Любовольский.
– Ее никто не закрывал! Сами журналю… журналисты не дотягивают до уровня телеканала, на котором собираются работать. Они сами не соответствуют высоким требованиям канала, а потом еще пытаются роптать и возмущаться нашей демократией! – строгим голосом ответил Бредовский. – Как можно закрыть программу мне в условиях демократии? Ведь это очередной бред!.. Бред!.. Сами не могут работать, не подходит их программа каналу, рейтинг программы маленький, а потом еще возмущаются. И чего им надо всем о политике говорить, когда канал-то был развлекательный… Потом и акционеры могут возмутиться такими программами и самим всем телеканалом!
– А почему они могут возмутиться? Кто эти акционеры?
– Как кто? Акционеры телекомпании «Останки», которые есть во всем мире! – недовольным тоном ответил Бредовский. – И в Англии есть акционеры компании, там две старушки, еще на острове Зеленого Мыса есть пять семей, еще где-то там… Да, на Гавайских островах есть два господина… И иногда они спрашивают дирекацию компании: «А как у вас, ребята, дела? И как вертятся наши деньги? И чего у вас вместо развлечений программа о политике?»
– Реально ли какая-то старушка там будет звонить в Москву из Англии по поводу одной телепрограммы? – усомнился Негожа.
Бредовский бросил негодующий взгляд в сторону депутата, после чего ответил холодно:
– Много говорите!.. Не верите мне или кому повыше? Раз говорят, что только акционеры недовольны, то и верить нужно этому… Всё, эта тема закрыта!.. Еще вопросы есть?
– Тяжела работа политтехнолога, как я погляжу? – высказал свое мнение Любовольский.
Бредовский не ответил ему, недовольно только качнув головой.
– У политтехнолога адская работа, – молвил Пыжников.
Услышав эту мысль, Бредовский гордо вскинул голову, пристально глядя на Пыжникова и рассерженно говоря ему:
– Поясните свою мысль! Что вы имели в виду?
– Что я имел в виду? Адская у вас работа в прямом смысле этого слова… Политика сами знаете, что такое… Черный пиар еще…
– Бред! – рявкнул Бредовский. – Хватит болтать всякую ерунду! Всех вас высечь надо!
Тишина, как и ранее.
Насупленные депутаты.
– Еще вопросы есть? Может, хватит их задавать?
– Скажите, а что нового у министра по таблеткам? – спросил Напыжников.
– Что у него нового? – пожал плечами Бредовский. – Работает…
– Вы не поняли, – попытался пояснить свой вопрос Напыжников. – Цены на таблетки…
– Понятно, – перебил его Бредовский, – у министра по таблеткам с таблетками всё в порядке, но цены вновь на них возросли вследствие очередного спроса на нефть и газ за рубежом. Но это нашего министра не беспокоит. Его беспокоит грядущее повышение пенсий пенсионерам, зарплат бюджетникам на 10 процентов.
– Скажите, а министр по казне обеспокоен ростом цен на нашу нефть и газ за рубежом и в то же время нашей инфляцией у нас! – то ли спросил, то ли константировал Пыжников.
– А сколько нам жить еще на трубодоллары? – вдруг осмелел Напыжников, задавая этот вопрос Бредовскому.
Бредовский побагровел от злости, отвечая:
– Что за бред? И что за выражения я новые слышу?!.. Трубо… Бред!.. Еще вопросы есть?
Депутат Негожа вздохнул, потом осторожно спросил Бредовского:
– А вот министр по пропаганде настаивает на постройке помещения в одном из городов для всех желающих высказывать свои разные мнения…
– В чем вопрос? – перебил Бредовский.
– Вопрос вот в чем… Как утверждает министр по пропаганде, постройка такого дома поможет общению и обмену разными мнениями, там можно будет свободно высказываться… И как утверждает министр, это поможет людям ощутить нашу полную демократию!
– Бред! – усмехнулся Бредовский. – Я же ответил о предложении устроить у нас своего рода подобие Гайд-парка. Демократия демократией, но всё хорошо в меру! Хотят эти оппозиционеры болтать, пусть выходят на улицу и стоят у столба!
– Но тогда их милиция арестует, – заметил Негожа.
– Пускай арестовывает, – ответил Бредовский, – мне на это(нецензурщина)… Считаю данное предложение министра излишним и буду отстаивать свою позицию перед Евсеем Горынычем.
81-90 км
Я услышал чей-то приглушенный смех в зале ресторана. Но депутаты сидели тихо, потупив свои взоры. Бредовский наливал себе стакан водки.
Кто же смеется и над кем?
Через минуты три я заметил пожилого чиновника лет примерно шестидесяти пяти с резкими морщинами на скуластом и бледном лице, в темном дорогом костюме. Мне показалось, что я встречал его в спецвагоне с Евсеем Горынычем.
Чиновник шел медленно между столиками, ища кто-то и постоянно оглядываясь по сторонам. Как я понял, он искал депутатов. Из-за одышки чиновник часто останавливался при ходьбе: шаг вперед и далее отдых от ходьбы, потом еще шаг вперед и отдых.
Я понял причину смеха в ресторане: почти вся грудь вошедшего чиновника была усеяна разными медалями и орденами; помимо этого, у чиновника было не две руки, а три! Конечно, мне, побывавшему в спецвагоне для чиновников, удивляться наличию трех рук, не пристало. Но многие песетители ресторана показывали на три руки чиновника, которые всем, кроме меня, казались смешными и нелепыми. И я сам до сих пор считаю просто абсурдом человека с тремя руками или еще большим их количеством, как и подобие человека без головы, что тоже я видел ранее в спецвагоне.
Бредовский обернулся, увидел чиновника с тремя руками, после чего приветливо помахал ему рукой, приглашая сесть рядом с ним за столик.
– Приветствую вас, Леонид Иванович! – обратился он к чиновнику с тремя руками, придвигая ему стол.
Минут пять Леонид Иванович пытался усесться на стуле, охая и ерзая.
– Здравствуйте, дорогие товарищи депутаты! – поздоровался со всеми Леонид Иванович, наконец, сев рядом с Бредовским. – Я еле… еле дошел до вас…
– Как здоровье? – участливо спросил чиновника Бредовский.
Чиновник с тремя руками повздыхал, тяжело дыша, потом стал жаловаться.
– Плохо совсем… плохо мое здоровье!.. Да… у меня общая телесная недостаточноть… как мне сказали эти рвачи!
– Точнее, врачи?
– Нет, рвачи, они только деньги хотят получать, а лечить они не лечат! – проворчал Леонид Иванович. – Еще у меня помрачение мозга!
– Неужели есть такая болезнь? – удивился Пыжников.
– Есть, молодой человек, есть! – ответил недовольно ему Леонид Иванович, хотя Пыжникову было совсем не двадцать или тридцать лет, а уже под пятьдесят.
– Да, все мы болеть можем… – неопределенно молвил Бредовский, далее резко переходя к делу: – Какие новости?
– Иду от Евсея Горыныча, – ответил, тяжело дыжа, Леоинд Иванович, – как там дела с будущим социологическим опросом? Он начался или еще нет?
– Пока нет, но мы сейчас работаем над этим, – уклончиво ответил Бредовский, – дел много, сами знаете…
Любезный тон Бредовского удивил меня, так как ранее он говорил весьма грубо с депутатами.
– Господин чиновник принес распоряжение от Евсея Горыныча или нет? – поинтересовался Любовольский.
