готовы к взаимному обмену результатами космических исследований с американскими коллегами и что результаты этих исследований должны использоваться на благо всего человечества [728]. Впрочем, пропагандисты не были бы сами собой, если б позволили отношению ученых СССР к первому пилотируемому полету к Луне остаться даже на этой пресно-мажорной ноте. Так, один из обозревателей, комментируя по радио миссию «восьмерки», отметил, что полет «Аполлона» должен напомнить всем людям Земли о «жизненной необходимости» международного сотрудничества в рамках проектов, представляющих интерес для всего человечества. Один из таких проектов — научные исследования в мирных целях. Остается только жалеть, подчеркнул обозреватель, что агрессивные тенденции в американской внешней политике продолжают препятствовать сотрудничеству между Советским Союзом и Соединенными Штатами, а также — другими нациями, в области космической деятельности[729].
Однако США, очевидно, не считали, что агрессивные тенденции в их внешней политике способны создать препоны на пути объединения усилий за пределами атмосферы двух сверхдержав. Так, в 1969 г. руководитель НАСА Томас Пэйн обрушил на руководство АН СССР лавину инициатив, о которых доложил 11 марта 1970 г. в сенатском комитете по исследованиям в области аэронавтики и космоса:
«…За последние несколько месяцев я написал очередную серию писем президенту Келдышу и академику Благонравову… с новыми предложениями, касающимися сотрудничества в космосе. Письма приглашали советских ученых провести эксперименты на наших космических кораблях, предоставляли им возможность использовать лазерный рефлектор, оставленный на Луне экипажем «Аполлона-11», предлагали участвовать в анализе образцов грунта лунной поверхности, приглашали принять участие вконференции по миссии «Викингов»[730] на Марс, предлагали провести обсуждение планетарных программ [обеих стран]. Кроме того, мы подтвердили нашу готовность встретиться и рассмотреть любую возможность для совместного сотрудничества» [731].
Увы, ни на одну из инициатив Пэйна ответа дано не было. Вот лишь некоторые их примеры.
Глава НАСА передал 30 апреля 1969 г. академику Благонравову публикацию агентства под названием «Возможности для участия в исследованиях космических полетов», сопроводив жест этот уверениями в том, что участие советских ученых в такого рода деятельности будет только приветствоваться. Никакой реакции со стороны Москвы не последовало.
Решив не сдаваться, Пэйн отправил 29 мая 1969 г. приглашение Благонравову на старт «Аполлона- 11», в котором предложил, в том числе, встретиться «без галстуков» и обсудить в неформальной атмосфере возможные совместные проекты. На этот раз «успех» был налицо, правда лишь частичный. Анатолий Аркадьевич ответил, но лишь для того, чтобы сообщить, что присутствовать на старте, увы, не сможет.
Пэйн перенес «огонь» на самый верхний эшелон властной структуры академии. Он лично предложил президенту АН СССР Келдышу прислать советских ученых на своего рода брифинг, запланированный НАСА на 11 — 12 сентября 1969 г. Мероприятие было организовано для исследователей, пожелавших предложить свои эксперименты для осуществления в ходе грядущих миссий «Викингов» к Марсу. Адресат получил письмо лишь 3 сентября 1969 г. и, сославшись на недостаток времени для решения организационных вопросов, связанных с откомандированием за «железный занавес» советских специалистов, ответил отказом. Впрочем, президент академии запросил материалы брифинга для последующего распространения среди коллег и даже не исключил возможность и того, что в будущем подобная встреча может произойти. Пэйн отослал запрошенные материалы Келдышу и предложил ему организовать отдельный брифинг для советских ученых. Ответом администратору НАСА было молчание.
18 сентября 1969 г. доктор Хамфрис, начальник отдела космической медицины НАСА, отправил О. Г. Газенко, ведущему советскому специалисту в области космической биологии и медицины, письмо с вопросом, не желает ли тот выдвинуть какие-нибудь предложения по обмену молодыми врачами и биологами из СССР и США с прохождением ими стажировки в заранее выбранных лабораториях Советского Союза и Соединенных Штатов. В ответном письме, которое пришло в НАСА лишь 9 декабря 1969 г., Газенко просил еще время для консультаций по поводу предложения Хамфриса.
В письме к Келдышу от 3 октября 1969 г. Пэйн заверил, что американская сторона приветствовала бы предложения советских ученых касательно анализа лунного грунта. Ответа не последовало.
Через неделю, 10 октября, Пэйн направил Келдышу копии доклада, подготовленного для президента США Оперативной группой по космосу. В сопроводительном письме глава НАСА предложил главе АН СССР рассмотреть возможности того, как космические программы Советского Союза и Соединенных Штатов могли бы дополнить друг друга. Поскольку Пэйн хотел, чтобы в переговорах на эту тему приняли участие космонавты и астронавты, было очевидно — администратор НАСА рассматривает возможность объединения усилий двух стран в рамках пилотируемых проектов.
В ответе от 12 декабря 1969 г. Келдыш подтвердил получение материалов. Он согласился с тем, что советско-американское сотрудничество в космосе «в настоящее время имеет ограниченный характер и его необходимо развивать». Келдыш также согласился с предложением Пэйна встретиться и обсудить эту проблему, но отложил встречу «на три-четыре месяца». Президент АН СССР отклонил идею администратора НАСА пригласить российских ученых представить свои предложения о проведении экспериментов на борту американских межпланетных космических аппаратов. В качестве альтернативы Мстислав Всеволодович предложил установить такие отношения между американским аэрокосмическим агентством и советской Академией наук, при которых обе организации координировали бы свои «планетарные планы» и «обменивались результатами», полученными с помощью межпланетных зондов.
Наконец, 18 декабря 1969 г. Пэйн пригласил Келдыша отправить советских ученых на научную конференцию, посвященную результатам полета «Аполлона-11». Президент АН СССР не ответил на это приглашение[732].
Заключительным аккордом попыток США установить взаимодействие в космосе с Советским Союзом стали слова сенатора Маргарет Чейз Смит:
«…нам нужно трезво и реалистично посмотреть на вещи, а следовательно понять, что любой вид сколько-нибудь значительного сотрудничества [с СССР] будет в высшей степени зависеть от значительных перемен в отношении Советского Союза [к этому сотрудничеству]»[733].
Признаки подобных перемен наметились уже в конце апреля 1970 года, когда в Нью-Йорке состоялась второе Национальное совещание по проблемам строительства мира. Выступая на нем, М. Д. Миллионщиков[734], вице-президент АН СССР, отметил, что пришло время, когда Советский Союз и Соединенные Штаты должны начать переговоры о сотрудничестве в космосе, и подчеркнул, что подобные переговоры могут быть «очень плодотворными и полезными».
Прочие советские участники этого форума дали понять, что обсуждение этой темы могло бы состояться уже в ближайшем будущем и затронуть самые разные аспекты освоения внеземного пространства. Важный момент: возможное взаимодействие в области пилотируемых полетов, хотя и не рассматривалось в качестве главного поля для партнерства, тем не менее присутствовало в качестве предложения разработать международную спасательную систему для оказания помощи космонавтам и астронавтам, оказавшимся в аварийной ситуации за пределами Земли. В числе прочих сфер для предполагаемого сотрудничества имелся и обмен научной информацией. Мысли о возможном альянсе в космосе между СССР и США были высказаны Миллионщиковым в неофициальной форме и вполне могли быть отражением его личного мнения. Однако слова второго человека в советской академии были восприняты в США, как ободряющий знак: Советский Союз стал склоняться к идее космического партнерства с Соединенными Штатами[735].
Одна из причин подобного «потепления» Академии наук СССР к идее взаимодействия с США в области космоса могла крыться в определенном изменении позиции президента АН — Келдыша. По некоторым признакам можно было судить о его растущем недовольстве засилием в академии бюрократии, тесно связанной с военно-промышленным комплексом (той самой бюрократии, которую он когда-то сам укреплял), равно как и усилением влияния ВПК практически на все стороны жизни советского общества
