действовать. А ворота все не отворялись. Он уже почти отчаялся, когда вдруг приоткрылась калитка, и из нее высунулась голова, принадлежавшая, как ему удалось установить, несмотря на темноту, какому-то жандарму.
Оглядевшись по сторонам и, по-видимому, убедившись, что все спокойно, голова снова скрылась.
«Собираются выходить», — решил Ферох. И, сжавшись, насколько было можно, он притаился в нише калитки, возле которой стоял. Тогда в доме опять открылась калитка, и из нее вышли несколько человек. Так как он стоял там уже больше четверти часа, то глаза его освоились с темнотой, кроме того, воздух был необычайно чист и прозрачен, и он отлично различал фигуры и даже лица.
Он сказал себе:
«Какие разнообразные люди. Неужели эти взгляды объединяют всех? Неужели даже чалмоносцы недовольны положением?»
Через несколько минут вышедшие, разделившись на пары, двинулись к центру Казвина, а Ферох пошел в квартиру своего приятеля. Не понимая хорошенько поступков Фероха, но догадываясь, что происходившее в соседнем доме имело, должно быть, какое-то отношение к его четырехлетнему отсутствию, тот давно уже ждал его с нетерпением. Не в силах подавить любопытство, приятель спросил:
— Ну, что там такое?
Ферох ответил:
— Секретное дело, притом такое, которое могло бы подвинуть меня к моей цели. Но, к несчастью, один из участников заседания из трусости свел его к пустякам, так что теперь надеяться почти не на что.
Не поняв ничего в этом путаном объяснении, товарищ его попросил объяснить, в чем дело.
Ферох ответил:
— В двух словах: эти люди составили заговор с целью ниспровергнуть правительство. Но один из активных членов, на котором должна была лежать важная часть дела, из страха перед большими амамэ и длинными бородами, отказался принять ее на себя.
И Ферох попросил приятеля пока сохранять это в тайне. Наутро состояние Фероха переменилось, он вновь ощутил в себе силы для продолжения борьбы. Когда он понял, что и другим надоело это положение и что они стремятся с ним покончить, он сразу невольно стал сильнее. И хотя возражения полковника Н. почти срывали план, Ферох думал, что найдется какой-нибудь другой способ и что все-таки они будут действовать. Судьба снова указывала ему путь.
Через двадцать пять дней после того вечера Ферох услышал разговоры:
— Казаки завтра выступают из Казвина. Идут на Тегеран.
Удивленный этим неожиданным и не имевшим прецедентов приказом, Ферох спросил одного из своих товарищей, который был с ним очень дружен:
— Не знаешь, в чем дело? Почему мы завтра уходим в Тегеран?
— Я сам ничего не пойму.
Укладывая свои вещи и радуясь, что он попадет, наконец, в Тегеран, Ферох вдруг вспомнил ночь, проведенную в квартире своего приятеля, чиновника Малийе.
«А нет ли здесь связи с той ночью?» — спросил он себя.
Он пустился на розыски. Никто ничего не знал. Однако он выяснил, что приказ о выступлении исходит из канцелярии полка. И он окончательно уверился, что выступление связано с той ночью, потому что план, который предлагали тогда полковнику Н., был именно таков.
Обрадованный и довольный, он стал готовиться к походу.
В тот же день, под вечер, казаки выступили в Тегеран, а наутро в полуофициальной тегеранской газете появилось об этом сообщение в форме обычной заметки.
Чем ближе Ферох подходил к Тегерану, тем мрачнее и грустнее он становился. Несчастный не знал, как назвать это чувство.
Разве не к милой он шел, не в ее город? Чего же грустить? Но даже мысль о том, что через два дня он будет в Тегеране и, по крайней мере, хоть узнает о здоровье Мэин, не вызывала в нем радости. Его товарищ-офицер спрашивал:
— Почему ты час от часу делаешься все мрачнее?
Ферох не отвечал, только обещал в Тегеране рассказать ему всю историю своих скитаний.
До этого времени Ферох не подумал о том, где он будет в Тегеране жить. Он был уверен, что отец его или погиб от горя, или, оставшись беспомощным, лишился дома. Товарищ, видя его беспокойство, предложил ему остановиться у него.
— Я ведь уже предупредил своих о моем приезде. Если бы даже не вышел этот приказ, я все равно собирался выехать в Тегеран.
Ферох вынужден был согласиться.
И снова он впал в задумчивость. Он, собственно, сам удивлялся ей и готов был даже объяснить ее избытком счастья. Но сердце его сжималось все сильнее, и он все больше удивлялся самому себе.
На следующий день к вечеру пришли в Кередж. От Кереджа до Тегерана всего шесть фарсахов, и их можно пройти пешком за шесть-семь часов. Ферох не решил еще, как именно он поступит, когда придут в Тегеран, но он понимал, что надо пользоваться моментом, и так как он был убежден, что движение на Тегеран стоит в связи с теми переговорами, которые он подслушал в тот вечер в Казвине, то, простившись с товарищем, отправился к караван-сараю, где помещался командир отряда.
Ответив на вопрос командира, в какой он части состоит, Ферох без всякой робости и, глядя на командира горящими глазами, сказал:
— Я знаю все о заговоре. Я знаю цель этого выступления. Вы можете меня, если хотите, всякую минуту уничтожить, я не боюсь. Но я умоляю вас, сейчас, когда вы приступаете к этому важному делу, разрешите и мне, который слишком много страдал, указать несколько лиц, подлежащих аресту, а если можно, то и самому привести приказ в исполнение.
Воцарилось молчание. Командир раздумывал, догадываясь, вероятно, что происходит в душе молодого офицера, в словах которого слышался стон боли и обиды. Потом, внутренне восхищаясь его решимостью, сказал:
— На кого ты хочешь указать и что хочешь сделать?
Вытянувшись по-военному, Ферох сказал:
— Я хочу немного: только отомстить за страдания долгих лет. Хочу прибавить к списку предателей имя человека, который испортил и отравил мне жизнь.
Помолчав, он прибавил:
— Теперь он депутат меджлиса и зовут его господин Ф... эс-сальтанэ. Кроме него, в насилиях надо мной участвовали еще несколько человек. Они хоть и не столь известны, но в своем роде тоже хороши и не уступят своим важным господам.
Немного подумав, командующий сказал Фероху, что имя господина Ф... эс-сальтанэ уже есть в списке и что он может сам его арестовать. И, подойдя к столу, быстро набросал:
«Лиц, которых подпоручик Мохаммед-Реза-хан передаст тюремному начальству, содержать строжайшим образом, как арестантов первой категории».
На лице Фероха светилась радость. Взяв этот приказ, он сказал:
— Теперь я могу сказать, что я на пути к отмщению.
Через полчаса, то есть около часа после заката солнца, казаки выступили в Тегеран. Ферох с приказом в кармане и с мыслью о том, что он уже близок к месту, где живет Мэин, и что скоро он будет дышать одним воздухом с любимой, казался счастливым. Но внутренняя тревога его не оставляла.
Когда они приблизились к Тегерану, Ферох сказал товарищу:
— Если удастся взять Тегеран и мы отправимся арестовывать господина Ф... эс-сальтанэ, в большие ворота входить неудобно, может подняться шум. Войдем в маленькие ворота. Они выходят на тихую улицу, и там вряд ли можно ждать сопротивления.
К семи часам пришли в Тегеран. Небольшой отряд тегеранской бригады встретил их возле Казвинских
