Кризисное обществоведение. Часть I

соединении, и в разделении, а ошибки тоже стимулируют познавательный процесс.

В обществоведении, как и в любой другой сфере знания, тоже встает проблема классификации и типологии. Прежде всего это относится к самим обществам. Очевидно, что человеческие общества имеют много сходных черт и в то же время обладают важными различиями. На самых ранних стадиях этногенеза человеческие общности сплачивались, сравнивая себя с «иными», находя в них отличия, служащие «маркерами» своих и чужих. Девушек отдавали замуж в чужой род, устанавливая с ним отношения свойства; породненные общности соединялись в племя; родственные племена собирались в народ; в народе складывалось общество с усложняющейся структурой. Самосознание народа складывалось в отношениях с другими обществами и под их влиянием. И уже в древности была потребность составить образ этих иных обществ и по каким-то признакам сгруппировать их.

Эта проблема актуальна и сегодня — по тем же причинам, по которым для общества и страны важно определиться со своей цивилизационной идентичностью. Например, мы в России уже двадцать пять лет слышим непрерывные упреки в том, что у нас не сложилось гражданского общества. Что это такое, почему наше общество должно быть гражданским и какое оно сейчас, если не гражданское? Каковы критерии и признаки отнесения к тому или иному типу общества? Какая польза в причислении себя к тому или иному типу?

Если охватить интегрально гуманитарный обществоведческий дискурс перестройки и 1990-х годов, а позже дискурс «продолжателей» перестройки, то мы увидим, что в нем из множества суждений складывался именно типологический образ российского и советского общества. Этот образ критиковался и отрицался, ему был противопоставлен, как идеал, обобщенный образ какого-то другого общества, правильного, к которому наше общество должно было «перейти». Условно это называлось «Западом». Л. Баткин верно подчеркивал, что под «Западом» надо было понимать не конкретные страны и культуры, а «всеобщее определение истинно современного, очищенного от архаики общества». Речь шла именно о типе. От нашего общества требовали не улучшений той или иной стороны жизнеустройства, а перескока от одного типа к другому, подобно тому как электрон перескакивает с одной орбиты на другую, преображается, а не переползает.

Таким образом, философия российских реформ базируется на представлении о двух принципиально разных типах обществ. Уже тогда из мозаики желаемых и негативных характерных черт, которые описывали обществоведы и поэты перестройки, можно было составить два образа и понять, чего так страстно желают реформаторы. Это устранило бы много недоразумений и позволило бы в какой-то степени смягчить конфликт, создав рациональные основания для диалога. Но так не получилось, все мы связно выражались на языке формационных понятий, и сторонникам реформ пришлось сдвинуться к «борьбе за капитализм», хотя мало кто из них его желал. Более разумной, но совсем утопической, была концепция «антисоветских коммунистов», которые желали смены типа общества, но с перескоком в правильный марксистский социализм («советский социализм-мутант»).

Сейчас нам было бы полезно упорядочить ту типологию, которая в неявном и сумбурном виде сложилась за годы реформы в общественном сознании. На какой основе предлагается это сделать?

Как мы говорили, в Новое время законодателем в классификации культур, цивилизаций и обществ стал Запад. Другие народы с оговорками, но приняли разработанные на Западе понятия и методологию, критикуя их и дополняя. Россия не стала исключением. Она перенесла на свою почву и европейскую науку, и развитые в проекте Просвещения понятия и методы гуманитарного знания. Российская интеллигенция, и даже широкие слои менее образованных людей, долгое время пользовались классификацией обществ, выработанной в так называемом формационном подходе, в основном в рамках марксизма. Это был один из важных способов упорядочить представления об обществе.

Однако определять тип общества по признаку господствующей в нем социально-экономической формации (феодальное, капиталистическое, социалистическое) явно было недостаточно. Было видно, что Россия, Китай и Англия различны независимо от экономической формации. Следовательно, требовались и другие основания для классификации, помимо формационных. Они вырабатывались, во многом соответственно политическим задачам. Как уже говорилось, в Новое время в западной общественной мысли возникло различение двух образов жизни человека — цивилизованного и дикого. В пределах западной культуры человек живет в цивильном (гражданском) обществе, а вне этих пределов — в состоянии «природы». В международной конкуренции и психологической войне эта типология до сих пор действует.

XX век стал временем очень интенсивных и широких этнографических и антропологических исследований. Они привели к идее самого грубого и резкого разделения всего множества обществ на два типа — общество современное и общество традиционное. Во второй половине XX века это представление приобрело развитую форму. Смысл его таков: современное общество (модерн) возникло в Западной Европе на обломках традиционного общества Средневековья. Те культуры и цивилизации, в которых такой глубокой ломки не произошло, продолжали развиваться в условиях той или иной разновидности традиционного общества.

Возникновение на Западе общества нового типа было культурной мутацией колоссального масштаба. Она произошла в результате череды революций, слившихся в «Великую трансформацию». К. Поланьи, описывая процесс становления современного общества в Западной Европе, отмечал, что речь шла о «всенародной стройке», что главные идеи нового порядка были приняты народом. Он писал: «Слепая вера в стихийный процесс овладела сознанием масс, а самые 'просвещенные' с фанатизмом религиозных сектантов занялись неограниченным и нерегулируемым реформированием общества. Влияние этих процессов на жизнь народов было столь ужасным, что не поддается никакому описанию. В сущности, человеческое общество могло погибнуть, если бы предупредительные контрмеры не ослабили действия этого саморазрушающегося механизма».

Таким образом, современное (гражданское, либеральное) общество изначально понималось как общество, присущее западной цивилизации. Традиционное общество — общество незападное. В ходе модернизации, т. е. освоения и переносе институтов модерна, традиционные общества приобретают многие черты современного общества, но «привитые» на ствол своей культуры. Например, проводят индустриализацию. Типичным примером является Япония.

Россия — более сложный случай, поскольку она сложилась как цивилизация на основе христианства, находилась с Европой в интенсивных отношениях и раньше других культур предприняла программу глубокой модернизации. Тем не менее и она, будучи до середины XX века преимущественно крестьянской страной, относилась к категории традиционных обществ. Сейчас, после быстрого послевоенного развития, многие российские обществоведы отрицают характер нашего общества как традиционного. Я считаю, что по главным признакам, гораздо более инерционным, нежели индустриальное хозяйство и городской быт, и советское, и нынешнее общество России продолжали относиться к категории традиционных, а в ходе нынешнего кризиса даже идет откат к архаическим институтам традиционного общества. Далее мы рассмотрим основания для такого утверждения.

Названия «традиционный» и «современный» условны и, думаю, неудачны; первоначальный смысл их уже не отражается выбранными словами. Кроме того, для многих само слово «современный» звучит как положительная оценка, что неприемлемо для научного понятия, которое должно быть беспристрастным. Но раз уж эти названия давно вошли в обиход, лучше не изобретать новых. Делались попытки найти более подходящие термины, но они не увенчались успехом и заглохли.

Современное общество есть продукт индустриальной цивилизации, а традиционное общество корнями уходит в цивилизацию аграрную. Иногда этот признак переносят в наши дни и ошибочно считают, что в промышленно развитых странах везде сложилось современное общество. Это не так, степень промышленного развития не служит существенным признаком. Япония в высшей степени развитая промышленная страна, но сохранившая самые главные черты традиционного общества. С другой стороны, сельскохозяйственные плантации в Зимбабве — очаги уклада современного общества.

Понятия «современное» и «традиционное» не содержат в себе оценки, она возникает лишь при взгляде через фильтр идеологии. К оценке по критерию «плохой — хороший» эта классификация отношения не имеет, для этого важна совокупность всех данных исторически черт общества. Например, вопреки