Budget), отвечавшим за весь федеральный бюджет, а затем заместителем госсекретаря. Джонсон в то время был сенатором от штата Техас. Одним словом, Джонсон и Уэбб знали, как найти общий язык.
В целом, результатом «политики Джонсона стало возложение на НАСА всей полноты ответственности за осуществление прямого сотрудничества с СССР, предоставление агентству неограниченного права инициировать в рамках широких областей для партнерства, указанных в докладе Уэбба, любые совместные проекты, а также реагировать на соответствующие предложения противоположной стороны. Кроме того, агентству были даны заверения, что в случае значительного успеха или обещаний значительного успеха подобные инициативы будут пользоваться президентской поддержкой, как с момента их выдвижения, так и в процессе реализации»[427].
На практике это означало следующее: отныне НАСА станет «у руля» всей политики США, направленной на сотрудничество в космосе с Советским Союзом, и все контакты между двумя странами по данному вопросу будут осуществляться в рамках канала НАСА — АН СССР.
Прислушался Джонсон и к рекомендации Уэбба не выдвигать новой инициативы на высшем уровне до тех пор, пока Советский Союз не выполнит ранее взятые на себя обязательства по договоренностям, уже достигнутым между НАСА и АН СССР. В ходе предвыборной кампании 1964 г. Джонсон практически не затронул вопросы сотрудничества в космосе. Проигнорировал он их и 4 января 1965 г. во время своего «Обращения о положении страны», а также в инаугурационной речи, произнесенной им по случаю собственного избрания на пост президента уже в результате выборов, состоявшихся в 1964 г.
Впрочем, была у Джонсона мысль, по примеру своего предшественника, не дожидаясь ответа Москвы на американские инициативы, обратиться напрямую к Кремлю с очередным предложением о сотрудничестве в полете на Луну. Пришла она ему в голову, когда он готовился выступить с речью по случаю 20-й годовщины ООН, которая должна была отмечаться в июне 1965 г. Он даже попросил Драйдена, правда в условиях строгой конфиденциальности, сделать набросок соответствующей части своего выступления. Что Драйден и выполнил, причем, видимо следуя установке главы Белого дома соблюдать полную секретность, лично отпечатал свой ответ на машинке[428].
Итак, по мнению заместителя администратора НАСА, Джонсон должен был вновь напомнить всем членам Объединенных Наций о важности освоения и исследования космоса для будущего человечества, а также выразить пожелание, чтобы деятельность эта осуществлялась совместными усилиями всех стран планеты. После этого президенту следовало перейти к конкретным рекомендациям, а именно:
«…неотложно предпринять два действия:
Первое. Учредить в рамках ООН Комиссию по освоению Луны с целью формулирования дополнительных принципов для руководства работами национальных исследовательских экспедиций на Луне…
Второе. Соединенным Штатам и СССР сформировать совместную американо-советскую Комиссию по освоению Луны для решения следующих задач:
1. Доклада Объединенным Нациям о статусе осуществляемых национальных проектов, как в сфере научного исследования Луны при помощи автоматов, так и в области первых пилотируемых посадок на нее с последующим возвращением.
2. Планирования совместной программы для дальнейшего освоения лунной поверхности в течение следующего десятилетия, включая совместные экспедиции и базы, обмен персоналом, а также участие других стран и представителей ООН.
3. Подготовки черновика двустороннего соглашения по выполнению достигнутых договоренностей. Данный документ должен быть рассмотрен, как США, так и СССР, и стать официальным договором»[429].
Неизвестно, что повлияло на окончательное решение Джонсона, но он отказался от выдвижения подобной инициативы. Выступая на праздновании годовщины ООН в Сан-Франциско 25 июня, он вообще не коснулся темы освоения космического пространства.
НАСА — АН СССР: надежды и разочарования
Неутомимый Драйден попытался вдохнуть «новую жизнь» в отношения между НАСА и советской Академией наук. 26 марта 1964 г. он отправил письмо Благонравову с предложением встретиться в мае того же года в ходе заседания в рамках Научно-технического подкомитета Комитета ООН по космосу. Заместитель главы агентства отметил в своем послании, что США были бы заинтересованы в более быстром наполнении советско-американского сотрудничества в космосе реальным содержанием. Особое внимание Драйден уделил возможности координированных запусков экспериментальных метеорологических спутников, а также окончательному согласованию технических деталей для обмена метеорологическими данными, полученными при помощи спутников[430].
Оценив результаты встречи в Женеве, американская сторона буквально «воспряла духом». И не без основания. Во-первых, за несколько месяцев до этого взаимодействие в космосе между двумя странами наконец-то принесло первые реальные плоды. Напомню, что согласно «Двустороннему соглашению о сотрудничестве в космосе от 8 июня 1962 г.» и последовавшему за ним «Первому меморандуму о взаимопонимании от 20 марта и 24 мая 1963 г.» СССР и США должны были проводить совместные наблюдения и эксперименты с использованием американского метеорологического и связного спутника «Эхо II». Советская сторона отказалась поделиться с американской результатами радиолокационных наблюдений за процессом надувки спутника (представлявшего из себя, по сути, огромный воздушный шар), а также согласилась только получать, но не посылать радиосигналы, связанные с проведением экспериментов и испытаний. Мало кто из американских специалистов, столкнувшись с подобной неуступчивостью, верил, что из совместной работы в рамках «Эхо II» может что-нибудь получиться. Однако после того, как спутник отправился на орбиту 25 января 1964 г., они были приятно удивлены. Советские ученые не только провели оптические наблюдения процесса надувки спутника и передали полученные данные коллегам из США, но также предоставили в их распоряжение записи радиосигналов, полученные из обсерватории «Джодрел Бэнк» через «Эхо II». Несмотря на то, что связь, как отметил Драйден после завершения эксперимента, «осуществлялась только в одном направлении вместо двух и на менее интересных частотах, чем мы бы хотели, а ее прием был ограничен техническими возможностями наземных принимающих станций», «это было полезное упражнение по организации совместной работы с Советским Союзом»[431].
Как видно, встреча в Женеве проходила на весьма обнадеживающем фоне, но и результаты также давали повод для оптимизма. Советские специалисты дали понять, что запустят свой первый метеорологический спутник до конца 1964 г. и вообще проявили значительную заинтересованность в установлении так называемой холодной линии между Москвой и Вашингтоном. Эта линия представляла из себя канал связи передачи данных о погоде. Представители СССР и США договорились также о стоимости этого канала и о его управлении. Кроме того, советские эксперты намекнули на возможность по-новому взглянуть на проблемы, которые мешали выполнению советско-американских договоренностей о сотрудничестве в области геомагнитных исследований[432].
Однако наибольшим подарком американской стороне со стороны советской была инициатива последней включить в сферу двустороннего сотрудничества космические биологию и медицину. По мнению Драйдена, такого рода взаимодействие способствовало бы «достижению цели, поставленной президентом», а именно — двигаться к партнерству в области космических полетов [433]. Все договоренности, достигнутые в ходе женевской встречи, были отражены во «Втором меморандуме о взаимопонимании» от 5 ноября 1964 г., который был представлен на рассмотрение правительств двух стран.
Возвращаясь к новому предложению от советской делегации в столице Швейцарии, нельзя исключить, что оно было каким-то образом связано с образованием в 1963 г. в Москве Института медико- биологических проблем (ИМБП) — ведущего научно-исследовательского учреждения Советского Союза в
