сможет сделать что-то еще. Фила привели сюда сразу после того, как забрали его от Софи Гейл. Анни и все остальные уже шли по следу, открывшемуся в ходе допроса.
Бен Фенвик вел себя предельно сдержанно и уравновешенно. Однако похоже было, что он тоже с трудом сохраняет спокойствие и профессиональную выдержку.
– Мне не следовало проводить допрос самому, сэр. Я был слишком вовлечен в это дело. И вы, вероятно, не захотите, чтобы я ехал во Врабнесс. Я понимаю. – При этом голос Фила и весь его вид говорили, что понять этого он не сможет.
Фенвик вздохнул.
– Все трещит по швам, – сказал он. – Куда ни посмотри. И я не могу отчитать вас как следует за то, что вы сделали, потому что вы тоже можете предъявить мне претензии…
– За то, что вы сначала мешали нам.
– Спасибо, что напомнили. – Фенвик снова вздохнул. – Но в конце концов…
«Все, началось! – подумал Фил. – Король избитых штампов оседлал своего конька».
– В конце концов, мы все-таки должны работать вместе. Поэтому вы остаетесь ответственным за ведение расследования по этому делу и едете во Врабнесс.
Фил почувствовал волну огромного облегчения.
– Спасибо, босс.
– Но больше никаких промахов! Если мы провалим дело, нам на голову сядет Служба уголовного преследования, а этот груз будет похлеще тонны кирпичей.
– Сэр… – Фил развернулся, чтобы выйти из кабинета.
– Фил!
Он остановился.
Фенвик выглядел больным и усталым. Как будто он понял что-то важное, но далось это ему нелегко.
– Я не виню вас. На вашем месте я, вероятно, сделал бы то же самое. Но допрос был проведен классно.
– Спасибо, босс.
Выйдя из кабинета, Фил направился в бар. Там все кипело. Команда переодевалась и готовила снаряжение, полицейские надевали бронежилеты. Был вызван отряд военных. В центре всего этого находилась Анни, которая координировала действия. Когда он вошел, она подняла глаза. Он направился прямо к ней.
– Я все еще в команде, – намеренно громко сказал он в ответ на ее немой вопрос. – И я по-прежнему ваш начальник, ответственный за расследование.
– Рада это слышать, босс.
– Итак, что у нас есть?
Анни сверилась со стоявшим на столе компьютером.
– Хилфилд принадлежит семье Крофт. Это небольшая ферма. – Она подняла глаза на него. – Фермер…
– Правильно, – сказал Фил. Он чувствовал знакомое возбуждение, которое наступает, когда в деле все начинает становиться на свои места. – Соответствует психологическому портрету нашего убийцы. Его имя?
– На последних документах стоит имя Лоуренс Крофт.
– Отец?
– Похоже на то, судя по дате рождения. Даты смерти нет, но его нет и в списке проживающих там в настоящее время. Тут только… – Она посмотрела ниже. – Эстер Крофт. Один человек. Все.
– Пол?
– Женский. – Она взглянула дальше. – Дом расположен на участке в два акра. Владельцу принадлежит несколько коттеджей. – Она продолжила читать. – Стоп, нет! Несколько лет назад они были снесены, а участок превратился в стоянку передвижных домов.
– И, как я полагаю, все это находится в подходящем уединенном месте?
Анни натянуто улыбнулась.
– Ну да, это во Врабнессе.
– Правильно, – сказал он.
Фил оглянулся на остальных членов сводной команды. Все оставили свои занятия и теперь смотрели на него. Ожидающие приказа. Рвущиеся в бой.
– Все готовы? Тогда вперед!
Глава 76
Ребенок продолжал плакать. Эстер сидела на полу в кухне, забившись в угол как можно дальше от него. Уши зажаты ладонями, длинные толстые ноги подобраны под себя. Она старалась сжаться, съежиться.
– Ш-ш-ш… ш-ш-ш…
Но ребенок не унимался.
Она хотела отделаться от него, но не могла заставить себя сделать это, пока он не спит. Поэтому нужно было дождаться, когда он заснет. А он никак не хотел этого делать, просто лежал и вопил.
Ребенок сам по себе был уже достаточно большой неприятностью, но случилось еще нечто, гораздо худшее. Она звала своего мужа, но он не появлялся. Она закрыла глаза и попыталась мысленно призвать его к себе. Ничего не получалось. В доме не было слышно ни звука, кроме ее собственных всхлипываний и плача ребенка. Она столкнулась с новой ситуацией. Она больше не слышала его голос, не ощущала его присутствия. Она чувствовала, что они больше не соединены с ним, не являются одним целым. Она была совершенно одна. Ее муж оставил ее. Он ушел.
Она крепко зажмурилась и попыталась рыданиями заглушить крик ребенка. Ребенок… Это он во всем виноват. Если бы он не появился и не поломал все устои ее жизни, они попрежнему были бы счастливы. Только Эстер и ее муж. Они одни и вместе. И их мир заключался бы друг в друге. Но нет. Они хотели иметь ребенка. Это должно было сделать их жизнь полной. Однако получилось наоборот, и это только разделило их.
Эстер чувствовала, как в ней закипает бессильная ярость. Тело ее судорожно билось, она плакала, стараясь выпустить ее, дать ей волю.
– Нет… нет… нет… нет…
Ей хотелось, чтобы все скорее закончилось. Хотелось повернуть время вспять, чтобы все стало так, как было раньше. Только они вдвоем, он и она. Она перестала кричать, звуки затихли и умерли в ее горле. Безнадежно. Все было безнадежно.
Она не знала, что делать. Она понимала, что, если ее муж ушел, ей нет смысла оставаться с ребенком в доме одной. Но она все еще не могла поверить в это. Она не хотела в это верить. Он должен быть где-то здесь, должен вернуться.
Эстер встала. Она предпримет еще одну, последнюю попытку найти его. И если эта попытка закончится неудачей, она уже будет знать, что он ушел окончательно, и решит, что делать дальше. Она направилась через дом к задней двери. Проходя мимо ребенка, она закрыла глаза, чтобы не видеть его, не вспоминать о его присутствии.
Она открыла дверь и вышла во двор. Вдали слышался привычный шум реки, словно тихие шуршащие помехи в ненастроенном телевизоре. Обычно это успокаивало ее, напоминало ей о доме. Теперь же это звучало уныло и одиноко, словно безнадежный призыв о помощи или внимании, на который никто никогда не откликнется.
Она подождала, пока глаза привыкнут к темноте, и оглядела двор. Она знала здесь каждое очертание, каждую тень. Это был ее дом. Она знала здесь все. Она внимательно осмотрела все вокруг, проверила. Но ничего не заметила. Никого. Его здесь не было.
Но она просто так не сдастся. Рано сдаваться. Она сделает последнюю попытку. Она открыла рот и закричала. В этоьг крике не было слов, только невысказанная тоска и желание одиночество и безысходность. Она знала, что этого достаточно, чтобы он откликнулся, если он здесь. Она
