Она положила руки на колени. Она больше не думала о ребенке, который умер. Не позволяла себе этого делать. Он закопан там, в саду, рядом со свиньями. Она никак не отметила его могилку. Она не хотела, чтобы ей что-то о нем напоминало. Это было уже в прошлом. А о прошлом задумываться не стоит. Она знала это по своему горькому опыту. Каждый раз, когда она начинала думать о прошедшем, ее охватывала тоска. Если она станет думать об умершем младенце, то может затосковать. А если уж она начнет тосковать, то кто знает, о чем будет думать в следующий момент? Например, о себе… перед тем как стала такой, какая сейчас, о своей сестре…
Сестра. Она старалась не думать о своей сестре. Никогда. Она по-прежнему скучала по ней. Когда-то они были близки. Но теперь ее больше нет. Уже очень давно.
Эстер вскочила и принялась бить себя по лицу, чтобы как-то прочистить мозги, не дать мыслям пойти по все той же проторенной дорожке. С каждым ударом она издавала глухой стон. Ей нужно было что-то сделать, чтобы увести свое сознание прочь… прочь… от этого.
Она открыла боковую дверь и вышла во двор. Там все было так, как она оставила. Рядом с колодой для рубки мяса лежал топор. У стены дома – дрова, накрытые брезентом. На красноватой твердой земле валялись ржавеющие двигатели и какие-то рассыпающиеся детали от нескольких старых автомобилей. Два старых холодильника, стойка для журналов, насквозь пропитавшийся водой диван, несколько пластмассовых ящиков для бутылок, груда кирпичей. Найденные на свалках предметы, которые предстояло разобрать и снова найти им применение. В загородке из проволоки, возле огорода, что-то клевали куры. Еще дальше за деревянным забором расположились свиньи. Она глубоко вдохнула, и все эти запахи смешались у нее в легких. Так пахнет ее дом.
День был холодным, пронизывающий ветер впивался в лицо, словно душ из ледяных иголок. Она стояла позади дома и смотрела на реку. Она видела знакомые очертания порта, куда приходили суда из Европы, чтобы оставить здесь свой груз. Какие они огромные, эти контейнеры… Она не знала, что в них находится, и даже никогда не задумывалась над этим. Просто следила, как их снимают, разгружают, потом ставят на место. И они направляются к себе домой, в другую страну. Эстер никогда не была ни в какой другой стране. Она даже никогда не была в порту на другом берегу реки. Все, что находилось вне дома, было для нее все равно что заграница. С другой стороны, место женщины – в ее доме. За его пределы выходил только ее муж.
Она посмотрела на берег. Наступил отлив, оставив вдоль границы воды камни, грязь и болото. Среди ила темнели замершие на якорях мелкие суденышки – свисающие цепи облеплены морскими водорослями и всяким мусором, борта покрыты плесенью и ракушками.
Эстер хорошо знала этот берег. Знала, где можно было идти, ничего не опасаясь, знала и места, где могло затянуть. Она видела, как это бывает. Однажды кто-то прогуливал здесь собаку и бросил ей палку. Пес, очень толстый и медлительный, не слушая команд, забежал слишком далеко. Грязь, песок и вода схватили его и больше уже не отпустили. К тому времени, когда туда добрался его хозяин, все уже было кончено. На поверхности не осталось даже следа. Только грязная палка на земле.
У этого берега были свои секреты. И он тщательно их скрывал. Эстер это нравилось. Потому что и у нее были свои тайны. И она знала, как их хранить.
Дома, подходившие к кромке песка и болотной травы, казались угрюмыми и одинокими. Сделанные из дерева и поставленные на сваи, они выглядели так, будто остались на отмели во время отлива. Как будто он обещал за ними вернуться, но так этого и не сделал. Поэтому они и стоят здесь, постепенно догнивая.
Кроме прибрежных домов, здесь был небольшой парк передвижных домиков, к которому вела грязная разбитая колея. Вагончики оставались на своих местах, по меньшей мере, уже лет тридцать. Когда-то там тоже стояли дома, большие и старые, но они были снесены, а кое-где еще можно было различить фундаменты и остатки стен, поросшие травой. Эстер, независимо от времени года, видела в этом парке совсем немного людей.
Этот берег был безрадостным. И гнетущим. В такую погоду он насквозь продувался холодными ветрами. Но для Эстер здесь был ее дом. Единственный дом, какой у нее когда-нибудь был. И который когда-нибудь будет.
Она почувствовала, что холод начинает пробирать ее до самых костей. Она не очень обращала на это внимание, она была к этому привычна. Однако решила все-таки зайти в дом.
Потому что ей предстояло сделать кое-что еще. Прежде чем придет ее муж, прежде чем появится ребенок. Что-то такое, что она должна сделать в уединении.
Она закрыла за собой дверь и направилась к лестнице. На ходу расстегивая пуговицы на одежде.
Глава 36
Дождь начался, когда они выехали на шоссе А120 в направлении Брейнтри. По крыше застучали холодные тяжелые капли. Фил порадовался, что едет в машине, а не занимается обходом квартир, как делают сейчас привлеченные полицейские. Это уже было приятно. Рядом с ним сидел необычно молчаливый Клейтон. Фил не стал задумываться о причинах столь непривычного поведения. Ему хватало своих проблем. Он даже, не включил музыку.
– Вы думаете, – сказал Клейтон, когда они подъезжали к круговой развязке на Брейнтри, – то, что сказала Марина, правильно?
– Насчет чего?
– Насчет того, что Бразертон сейчас делает с Софи то, что раньше делал с Клэр Филдинг?
– Вполне может быть, – сказал Фил. – Хотя, возможно, он еще не начал. Но она работает на него, живет с ним, поэтому очень похоже, что он снова взялся за свое. – Он повернулся и взглянул на Клейтона. – А почему тебя это так тревожит?
Клейтон пожал плечами.
– Ничего меня не тревожит. Просто спросил.
Фил улыбнулся.
– У тебя есть для нее одна маленькая штучка, да?
– Молчали бы… – сказал Клейтон, даже не улыбнувшись. Он отвернулся к окну и не произнес больше ни слова.
Остаток пути они проделали в молчании.
Двор компании по торговле металлоломом выглядел точно так же, только теперь барабанящий дождь придал этой картине вид черно-белой фотографии. «Что-то угрюмое и угнетающее, в стиле документального кино шестидесятых», – подумал Фил, направляя «ауди» в ворота. Он ожидал, что в связи с погодой здесь никого не будет, но люди во дворе продолжали работать, разгружая грузовики и самосвалы и укладывая металлолом в контейнеры.
Фил посмотрел на кабину грейфера. Там снова сидел Бразертон, а громадная раскачивающаяся стальная рука хватала полные горсти металла с одной из платформ и переносила их в открытый полуприцеп тягача. Фил подвел машину к конторе и развернул ее лицом к грейферу. Он знал, что Бразертон заметил его, и хотел узнать, посмотрит ли тот в его сторону. Но Бразертон продолжал работать, не обращая на них никакого внимания.
– Давай, – сказал Фил, – пойдем сообщим этой счастливой парочке хорошие новости.
Он вышел из машины и направился к конторе, Клейтон молча последовал за ним. Фил постучал и, не дожидаясь ответа, решительно толкнул дверь. Софи Гейл сидела за столом и разговаривала со стоявшим рядом мужчиной средних лет, одетым в грязный комбинезон. Она смеялась какой-то его шутке, а он смотрел, как на этот смех реагирует ее выставленная напоказ пышная грудь. Когда Фил с Клейтоном появились в дверях, мужчина явно неохотно оторвал глаза от этого зрелища, и они с Софи уставились на вошедших.
– Я буду в вашем распоряжении через… – Софи запнулась на середине фразы. – Ой, это вы! Я сейчас занята, вам придется подождать.
– Простите, что перебиваем ваш разговор, – с улыбкой сказал Фил. – Надеюсь, вы не возражаете, если мы останемся здесь: на улице льет как из ведра. – Он успокаивающе поднял руки. – Пожалуйста, не обращайте на нас внимания. Представьте себе, что нас здесь нет.
Мужчина в комбинезоне переводил взгляд с них на Софи, безусловно, почувствовав установившуюся напряженную атмосферу. Фил подумал, что он сразу же угадал в них полицейских. Он уже привык к такой реакции, поэтому просто стоял и ждал.
