Султанская дочь
При царице это было, Катерине. Объявил турецкий султан Махмет войну. Позвала она на помощь казачков. Защитите, мол, землю русскую от бусурманской напасти. Дело привычное. Собрались казачки всем миром – и млад, и стар и пошли на защиту разлюбезного отечества.
И был среди них парень молодой по имени Родион. Необстрелянный еще. Тока-тока из малолеток вышел. И случилась с ним такая вот история.
Хотелось парню себя показать, перед товарищами утверждение заиметь. Рвался казачок то в разведку, то провиант у неприятеля отбить, на худой конец, в дозоре постоять.
Говорили ему станичники, вразумляли:
– Погодь, парень. Форсу в тебе еще много. Жизнь протянется, всего достанется.
Держали Родьку в обозе. Вместе с казаками, что в возрасте были, с перестарками.
Переживал Родька: никак его станичники за труса почитают. Не выдержал, ушел, не спросясь, в тыл к противнику.
Думает: «Вот возьму в плен султана турецкого иль, по крайности, его визиря. Простят тогда мой грех и награду дадут».
Недалече ушел Родька от наших позиций. Пикнуть не успел, как был схвачен янычарами.
Доставили Родьку прямо во дворец к самому Махмет-султану. Под его грозные очи. «Эх, – думает Родька, – виноватый я кругом. Пропадать, так не спросту. Ну, погодьте, гололобые». Взял под козырек да как гаркнет:
– Здорово, братцы!
Смотрит на Родьку султан, удивляется. Казаки в плен не даются, а этот, почитай, что сам пришел.
– Зачем, – спрашивает Махмет, – к нам пожаловал?
Родька сапожок вперед выставил: эх, была ни была.
– Хотел, – отвечает Родька, – тебя в полон захватить и до наших довести.
Говорит Родька, а у самого сердце, как заячий хвост колотится.
Загоготали гололобые, и сам Махмет-султан заулыбался. Видно, понравился ему Родька, безрассудная головушка. Молод да горяч, вот таких бы молодцов ему поболе. Хлопнул султан в ладоши. Принесли яства диковинные, вина заморские.
– Садись, – говорит Махмет-султан, – отведай с нами.
– Это можно, – отвечает Родька. И сел рядом с султаном. Стали они угощаться. Наелся Родька, пузо трещит.
Говорит ему Махмет-султан:
– Родивон, переходи ко мне служить, я тебе за это сто рублей положу.
– Сто рублей – деньги не малые, сто рублей сразу не наживешь, – отвечает Родька. – Тока я не согласный свою отчизну продавать.
И этот ответ пришелся по душе Махмет-султану.
Скоро за чайком да цигарочкой совсем сошлись.
– Хочешь, – говорит султан, – дочь свою любимую, Айлюк, замуж за тебя отдам?
Хлопнул в ладоши.
Дочь в залу вошла. Ничего. Красовитая. Чернявая. Да уж дюже худа. Как взглянула на Родьку, так и глаз своих ни разу не отвела от него.
А Родька чо? Родька ничо. Подбоченился. Знамо дело, приятно, когда на тебя девка глаза таращит.
– Ну, что, Родивон, – спрашивает султан, – оболваним это дело?
– У меня, – говорит казак, – в станице девка на примете имеется, так что не обессудь.
Заплакала султанова дочь, из залы выбежала. Нахмурился султан и говорит:
– Коли дело наше с тобой расходится, посиди малость в тигулевке, поостынь.
Посадили Родьку в тигулевку. Сидит он, томится. Вдруг кто-то через окошко ему бумажку кинул. Развернул Родька бумажку, а это письмо.
От самой дочки султановой.
Пишет ему Айлюк, так, мол, и так, полюбила я тебя до беспамятства. Тока о тебе и думаю, ночи не сплю. Если люба я тебе, ответь, а если нет, то не тревожься и меня не май.
Посидел Родька, подумал. Что делать? Надо из положения выходить. И решил казак покривить душой.
Нашел уголек и нацарапал ответ. Если, де, люб я тебе, помоги мне утечь отседа. Подадимся в наши края. Там нам самое место. Будешь мне женой, а я тебе мужем. А в сердце ты мое запала еще с первого взору.
Только казак ответ писать закончил. Видит через решетку рука просовывается. Сунул Родька свое послание в ладонь. И вздохнул с облегчением. Сердцем повеселел. Вот она, надежа, заблестела вечерней звездой.
Через сколько времени получает Родька записку. Жди, мол, в полночь.
Измаялся Родька, места себе не находит. Дождался наконец полночи.
Замок щелкнул, дверь открылася. Вбежала Айлюк в тигулевку. К Родьке припала. Радуется. Плачет.
А Родька ее торопит. Время, де, не терпит. Вышли они из тигулевки. Стража спит вповалку.
Вскочили они на горячих коней. И в бега вдарились.
Всю ночь скакали. Звезды поблекли. Остановила дочь султана своего коня.
– Послушай, – говорит, – нет ли за нами погони.
Слез Родька с коня, ухом припал к земле. Топот лошадиный слышит. Гудит земля.
– Идет, – говорит, – за нами погоня. Вот-вот близехонько будет.
Вытащила Айлюк гребень и бросила назад через левое плечо. И вырос лес сзади них. Деревья вековые стволами друг о дружку трутся. Поскрипывают. Ни пройти, ни проехать. Чудеса чудесные. Повеселел Родька. Улыбается ему судьба, до дому ведет. Вскочил на коня. И поехали они дальше.
Время уже к полдню клонится. Пали у них кони. Пошли они пешки.
Видит Родька, никак впереди наш стан. Казачки в круг расположились. Дело какое-то обсуждают. Обрадовался Родька. Оглянулся, сердце замерло. Погоня совсем близехонько. Бросил Родька дочку султанову и к своим побег.
– Братцы, – кричит, – братцы! Помогите!
Да где там! Не слышны казачкам крики Родьки, Подоспела погоня. Схватили Родьку, связали и бросили поперек седла, как мешок. Вот она, беда. Вот оно, горе-горькое. Казнят теперь Родьку, лишат его молодой жизни. Плачет Родька, слезами умывается. О себе горюет.
Предстал Родька опять перед султановыми очами. Глядь, вводят Айлюк.
