– Жизнь моя, вот уйдешь сейчас, и не знаю, когда еще увижу тебя!
– Не печалься, мой милый, я скоро опять к тебе приду!
– Поднимись, поднимись, моя Циция, а то иссохну я, ожидая тебя!
Циция пошла домой. Бежия хотел ее проводить, но Циция остановила его.
– Не надо, пойду одна!..
– Тебе не страшно одной?
– Нет, я спущусь по самой короткой тропинке, спрыгну у оврага – и уже дома!
Они простились.
– Циция! – позвал ее снова Бежия.
– Что, милый?
– Что мне делать? Просто нет сил, так люблю тебя!
– Чем же тебе помочь? – со счастливой улыбкой спросила девушка.
– А вдруг ты забудешь меня?
– О-о! – воскликнула она с упреком и обернулась к нему.
– Не сердись, родная, не смогу я без тебя жить!
– А я разве смогу?
Они обнялись еще раз и расстались.
8
Коргоко разминулся с дочерью, так как они шли разными тропинками. Когда он подходил к стоянке стада, на него кинулись собаки, но тотчас же признали хозяина и, виновато повизгивая, стали ласкаться к нему.
Вышел Бежия и окликнул пришедшего.
– Коргоко, ты? – удивился Бежия. – Откуда так поздно?
– Из аула. Что-то скучно стало одному!
Они подошли к костру. Старик стал набивать трубку. Некоторое время оба молчали, стараясь как можно дольше не выдавать своих мыслей, и настороженно следили друг за другом. Тревога о дочери точила грудь старика, вопрос так и рвался наружу, но он заговорил как ни в чем не бывало.
– Как это я оплошал! Забыл захватить с собой еды, завтра можно бы на охоту отправиться…
– Я могу тебе дать, – сказал пастух.
– А есть у тебя что-нибудь?
– Как же, только сегодня принесли, – Бежия украдкой глянул на старика.
При этих словах у старика чуть заметно дрогнули руки и искра сверкнула в глазах. Бежия заметил это и понял, почему пришел Коргоко.
«Однако, – подумал старик, – куда же так надолго пропала эта девочка после того как ушла отсюда?»
Но он быстро овладел собой.
– Да, я ведь и позабыл, что сегодня должны были тебе принести еду… Если только не запоздали с этим?… – и он пристально взглянул на Бежию.
Бежия постарался ответить так, чтобы старик не мог догадаться, что сам-то он, Бежия, все понимает.
– Нет, почему же запоздали? Еще солнце стояло высоко, когда Циция сама принесла мне обед… Тогда же и другие женщины приносили еду своим пастухам, дай им бог здоровья! Оставили нам все, а сами пошли собирать ягоды…
– Ягоды?… – не удержавшись от радости, воскликнул старик.
«Оттого она и запоздала».
Он успокоился и решил переночевать у пастуха, а утром спуститься домой.
Разговор перешел на повседневные дела. Они побеседовали о стаде, о ягнятах, – как славно они резвятся на ледниках. С удовольствием вели они этот разговор о скотине, ведь она – источник существования всякого горца, и горец бережет ее как зеницу ока. Вскоре оба, завернувшись каждый в свою бурку, спокойно похрапывали под ясным ночным небом.
9
Тем временем Циция с трепетом приближалась к родному дому, не зная, как объяснить отцу такое долгое свое отсутствие.
Вот она подошла к двери, но не посмела дотронуться до нее и остановилась с сильно бьющимся сердцем. Отошла, заглянула в оконце. В доме было темно, все казалось спокойным, обычным, из-под золы сверкал тлеющий, разгорающийся огонек, как видно, очаг еще не совсем потух.
Циция снова подошла к порогу, смело просунула руку в щель, чтобы отодвинуть засов, которым изнутри была заперта дверь. Что-то загремело, должно быть, деревянная миска свалилась с ниши.
«Кошка возится…» – подумала Циция. Она распахнула дверь… Какой-то шорох. послышался в углу комнаты, словно кто-то ходил на цыпочках.
– Кто там? – испуганно спросила она. Ничем не нарушаемая тишина стояла в комнате.
«Кошка, должно быть… Но где же отец? Он всегда так чутко спит… – тревожно раздумывала Циция. – Да он устал вчера вечером с гостями, выпил лишнее, – вдруг осенила ее радостная догадка, – рано лег спать!»
Больше всего боялась она сегодня вечером объяснения с отцом. Как бы она ответила ему на вопрос, почему так запоздала, где была? Солгать? Но отец всегда все видит насквозь. Циция заранее твердо решила: ни за что не рассказывать отцу о своей любви к Бежии. Отец навязывает ей нелюбимого, чужого, и она, в своем любовном ослеплении, склонна была объяснить это враждебностью отца к ней, единственной дочери.
Циция бесшумно подошла к тахте и стала стелить себе постель. И вдруг она услышала чьи-то шаги и резкий звук задвинутого засова.
– Отец, ты? – спросила девушка. Ответа не последовало. – Кто здесь? – вскрикнула она.
Снова молчание было ей ответом.
Вся дрожа от страха, девушка метнулась к очагу, чтобы зажечь лучину, но в эту минуту в золу попал брошенный откуда-то камешек. При тусклом свете, на мгновение озарившем комнату, она рассмотрела в углу незнакомого ей мужчину.
– Отец, отец, у нас чужие! – крикнула она, но молчание по-прежнему царило в доме.
«Я погибла!» – подумала она и метнулась за клеть, в чулан, где стояли бочки с сыром; это место казалось ей надежным укрытием.
У очага послышался треск ломаемых сучьев, и кто-то стал раздувать огонь. Вскоре запылало пламя, его пляшущие языки озарили комнату.
Какой-то мужчина, вооруженный с головы до ног, стоял у очага. Голова и лицо его до самых глаз были повязаны башлыком. На нем была старая, с оторванными рукавами, чоха. Это означало, что он или очень беден, или принадлежит к «озданам», к таким людям, которые, будучи состоятельными, презирали наряды, и только добрый конь да богатое оружие составляли их гордость.
В поисках счастья и приключений они становились абреками и всю жизнь скитались в горах.
Незнакомец подошел к стене, снял лучину, укрепленную на поставце, и зажег ее. Только тогда начал он искать девушку.
Циция забилась в угол и вся дрожала, как в лихорадке.
Незнакомец взял ее за руки и вывел на середину комнаты.
– Не бойся, девушка! – сказал он, и по его выговору девушка поняла, что он кистин.
Она старалась вырваться, но рука юноши крепко сжимала ее руку.
– Постой, постой немного! – сказал незнакомец и не спеша размотал башлык. – Посмотри на меня, – не нравлюсь я тебе? – и он гордо, но ласково поглядел на нее.
В самом деле, у неизвестного было такое правдивое и привлекательное лицо, что сердце даже самой строгой девушки могло бы смягчиться. Но Циция даже не в силах была взглянуть на него, у нее померкло в глазах от ужаса, она почти теряла сознание.
– Девушка, – снова заговорил неизвестный, – я увидел тебя на похоронах Вепхии, ты была плакальщицей, восклицала «дадай» и рукой ударяла себя по щеке… И тогда же я поклялся твоей жизнью,
