– Когда нужна сила, мудрость молчит, – возразил рыцарь Звезды, не выражая желания трогаться с места. – Кто знает, чем опасна долина. Мне кажется, твоя сила сейчас надежнее моей хитрости.
Они препирались бы бесконечно, но рыцарю-Поэту стало невыносимо стыдно за них, таких заносчивых и хорохорящихся на публике и таких жалких здесь, перед лицом неведомой опасности.
– Разрешите мне, рыцари, – сказал он, и оба спорщика воззрились на него с недоумением, словно к ним обратился придорожный камень. – Вы называли меня обузой – так я не хочу быть ею. И помните – ни слова, ни звука!
Юноша отвернулся и, не дожидаясь согласия, зашагал вперед. Поступь его изменилась: она стала мягче и бесшумнее. Рыцари переглянулись и, снисходительно пожав плечами, двинулись следом. Сильные Руки украдкой перевел дыхание.
Когда до края долины осталось не более тридцати рук шагов, послышались странные звуки: тихие, похожие на женские, мужские и детские голоса, произносившие невнятные слова на неизвестном языке. Одни рассерженно шипели, другие торопливо жаловались на горькую обиду, третьи успокаивающе лепетали и звали за собой, удаляясь... Точно племя гигантов скрывалось на дне пересохшей реки в гуще вялой травы.
С каждым пройденным шагом шепот усиливался, раздавались вздохи, вскрики, стоны и даже, казалось, истерические рыдания. Рыцарю-Поэту хотелось зажать уши; ему чудилось, что лучше оглохнуть навсегда – лишь бы не слышать голоса, рвущие нервы в клочья. Оглянувшись на спутников, юноша понял, что и они чувствуют себя не лучше: рыцарь Звезды зажимал себе рот ладонью, а Сильные Руки, полиловев и вытаращив помутневшие глаза, дико озирался по сторонам, то и дело вздрагивая. А ведь они еще только приближались к краю долины...
Первый же шаг рыцаря-Поэта вниз по склону едва не стал последним. Земля под сапогом дико вскрикнула, и юноша еле удержался на ногах. Чудом не закричав, он перевел дыхание и шагнул второй раз. Склон отозвался глухим ревом. Третий шаг – и от пронзительного визга едва не лопнули барабанные перепонки. Казалось, ноги ступают по обнаженным телам пытаемых мучеников.
Дальше стало еще хуже. Три пары ног вызывали такую непереносимую какофонию, что рыцари остановились и обмотали свернутыми плащами головы, оставив открытыми лишь глаза. Идти стало немного легче, особенно когда они добрались до дна долины: здесь голоса звучали почему-то слабее.
Рыцарь-Поэт и рыцарь Звезды понемногу осваивались. Что же, пусть земля рычит – ведь это всего лишь звук! Но Сильные Руки не выдержал испытания. Как только его спутники ступили на склон, ведущий вверх, вновь раздались жуткие протяжные вопли, и вслед за ними закричал силач.
Рыцари обернулись: их соратник карабкался туда, откуда они только что спустились. Сорванный с головы плащ победителя волочился за ним, как ненужная тряпка. Сильные Руки, обезумев, выкрикивал только одно слово: «Не-е-ет!..», и густой бас его срывался на визг, а обрадованные голоса громогласно повторяли за ним на разные лады: «Нет, нет, нет!» Каждое такое «нет» точно кнутом подстегивало насмерть перепуганного рыцаря.
Два путника, сжав зубы до хруста, с трудом сдерживались, чтобы не последовать за беглецом. Вот в последний раз мелькнули его огромные сапоги – и наступила тишина. Она была так неожиданна, что оглушала не меньше голосов. Не чуя под собой ног, рыцари выбрались наверх – они не слышали даже собственных шагов. Только отойдя на порядочное расстояние, они обернулись. Далеко-далеко на равнине виднелась темная фигурка – Сильные Руки все еще бежал, подгоняемый собственным криком.
– Невероятно... – выдохнул рыцарь-Поэт, разматывая плащ. – Действительно, можно лишиться разума.
Рыцарь Звезды долго дергал золотистую ткань непослушными пальцами, прежде чем она поддалась усилиям. Лицо его казалось белее цветов лахуа, губы совершенно посинели.
– Уйдем отсюда поскорее, – даже не сказал, а прошелестел он.
Рыцарь-Поэт не имел ничего против.
– Теперь нас только двое, – заметил он немного погодя.
– Трусишь, мальчишка? – злорадно рассмеялся опомнившийся рыцарь Звезды. – Может, желаешь вернуться? Беги, не смею задерживать. Вся слава достанется мне одному, и песни будут слагать только обо мне!
Рыцарь-Поэт с досадой вздохнул. Пережитый страх ни на зернышко не изменил его спутника.
Глава шестая
Предательство
Но, кровью облитый, страдая от боли,
Сын Ганги не бросил военное поле.
Зажглись его стрелы, как молний зарницы,
И громом был грохот его колесницы...
Перелопатив вручную три десятка ящиков, Роман откопал заветные футляры с птичкой на клапане. Вытащив один «жаворонок», он настроил его на большой экран в рубке и установил радиус действия триста километров.
– Лети, мой орел! – напутствовал он «жаворонка». Когда разведчик скрылся за деревьями, Роман поспешил к экрану.
Первоначально пейзаж был знаком: продолжительные прогулки дали пилоту представление об округе. Сплошной лес, разрезанный на куски ручьями и речушками, да кое-где небольшие лужайки. Почти все они пестрели цветами, и только на трех не росло ничего – ни былинки, ни цветочка, – лишь голая рыжая земля. Роман машинально отметил, что даже окружающие деревья отворачивали ветви в сторону, предпочитая простору тесноту. На одной такой проплешине почти в центре выделялось темно-коричневое пятно. Роман опустил «жаворонка» пониже и рассмотрел мертвую птицу. Видимо, она уже давно лежала тут – оперение местами полиняло, а сама она высохла и превратилась в мумию.
– С этим разберемся потом, – пробормотал Роман, посылая «жаворонка» дальше.
И снова на экране чередовались поляны, ручьи... Постепенно лес поредел, появились протоптанные дороги, которые петляли по перелескам и опушкам, не забираясь в глухие чащи.
– Дороги – это хорошо... Пахнет цивилизацией. Значит, скоро отыщется и местное население. Стоп, стоп! Что там за Мамаево побоище?
Роман впился взглядом в экран и повел «жаворонка» круто вниз. В том месте, где дорога сворачивала, огибая купу развесистых кряжистых деревьев, дрались семеро.
Двое мужчин в развевающихся алом и желтом плащах отбивались мечами от наседающей пятерки оборванцев с дубинами и топорами. Роман даже протер глаза – защищавшиеся словно сошли с иллюстраций учебников истории: мечи, латы, кольчуги... Строго говоря, это были не совсем латы и не совсем кольчуги, но предназначались они явно для защиты от холодного оружия. Уж в этом-то Роман разбирался – недаром несколько лет в колледже занимался в группе «Русские витязи», возрождавшей старинные боевые искусства. «Витязи» сами клепали себе в мастерских доспехи – от рейтарских до снаряжения римских легионеров, ковали оружие – преимущественно сабли, мечи и даги-кинжалы, изучали приемы. Так что для Романа слова «кираса», «экзерциции с клинком» и стойка «манир об един палаш» были не пустым звуком. Бой на поляне он мог оценить как специалист.
– Сражаются всерьез, а силы неравны. Вдобавок, кажется, красавчик в желтом увиливает...
Воины действительно сражались по-разному. Молодой мужчина в алом плаще не прятался за спину своего союзника – даже наоборот, успевал парировать некоторые удары, тому предназначавшиеся. Совершенно иначе вел себя «желтый». Он расчетливо подставлял «алого» и не раз прикрывался им от нападавших, хотя освященный веками бой спина к спине был бы намного безопаснее.
Роману страстно хотелось помочь «алому», и он проклинал свой грузовой корабль, не имеющий скоростного флигера. Сотню километров до места схватки он отмахал бы за десять минут! Руки просто чесались от желания почувствовать упругий взмах клинка, плечи заныли, припомнив тяжесть зерцального доспеха. Но ему оставалось лишь смотреть.
Ситуация на экране изменилась. Один из атакующей пятерки, потеряв топор, скорчился у ног сразившего его «алого». Обладатель самой сучковатой дубины, воспользовавшись оплошностью «желтого», нанес ему мощный удар, по счастью скользящий. Тот отскочил и, упав наземь, быстро-быстро пополз в кусты. Убедившись, что его никто не преследует и враги заняты напарником, «желтый» вскочил на ноги и
