иерусалимскому» перлу полководца добавился новый: «Можете ходить туда как туристы, но в душу к арабам не лезьте!»
Что имел в виду национальный герой Израиля, трудно понять. В душу к арабам лезть никто и не собирался, а вот в пещеру Махпела новоявленные хевронцы и их гости нагло лезли, аргументируя это тем, что если на Авраама еще с грехом, вернее, с евреями пополам арабы могут претендовать, то к Сарре, Ицхаку, Ривке, Яакову и Лее потомки Ишмаэля никакого отношения не имеют, а имеют как раз евреи, которые и должны обладать правом свободного доступа в их гробницу. Жуткий экстремизм!
Все вызывало осложнения с властями – и попытка внести в пещеру Махпела свиток Торы, что означало превращение хотя бы одного из залов в синагогу (любопытно, что турки, а за ними и англичане это разрешали), и празднование Дня Независимости...Кстати, о Дне Независимости. В шестьдесят девятом ешивники и их друзья позволили себе в этот день безобразную провокацию – устроили празднование не где-нибудь, а все в той же пещере Махпела, да еще с израильским флагом. Дело в том, что если первыми поселенцами в Земле Израиля в конце девятнадцатого-начале двадцатого века двигало учение Герцля о необходимости создания еврейского государства-убежища, то идеологией зарождающегося поселенчества стал так называемый религиозный сионизм. Поскольку, согласно его учению, создание на Земле Израиля еврейского государства в границах, определенных Торой, есть начало освобождения еврейского народа и всего человечества, то есть акт религиозный, мистический, соответственно, и День Независимости стал религиозным праздником, когда читают праздничный гимн «Галлель», составленный из псалмов. И сам израильский флаг из государственного символа также превратился в религиозный. Явные чудеса и откровенное вмешательство Вс-вышнего в ход Шестидневной войны привели к тому, что после нее тысячи молодых людей вернулись к вере, причем в той форме, которую ей придал идеолог религиозного сионизма, рав Кук.
Казалось настолько естественным – где же еще праздновать возрождение еврейского народа, как не на могиле его праотцев!
Крамольный флаг (государства Израиль) Давид лично пронес под собственным талитом. Чинно отмолились, пропели псалом на мелодию «Атиквы», гимна Израиля, а затем начали танцы в большом увешанном и устланном коврами зале. Человеческий вихрь помчался вдоль выкрашенных в салатовый цвет стен. Вихрь счастья – отцы наши! Матери наши! Авраам! Ицхак! Яаков! Сарра! Ривка! Лея! Мы, сыны ваши, танцуем здесь, сегодня, сейчас – вместе с вами!!
Арабский кади, то бишь судья, увидев это, начал кричать на них и вызвал офицера ЦАХАЛа. Тот, покраснев от возмущения, завопил:
– Уберите флаг!
– Ты, офицер израильской армии, требуешь, чтобы убрали израильский флаг?! – поразился Натан.
– Уберите флаг! – повторял офицер, как запрограммированный.
Убедившись, что строптивые сионисты не торопятся выполнить его распоряжение, он сам протянул ручонки, дабы конфисковать ненужную тряпку. Но не тут-то было. Помахав флагом прямо перед его еврейским носом, религиозные фанатики продолжили свою сумасшедшую пляску.
Офицер удалился, но вскоре вернулся с подмогой. Ешивники продолжали танцевать, а солдаты начали гоняться за флагом, который ешивники быстро передавали друг другу. Внешне это выглядело, как веселая игра, нечто вроде «собачек», столь любимых детьми повсюду от Москвы до Тель-Авива. Постепенно образовались два круга – внешний, по которому в танце неслись парни в кипах, передавая друг другу неуловимый флаг, и внутренний, по которому бегали солдаты, пытаясь этот флаг отобрать. Стало еще веселее.
Но ненадолго. В какой-то момент защитникам отечества надоело демонстрировать свой гуманизм, и на глазах у сперва перепуганных в ожидании провокации, затем изумленных, и, наконец, восхищенных арабов, солдаты стали хватать евреев и бить. Били жестоко. А флаг отобрали.
В прессе поднялся большой шум. Под давлением газет Одноглазый министр, и без того не страдавший особой любовью к будущим поселенцам, распорядился всех «проштрафившихся» выселить из Хеврона. А затем решил вообще ешиву ликвидировать. Но предшествовать этому должна была встреча с вожаками мракобесов.
Вот тут произошло первое малообъяснимое. Рав Левенштейн вызвал двадцатидвухлетнего Натана и спросил:
– Ты в университете учился?
– Учился, – ничего не понимая, отвечал Натан.
– Что изучал?
– Историю...
– Вот и ладненько, вот и хорошо, – потер ручки рав Левенштейн. – Послезавтра встреча с министром. Подготовь весь материал по истории пещеры Махпела.
– К-какой материал? – оторопев, спросил Натан.
– Ты стал плохо слышать? – посочувствовал рав Левенштейн. – Я же сказал – «весь»!
Сутки, не вставая из-за стола, прокорпел бедный Натан над книгами и на встречу с министром принес нечто вроде средних размеров докторской диссертации.
Встреча происходила у министра дома. Начало было очень милым – министр, как известно, увлекавшийся археологией, пригласил дорогих гостей осмотреть домашний музей, состоящий из ценных находок, свидетельствующих о любви хозяина к иудейским древностям. «Вожаки» несколько расслабились, уж больно приятной казалась атмосфера в этом доме, хозяин которого столь бережно лелеял свои еврейские корни. Тем сильнее, едва они перешли к деловой части визита, ошарашил их первый же вопрос, заданный в лоб свирепо прищурившим единственный глаз хозяином:
– А с каких это, скажите, пор евреи превращают кладбища в синагоги?
Все разинули рты. Рав Левенштейн глазами показал Натану – выходи, мол, к доске отвечать домашнее задание. Легко сказать «выходи»! А если у тебя язык прилип к гортани, словно ты забыл Иерусалим?! А если от сверлящего взгляда всесильного министра у тебя даже в сидячем положении начинают дрожать коленки?!
Видя, что Натан не соответствует и под свист галерки, усеянный тухлыми яйцами, драпает со сцены, рав Левенштейн решил взять руль беседы в свои собственные руки, но, увы... не будучи профессиональным историком, сам начал лепетать какие-то общие слова и вскоре осекся, встретившись с насмешливым взглядом тель-авивского циклопа.
Наступила пауза, которая закончилась тем, что покрасневший рав Левенштейн напрямую сказал:
– Натан, будь добр, ответь министру.
Отступать был некуда, и Натан, проглотив пробку, торчавшую у него в горле, слегка подпрыгнул и неожиданно сам для себя заговорил звонким голосом:
– В истории пещеры Махпела не было ни одного периода, когда евреи Хеврона не пытались бы там открыть синагогу. Не всегда это, правда, им удавалось. Так, в период крестоносцев...
Теперь уже рот раскрыл министр.
После сорока минут перечислений, когда кто заступал на должность раввина в пещере Махпела, в какие годы обновлялись свитки Торы и в чьей, помимо гуманных крестоносцев, компании окажется господин министр, если продолжит гнать евреев из пещеры Махпела, хозяин дома глухо произнес: «Достаточно». Результатом беседы стала отмена всех до одного ограничений на посещение евреями пещеры Махпела.
В те времена не всегда израильские политики были хорошими людьми, но всегда – людьми.
В помещении военной администрации наши герои прожили три с половиной года. Точнее, не в помещении, а в помещениях, потому что начиналась «ешива» с одного из крыльев основного здания, а затем во дворе появились еще две специально для «студентов» возведенные двухэтажные постройки.
С солдатами отношения были замечательными. Они во всем сочувствовали хевронским «фанатикам», не понимая, почему правительство, называющее себя еврейским, пытается узаконить результаты погрома двадцать девятого года и помешать возрождению еврейского присутствия в Хевроне. Читателю уже известно, какими бурными стычками сопровождалась свадьба Натана. Зато когда пришел положенный срок, в роддом Юдит повезли на броневике и с почетным эскортом – своих машин у поселенцев не было.
А потом в газете «Маарив» появилось письмо, которое подписали представители ста десяти семей. Они
