она не выгорела под знойным солнцем Старой Кастилии, пока не расползлись швы и ее владелец не посрезал и не распродал большие серебряные пуговицы.
Лицо старца было изборождено разочарованиями и опустошено покорностью, глаза были полузакрыты, борода уперлась в кулаки.
Фернандо де Рохас приблизился к нему, поклонился и с достоинством спросил:
— Могу ли я подсесть к столу?— Старик не реагировал; тогда юрист подсел к нему и снова заговорил: — Я имею честь говорить с сеньором Кристобалем Колоном?..
Старец открыл один глаз и с неожиданной энергией заявил:
— Нет!
— Гм,— юрист задумался,— почему вы скрываетесь?
— Я не скрываюсь!— Голос его звучал на удивление сочно и мужественно: так бывает, когда разгребают золу, а под нею рдеет раскаленный уголек.— Просто никакой я не Кристобаль Колон. Я не могу быть Кристобалем Колоном, раз я не испанец. Ясно? Я не принадлежу к этому неблагодарному, легкомысленному, вероломному народу.
«Как странно,— меланхолично подумал писатель,— я ведь тоже не принадлежу к этому непредсказуемому и блистательному народу, во всяком случае, меня в этом неутомимо убеждают; но я считаю себя испанцем и люблю этот народ превыше всего».
— Я знаю,— сказал он вслух,— вы итальянец из Генуи, ваше имя Христофоро Коломбо.
Старец открыл и второй глаз.
— Что вам от меня нужно?— спросил он.— Вы пришли арестовать меня? За долги?.. Вы опоздали, любезный...
— Нет,— улыбнулся бакалавр.— Я хотел познакомиться с вами. И, если позволите, задать вам несколько вопросов.
— Зачем?
— Я собираюсь написать о вас роман в стихах и в диалогах,— сказал юрист.
Из уст старика вырвался визгливый звук. Его можно было истолковать и как иронический смех.
— Роман — обо мне?..— расхихикался он вдруг тонким, высоким голоском.
Рохас представился, но его имя явно не произвело на старика впечатления. Тогда он окликнул карлика- корчмаря:
— Эй! Вина! Красного!
— Панадесское? Таррагонское? Или черное приоратское?
— Не верьте ему,— отмахнулся Христофоро Коломбо,— у него только один сорт. Аллельское, разведенное водой.
— Значит, аллельское, но в бутылке, и неразбавленное.
— К вашим услугам!
Осмотревшись, Рохас обратился к Коломбо:
— Бога ради, как вы сюда попали?.. — спросил он с ужасом.
— Все притоны одинаковы. В Понтеведро или в Андалузии, в Каталонии или в Аликанте.
— Но вы,— воскликнул Рохас, наморщив лоб,— вы, повидавший больше, чем любой из наших современников?.. Побывавший на другом конце этого света?..
— Гм,— задумчиво произнес Коломбо.— Я там действительно бывал?.. В самом деле?..
Корчмарь принес и разлил вино. Коломбо опорожнил бокал одним глотком. Рохас невольно сделал жест, как будто хотел ему воспрепятствовать. Старик саркастически улыбнулся.
— Не бойтесь,— шепнул он,— я не так-то легко напиваюсь. Вам придется на меня поиздержаться.
— Это ничего,— возразил Рохас.— Хотелось бы услышать кое-что о ваших странствиях. Как это вы, собственно, надумали поплыть в Индию?..
Старик помолчал. В его усталых глазах, как бы затуманенных скорбью десятков поколений, замелькали неожиданные огоньки.
— Гм,— сказал он наконец.— Мне и в голову не приходило плыть в Индию.
— Как прикажете вас понимать?— удивленно спросил Рохас.
— А так,— медленно сказал Коломбо.— Только путешествие в далекие края могло спасти мне жизнь.
— Вас преследовали? Вы от кого-то убегали? Совершили какое-то преступление?
Коломбо глубоко вздохнул. Он поднял бокал и посмотрел сквозь него на свет.
— Я убегал от самого себя. И совершил преступление — влюбившись в Марину Салютати.
— Генуэзка?
— Дочь бургомистра. Мой отец был всего лишь ткачом и торговцем, хотя у него тоже были два корабля, на которых он ходил в Неаполь. Марина была как Пречистая Дева, ожившая в полночь и сошедшая с картины. Ее выдали за какого-то слабоумного князька, у старого Салютати были комплексы, что он не знатного рода.
— Это была большая любовь,— тихо произнес Рохас.
— Огромная,— глубоким грудным голосом отвечал Коломбо.— Такое случается с человеком только раз в жизни. Сперва я хотел покончить с собой. Потом убить кого-нибудь. В конце концов прослышал, что в Иберии ищут мореходов, собираются расширять рынки, основывать колонии... В кораблях я кое-что понимал, во всяком случае в отцовских, вот я и отправился в Португалию. Чтобы позабыть Марину. А ей на меня было наплевать, она тут же наставила князьку рога и родила двойняшек по три кило каждый.
— А вы по-прежнему любили ее.
— Да, по-прежнему, порко ди Бакко,— громогласно выругался Коломбо и обрушил свой кулак на стол. Удивительно, откуда в этом увядшем, ветхом теле бралось столько силы.
— В Лиссабоне вам не повезло,— блеснул Рохас своей осведомленностью.— Тогда вы отправились к нашей Изабелле Кастильской, чтобы представить ей свои планы.
Старик замотал головой.
— Не было у меня никаких планов. Просто я был несчастен. Но при лиссабонском дворе я познакомился с одной испанкой. Ее звали Хуанита Руис.
— Родственница министра, идальго Бласко Руиса?..— удивленно спросил Рохас.
— Да ну,— недовольно отмахнулся Коломбо.— Служанка любовницы испанского посла Хосе Кольмейро. Служанка — но какая женщина! Богиня! Дьяволица! Ведьма!
— И вы в нее влюбились?..— осторожно осведомился Рохас.
— Безумно,— выдохнул Коломбо из всклокоченной бороды.— Так можно влюбиться только раз в жизни. Я потерял голову, я готов был идти за ней на край света!
— Но вы дошли только до Мадрида.
— Нет, до Толедо,— поправил Рохаса Коломбо.— Кольмейро отозвали, а там у него был небольшой дворец.
— Вы женились?...
— Нет. На тигрицах не женятся... Понимаете, все-таки это была женщина необразованная. И у нее были такие странные вкусы и привычки. Она страшно чавкала за едой, под столом скидывала туфли и объяснялась на каком-то ужасном эстремадурском наречье, в котором сам черт ногу сломит. Я с трудом понял, в чем дело, когда она однажды между делом дала мне понять, что ждет от меня ребенка.
— Это был Фернандо?
— Ну что вы. Тот родился намного позже, хотя тоже был внебрачный. Но, впрочем, выяснилось, что Хуанита вообще не ждет ребенка. Она меня обманула, чтобы захомутать.
— Но вы ушли.
— Само собой. Она преследовала меня по всей Испании, чуть ли не до спальни нашего Всекатолического Величества королевы Изабеллы Первой Кастильской.
— Понимаю. А та наконец-то послала вас в море. Я хотел бы кое-что об этом услышать, адмирал!— Рохас взволнованно повысил голос.
— Только не называйте меня адмиралом, договорились? Это была самая глупая из шуток королевы... В конце концов, ситуация была неразрешимая. Фердинанд бесновался от ревности, Изабелла бесновалась от ревности, а стоило мне выйти за ворота, там подстерегала меня Хуанита Руис. Тоже бешеная.
