепь, захлебываясь лаем. И это могло значить только одно – Николаши сейчас здесь нет. Уехал, увозя Органчика, спасая своего работодателя и покровителя?
Василий оглянулся – под навесом стояли два джипа. Эти два да еще один на улице, расстрелянный. Все машины на месте. А пешком Альберт Матвеевич далеко не уйдет. Не с его маленькими и толстенькими ножками совершать многокилометровые пешие марши.
– Ку-ку! – пробормотал Скопцов, вспоминая старый, времен далекого детства, мультик. – Ку-ку, мой мальчик!
Собственный голос ему не понравился – тускло звучал, бесцветно. И эта приобретенная в последние полчаса хрипотца его отнюдь не красила.
Так что ничего удивительного в том, что ответом ему стало молчание, не было. И все же Органчик должен был быть где-то здесь. Дрожать от страха, ожидая появления народного мстителя.
Василий поднялся на крыльцо, немного постоял перед дверью, прислушиваясь к происходящему в доме. Тишина. Вроде как и нет там никого. Только такая тишина очень часто бывает обманчивой, и в темной, прохладной глубине бревенчатого сруба может таиться стрелок с наведенным на дверной проем стволом и
