Одним словом, СССР должен был быть локомотивом истории, он должен был ТВОРИТЬ историю не по каким-то уже известным рецептам, а сам, поскольку все, что он делал, делалось впервые! Он должен был действовать, а все остальные идти в фарватере, подражать или реагировать. Этот вопрос о вредном подражательстве в науке уже поставил Капица в письмах к Сталину. Сталин его услышал, и реформы в науке действительно создали мощнейший, мирового уровня, технический задел. Впервые не мы, а нам стали подражать в атомной энергетике, в авиации, в космосе, в математике, в отдельных отраслях физики… Но то же самое должно было произойти в гуманитарных науках и искусстве!
Надо констатировать, что со всеми означенными задачами наша гуманитарная элита не справилась и даже не осознала как таковые. Как уже было сказано, в нашей гуманитарной среде распространено вреднейшее убеждение, что «Запад механистичен, бездуховен, бесчеловечен…» и проч. На самом деле, главное оружие Запада - гуманитарное, мы выиграли гонку в технике, но проиграли в конце 20-го века в гуманитарных технологиях, мы проиграли гуманитарную войну. И проиграли ее именно потому, что не осознали вышеописанные проблемы и не решили их. Это, однако, не является только вопросом истории, задачи никуда не делись, их невозможно обойти, их, в любом случае, предстоит решать.
То, что сделал Хрущев было прямо противоположным во всех отношениях. Самое главное - это его установка на борьбу с прошлым, со Сталиным и всем что с ним связано, а не озабоченность будущим, Хрущев был реакционером в худшем смысле этого слова.
В отличие от Сталина, Хрущев был малообразованным человеком, сформировавшимся как политический деятель в Донбассе, где всегда были сильны троцкистские настроения. Он был откровенным материалистом, и реально заблуждался насчет роли материализма в победе и вообще в идеологии. Хрущев откровенно презирал дух, Церковь, философию, гуманитарную проблематику и все что с ней связано. Поэтому он даже не ставил задачу быть в духовном авангарде мира, он поставил задачу «перегнать Америку по молоку и мясу». Сама постановка Америки как образца и ориентира, сама ставка на материальные потребности, на потребление, на «живот» была заранее проигрышна и, главное, резко снижала, профанировала «дух победы». В СССР тогда были десятки миллионов людей, которые готовы были в «сотню солнц мартенами воспламенять Сибирь» (Маяковский), лететь к звездам, освобождать человечество, а им было предложено повышать яйценоскость, надои и удои. Сам отказ от принципа опережающего развития средств производства и переориентация на «товары потребления» означал ставку на проедание капитала, а не на капитализацию. Такая политика всегда может быть только временной и ведущей к краху. Что касается гуманитарной сферы, она была без боя сдана врагу. Именно при Хрущеве в Москву зачастили всевозможные кумиры зарубежной эстрады, оркестры, театры и певцы, которые в итоге создали уверенность в элитах (это выражали появившиеся тогда стиляги), что «модное и западное - это одно и то же». На базе этой ценности потом детонируют основные информационные бомбы холодной войны.
В международной политике он сделал то, за что ему были должны поставить памятник все мировые антикоммунисты и реакционные круги. Своим стучанием ботинком по трибуне ООН и криками «Мы вас похороним!», он оттолкнул очень большую часть элиты и простого народа от СССР. Симпатии, даже среди простого народа буржуазных стран Европы, были вполне естественны, СССР избавил мир от газовых камер и других зверств, которые все увидели на Нюрнбергском процессе. Бояться «Советов» не было резона, ведь это была страна вдов и инвалидов. И верить, что она собирается покорять весь мир, ни у кого не было причин. Поэтому поначалу и Трумэн, и Черчилль с их речами воспринимались как бесноватые, как люди, потерявшие связь с реальностью, как бьющийся в агонии старый мир. Эйнштейн смеялся над фултонской речью Черчилля. Страна, потерявшая более 20 миллионов и которая и так уже идейно скоро завоюет весь мир, никому не может угрожать… Какой «железный занавес»? Зачем? Но Хрущев сделал то, что не могла сделать вся антисоветская пропаганда - он заставил бояться СССР. Другим «успехом» в международной политике была ссора с Китаем, который смотрел СССР в рот в течение полувека и который готов был идти в фарватере наших реформ, что сразу же обеспечило бы господство над большей частью земного шара. Китай ушел в объятия Америки. По сути, он стал производственным цехом США, тогда как сама Америка сосредоточилась на производстве нематериальных активов (долларов, музыки, программного обеспечения, образа жизни, фильмов, брендов, безопасности, хай-тека). А ведь Китай мог быть нашим цехом, освобождающим нас для роста в хай-тек и хай-хьюм. Хрущев подписал бестолковую декларацию с Японией, пообещав ей Курильские острова после заключения мирного договора. С тех пор у нас нет договора и нормальных отношений с третьей экономикой мира. Тут еще много можно привести примеров, тот же бестолковый «Карибский кризис», показавший психологическую слабость Хрущева.
Вернемся к политике внутренней. Вместо того, чтобы, как сказано выше, вообще отказаться от принципа партийности или хотя бы снизить роль партии, Хрущев ее поднимает на запредельную высоту. Он заявляет совершенную неправду, а именно, что война была выиграна под руководством партии. Самой большой акцией по поднятию роли КПСС стал XX съезд и доклад о культе личности. Доклад дал старт многочисленным фальсификациям истории относительно репрессий, масштабы которых завышались в сотни раз, и не только, уничтожению части драгоценных архивов, а главное, он поднял забытую и ушедшую в прошлое тему. Даже крестьяне, больше всех пострадавшие от коллективизации, и то, повоевав бок о бок с «городскими» и увидев, как коммунисты первыми шли в атаку и умирали (было выбито 3 состава партии за время войны), все простили властям. Май 45-го объединил страну, перевернул страницу истории, но Хрущев, не боясь известной поговорки, решил «помянуть старое». Результат - смятение в элите, чувство, что «победа оплевана», что нет ничего святого, чувство, что тебя предали. Те, кто вчера был героем, сегодня были вынуждены прятать глаза, в обществе главными эмоциями стали не оптимизм и радость, а недоверие и смущение. Дело не в том, что людям было стыдно за себя, сами-то были ни в чем не виноваты. Просто еще вчера всем казалось, что мы знаем куда идем, все хвалили Сталина, плакали на похоронах, громко защищали какую-то точку зрения, а сегодня… раз, и все оказалось не так или просто сомнительно, и ты выглядишь дураком перед своими близкими, перед подчиненными… Как же так? Что же делать? Куда идти? Вопросы остались без ответа. Поколение победителей стало прятаться и стесняться, раз почувствовав себя преданным, человек теряет доверие. По мысли Хрущева, разговор о репрессиях должен был улучшить взаимопонимание между властью и народом, на самом деле, он вбил огромный клин: «Неизвестно, что завтра опять выкинет власть, сегодня разоблачили, завтра обратно воскурят фимиам, молчи, не высовывайся - за умного сойдешь» - вот что стало итогом. Съезд имел и международный резонанс: например, число членов французской коммунистической партии сократилось в 10 раз, от СССР отвернулся Китай, который не считал Сталина виноватым и проч. Авторитет СССР стал серьезно падать.
Хрущевский период окрестили «оттепелью», но на самом деле, именно при Хрущеве возник волюнтаристский стиль управления. Не вникая в систему принятия решений при Сталине и не будучи допущен к ней, Хрущев воображал, что генеральный секретарь - царь и бог, который ни с кем не считается. На самом деле при Сталине были и острые разногласия, и кулуарная борьба, и партийные дискуссии, и совещания со специалистами. Не всегда победителем в различных вопросах выходил Сталин. Иногда вопреки Сталину побеждала точка зрения какой-то группировки в руководстве, и Сталин нехотя подчинялся. И наоборот, Хрущев принимал решения в соответствии с минутным капризом. Понравилась ему в Америке кукуруза и стоячие кафе, он тут же приказал всю страну уставить кафетериями и засеять кукурузой. В сельском хозяйстве некомпетентность и волюнтаризм проявились особо рельефно. Вместо того, чтобы идти по пути интенсивного земледелия, решили экстенсивно распахивать целину. Ну, ладно, распахали, но ведь в степи ветры, нужны особые сорта хлеба, ирригация, борьба с эрозией, это толком не продумали. В итоге целина обошлась себе дороже. Отдельный удар был нанесен по личным крестьянским хозяйствам: пришлось, как во времена раскулачивания, вырезать всю «лишнюю» скотину.
Казалось бы, Хрущев как «либерал» в сравнении со Сталиным должен был попустительствовать всякой творческой интеллигенции. И если бы он так сделал, в его активе появился бы хоть один плюс, но феномен Хрущева в том, что он был либералом там, где не надо, а там где надо, был тупым тираном. Именно он устроил на выставке разнос Э. Неизвестному и всем авангардистам-формалистам, которые, понимаешь ли, творят непонятное народу искусство… Как явный троцкист и плохо образованный человек, с типичными рассуждениями «академий не кончал, в семи комнатах не жил» и «что тут думать? Взять все и поделить», Хрущев снижает бюджетные траты на образование до трех процентов. При Сталине профессора и инженеры считались элитой общества, получали большие квартиры с несколькими комнатами под мастерские и библиотеки, имели приличную зарплату… Хрущев уравнял всех, чтобы пролетариат не завидовал. В то же самое время именно «либеральный» Хрущев впервые со времен Ленина и Троцкого
