что женщину, похищенную Иаго, им удалось отбить.
Диамбег составил бумагу, в которой отметил также и свои заслуги, как мудрого распорядителя, и направил ее начальнику. Тот присоединил свое имя к этому донесению иотослал губернатору. Губернатор, со своей стороны, дал блестящий отзыв о своих подданных, отметив беззаветную храбрость, проявленную ими в этом деле, и переслал все бумаги высшему начальству, которое сочло возможным наградить всех участников.
Что могла значить смерть нескольких казаков, когда были уничтожены такие бандиты, как Иаго, Коба и их единомышленники? Казаков заменят другие; казаки, – в них нет недостатка на станциях.
Гиргола забрал к себе Нуну, как члена семьи, и отвез ее в свой дом, где никто не жил с тех пор, как они переселились в Аршскую крепость. Он втолкнул ее в темную комнату и запер на ключ.
– Валяйся здесь, как собака, до моего возвращения. Он собрал соседей, пристававших к нему с расспросами.
– Что вам рассказать? Перебили всех, как собак, и бросили в пропасть.
– Несчастный Иаго! – жалел народ. – Не прискорбно ли, что ты так бесславно погиб?
Несколько юношей тут же порешили пойти тайком в горы и предать земле трупы погибших Иаго и его друзей.
А Гиргола вернулся к торжествующему диамбегу, который просто не знал, как и благодарить верного слугу за примерную службу своему царю. Он отпустил его пораньше, чтобы дать ему отдохнуть после тяжких трудов.
– Ступай домой, отдохни, верный мой Гиргола. Завтра спустишься ко мне… И не я буду, если сабли твоей темляком не украшу.
– Да не лишит меня господь милости вашей! – низко кланяясь, ответил Гиргола и вышел за дверь.
Коба и его товарищи спустились к подножию горы и там, в неглубокой теснине, защищенной с одного края голой скалой, а с другого – грудой камней, они развели костер, омыли раны Иаго, посыпали их порошком из целебной травы с солью, перевязали раненого и уложили его на бурку. Коба дежурил при нем, остальные завернулись в свои шерстяные одежды и прилегли отдохнуть. Спустилась тишина, нарушаемая лишь отдаленным, как бы убаюкивающим рокотом реки.
На рассвете снова развели потухший за ночь костер, отогрелись, – утро было прохладное, – закурили трубки, и только тогда Парчо заговорил со своими:
– Эти мохевцы доверились нам, мы должны вывести их отсюда в безопасное место.
– Да, конечно, так следует сделать! – согласились остальные.
Тогда Парчо подозвал к себе Кобу, а юноша-горец сел у изголовья Иаго.
– Погрейся у огня! – теснясь, предлагали ему хозяева.
– Не беспокойтесь, я не озяб! – ответил Коба, опускаясь рядом с Парчо.
– Коба, пора вам отсюда уходить, – заговорил Парчо.
– Конечно, пора, да как быть с раненым? – грустно отозвался Коба.
– Надо и его взять с собой.
– Мы его понесем. Только придется нести его через Гвиргалу, а там стоят ваши караулы. Пропустят ли они нас? – сомневался Парчо.
– Конечно, пропустят! Не все же у нас неверные!
– Кто вас знает, Гиргола – тоже из ваших!
– Да, он из наших! – горько и злобно сказал Коба, – но не все такие.
– Чего нужно вашим, почему они своих же предают? – горько сетовал Парчо.
– Испортились нравы!.. Все, кто посильней, действуют против нас, что же мы-то можем сделать?
– Ну, оставим это! – помолчав, сказал Парчо. – Не сумеешь ли ты договориться с вашим караулом, чтобы нас пропустили!
– Отчего же, пойду!
– А вдруг они тебя задержат? Будь осторожен!
– Нет, не задержат! – гордо вскинул голову мохевец.
– Если сомневаешься, лучше переждем, пока поправится Иаго, – не унимался Парчо. – Мы и тут защититься сумеем!
– Нет, нет! Я сейчас же схожу и вернусь!
Коба загнул полы чохи и почти бегом устремился к вершине Гвиргалы.
Ему так сильно хотелось убедить Парчо в единодушии своих соплеменников, что он напрямик направился к месту, где стоял караул. Стражники сверху глядели на приближающегося юношу и гадали, кто бы это мог быть.
Когда он подошел ближе, все узнали его и удивились, что он так смело идет к караулу, когда голова его так дорого оценена властями, что жадный человек мог бы польститься на мзду. Беспечная отвага этого юноши внушала им невольное к нему сочувствие.
– Добрый путь, Коба, добрый путь тебе! – приветствовали его караульные.
– Мир вам, мир! – ответил юноша.
– Куда путь держишь? Что скажешь нам? – нетерпеливо расспрашивали его мохевцы, зная, что судьба его тесно связана с судьбою Иаго.
Коба удовлетворил их любопытство, рассказал, зачем он к ним пришел, сказал также, что теперь он предался им в руки; если совесть им позволит, они могут не пропустить его и его друзей.
Ни один мохевец из караула не посягнул на свободу Кобы. Некоторое время все они молчали, а потом воскликнули все как один:
– Отчего же нет, отчего? Вот тебе дорога свободная, иди себе с богом…
– Дай вам бог долгой жизни!.. Слава богу, что пока еще брат не отрекся от брата!
– Не мешкай, Коба! Мало ли что может случиться… Надо вам пройти поскорей! А ты не бойся, мы тебя не предадим!
– В долгу не останусь! – сказал Коба и, попрощавшись с караульными, быстро пошел обратно.
Коба сообщил своим товарищам ответ караульных. Тотчас же они уложили Иаго на шерстяное одеяло и двинулись в путь. Им навстречу вышли караульные-мохевцы и помогли нести Иаго в гору до своего поста. Здесь передохнули, поели и распрощались: путники пошли дальше, а караульные остались на посту, чтобы через несколько дней спуститься к себе домой, где их ожидали всяческие неприятности от диамбега, Гирголы и подобных им людей.
Вечером, часу в девятом, Гиргола подошел к своему дому. Он отомкнул замок и, чиркнув спичку, вошел в помещение. Зажег стеариновую свечку, потом вывел из клети связанную по рукам Нуну. Вот уже три дня он держал ее взаперти, не давал ей ни есть, ни пить и всячески над ней издевался. Она вся высохла и побледнела. Он подвел ее к столбу, подпиравшему кровлю, и привязал к нему.
– Стой тут, собака, может, подохнешь скорее! – злобно сказал он ей.
Она даже не взглянула на него, чтобы не видеть ненавистного лица.
Гиргола сел в сторонке и закурил. Вдруг кто-то постучался в дверь.
– Кто там? – спросил Гиргола.
– Это я, Джгуна!
Гиргола отпер дверь. Вошел человек с кувшином и корзиной, прикрытой салфеткой.
Они уселись перед Нуну, достали из корзины пищу и принялись за еду. Жирная баранина, зажаренные в масле куры, яичница, – все это вкусно пахло и раздражало голодную Нуну. Нутро пылало, в глазах темнело, горло распухло от жажды.
– Уф, уф, уф! Какое жирное мясо! – поминутно приговаривал Гиргола.
– И вправду, вкусно! – причмокивая, подтверждал Джгуна.
Невыносимо страдая, Нуну все же заставляла себя отворачиваться от них. Но глаза ее невольно тянулись к пище. Проглотив несколько стаканов вина, Гиргола взял в руки кусок мяса и подошел к Нуну.
– Посмотри, какой жирный кусок! – сказал он и поднес мясо к ее губам.
Нуну не выдержала и с трудом приоткрыла сомкнутый рот.
Тогда Гиргола сам съел мясо и, расхохотавшись, вернулся на свое место.
– Бесчеловечные! – еле слышно прошептала Нуну и упала на землю. – Воды! – просила она.
– Постой-ка, Гиргола, дадим ей глоток воды, как бы она не умерла! – сказал Джгуна.
