Вывод из меморандума Калифано напрашивался сам собой: Советский Союз является естественным партнером Америки в разработке и строительстве орбитального комплекса. Впрочем, к тому времени в США уже рассматривались планы по кооперации с СССР в рамках такого рода проекта. Так, Эдвард Уэлш, исполнительный секретарь Национального совета по аэронавтике и космосу в администрации Джонсона, сказал в мае 1968 г., что сотрудничество с Советским Союзом в тех случаях, когда оно приобретало взаимовыгодный характер, всегда было одной из целей американской политики. Причем Уэлш не ограничился общей декларацией, а указал на конкретную форму, которую могло бы обрести подобное взаимодействие. По его мнению, «совместная обитаемая лаборатория на поверхности Луны» (фактически та же околоземная станция, только расположенная на Селене) могла стать хорошим объектом для двустороннего партнерства[720].
СССР: сближаться или нет?
В основе американских аргументов в пользу своевременности новых инициатив о космическом партнерстве с Советским Союзом лежали следующие посылки. Первая. США безусловно выиграли «космическую гонку» с СССР. Вторая. Советам не остается ничего другого, как признать американское превосходство в космосе. Третья. Увидев готовность к сотрудничеству со стороны Соединенных Штатов, Москва проявит реализм и поймет, что лучше взаимодействовать с успешным противником, чем продолжать дорогостоящее соперничество с ним — то, что может привести лишь к дальнейшему отставанию СССР от США в космосе.
Советский Союз, однако, не спешил действовать в соответствии с логикой, предначертанной ему сторонниками советско-американского сотрудничества в космосе. Более того, не похоже было, что на СССР произвел большое впечатление успех программы «Аполлон» или что Москва намерена покончить с традиционной единоличностью в области исследования либо освоения космоса. Следует, впрочем, признать, что советская пресса отдала должное высадке американцев на Луну. Так, «Известия» назвали это «замечательным техническим достижением», «Правда» — «крупнейшим технологическим свершением», а «Труд» — «выдающимся успехом». При этом, однако, тон печати был таков, что у читателя должно было сложиться впечатление: да, люди на Луне — это, конечно, здорово, но не следует забывать, что речь идет всего лишь об эпизоде в истории освоения космоса — процессе, главную роль в котором играет СССР.
Показательна в этом смысле статья в «Правде» от 23 июля 1969 г. Воздав должное высадке людей на Луне, как «исключительному событию», газета в то же время подчеркнула, что оно стоит в одном ряду с такими выдающимися достижениями, как запуск первого искусственного спутника Земли, первый пилотируемый космический полет, осуществленный Юрием Гагариным, первый выход в открытый космос, совершенный Алексеем Леоновым, а также первые запуски автоматических аппаратов на Луну, Марс и Венеру (все также были советскими). Дали советские труженики пера и классовую оценку «Аполлону». Так, «Правда» от 27 июля советовала не забывать, что успех лунной программы эксплуатируется теми же людьми, которые развязали и продолжают вести «грязную войну» во Вьетнаме, помогают израильским агрессорам и поддерживают реваншистов в Бонне. В подобном духе было выдержано и выступление комментатора по московскому радио 29 июля. Он напомнил, что успех «Аполлонов» не может скрыть жгучих проблем американской действительности, к коим относятся массовые протесты общественности Соединенных Штатов против войны во Вьетнаме; попытки вашингтонской администрации навязать своей стране создание дорогостоящей системы противоракетной обороны, что было запланировано еще предыдущим правительством США; усиливающиеся волнения среди негритянского населения, борющегося за равные права; демонстрации американских бедняков; «мощные забастовки» рабочих и служащих[721].
Все эти высказывания, появлявшиеся в подконтрольных государству СМИ, посылали Америке недвусмысленный сигнал: „Аполлон', конечно, немалое достижение, но мы понимаем, что он в первую очередь очередная попытка замаскировать ваши «империалистические язвы», а потому не думайте, что мы будем вам в этом помогать». Предельно же небольшой размер заметок, посвященных экспедициям на Луну, должен был создать у советского читателя представление о незначительности событий. Подобная политика СМИ, проводимая в соответствии с идеологическими установками Кремля, раздражала даже такого последовательного приверженца внутри- и внешнеполитического курса КПСС, а соответственно и ярого «антиимпериалиста», как генерал Каманин. Вот какую запись он оставил, в частности, в своем дневнике по поводу старта «Аполлона-13», состоявшегося в апреле 1970 г.:
«В нашей печати до предела скупо сообщается об этом полете (была лишь крохотная заметка в «Правде» за 12 апреля), и это еще больше портит мне настроение. Осуществление мечты, которой жила вся планета последние десять лет, перестало интересовать наших руководителей только потому, что на Луну летаем не мы, а американцы. Я не могу присоединиться к заговору молчания о величайшем достижении человечества и от всей души приветствую успехи наших американских коллег, хотя знаю, что советские космонавты тяжело переживают наше поражение»[722].
Но в любом случае, в конце 1960-х годов Москве стало ясно — «лунная гонка» проиграна, и космос, бывший доселе ареной ожесточенного соперничества двух систем, может закрепить тенденцию к потеплению, обозначившуюся в советско-американских отношениях. Намек на это содержался в речи Брежнева, с которой он выступил в Кремле 1 ноября 1968 г. Он отметил, что любая деятельность советских людей на Земле и в космосе подчинена делу укрепления мира и прогрессу человечества. Кроме того, Генсек подчеркнул, что космос должен быть сферой научных исследований и международного сотрудничества, а не ареной для враждебной конфронтации[723]. Впрочем, еще до этого намека главы Кремля и даже еще до посадки «Аполлона-11» на Луну из советской научной среды стали появляться сигналы о желательности международного взаимодействия за пределами атмосферы. Так, Б. П. Константинов[724], вице-президент АН СССР, еще в 1968 г. в интервью югославской газете «Вестник Загреба» отметил, что освоение космоса является все еще «вопросом престижа».
Однако при этом он высказал уверенность, что вместе с прогрессом в этой области все более будет становиться очевидной необходимость какого-либо сотрудничества в космосе. Константинов упомянул два направления для такого рода партнерства: спасение космонавтов и неразмещение во внеземном пространстве боевых средств и вооружений[725].
Аналогичные мысли посещали и разработчиков космической техники. Когда на повестке дня стояла разработка и постройка военной орбитальной станции типа «Алмаз», конструкторы понимали: «Алмаз» должен оставаться секретным военным космическим объектом. Необходимо же иметь по возможности и несекретную станцию и продемонстрировать всему миру, что мы предлагаем международное сотрудничество в интересах науки и экономики. Сделать все это надо было быстро, пока американцы не додумались захватить с собой на Луну астронавта какой-либо европейской страны» [726].
А накануне 1971 г. в поддержку идеи взаимодействия между разными странами в области освоения космоса выступила и «Правда». Главный печатный орган страны однозначно заявил, что роль международного сотрудничества в космосе должна вырасти уже в ближайшем будущем. Сотрудничество это, по словам газеты, охватит значительное количество государств и повысит эффективность исследования и завоевания космоса. Космонавтика, утверждала «Правда», все чаще будет становиться основой для научно-технического взаимодействия различных стран, облегчая взаимопонимание между ними[727].
Впрочем, делать обнадеживающие высказывания о грядущем партнерстве оказалось легче, чем преодолеть инерцию недоверия и соперничества, господствовавшую в советско-американских космических отношениях с начала космической эры. Так, академик Благонравов выступил с достаточно дежурным заявлением по случаю полета «Аполлона-8», в котором подчеркнул, что отечественные ученые всегда были
