когда-нибудь собирать дань и с нас, и с иных земель…»
— И сбылось пророчество старцев хазарских! — восклицал Асмуд, обнажая прямой обоюдоострый меч и показывая его Ольге:
— Такими мечами киевские князья Аскольд и Дир сбросили хазарскую дань, и никому больше поляне дань не платили. Сами же за данью ходили за море, двумястами ладей грозили Царьграду…
Ольга будто наяву видела истерзанных бичами дулебских жен, которые везли в телеге лоснящегося от сытости высокомерного обрина, и обрин почему-то представлялся ей похожим на ростовщика, ненавидимого в Пскове.
Видела рослых, русоволосых, светлоглазых полян, гордо протягивавших длинные сверкающие мечи плосколицым хазарам. А море, по которому плыли к Царьграду ладьи, было, наверно, похоже на огромную синюю паволоку…
Охотнее всего Ольга слушала рассказы о князе Олеге. Это имя она уже слышала, а дед Ольги даже видел своими глазами вещего князя, когда вместе с другими псковичами отвозил дань в Новгород. Потом Олег перешел с дружиной в Киев, взял под свою крепкую руку многие славянские племена, победно воевал с болгарами и хазарами на Волге, плавал на многих ладьях через море к Царьграду.
Пройдет время, и будут всплывать в памяти эти рассказы о былой славе, трепетно пропущенные через сердце и обогащенные житейской мудростью, и зазвучат они в устах самой княгини Ольги победной песней о земле Русской, многострадальной и победоносной, и будет внимать им княжич Святослав…
Глава 3
Первое чувство, которое испытала Ольга, когда увидела наконец князя, был страх. Страх и разочарование. Игорь совсем не походил на того светлолицего витязя, которого представляла Ольга в своих мечтах. Киевский властелин был уже немолод; в бороде серебряными нитями светилась седина; бурое лицо избороздили морщины. Князь был приземист, невероятно широк в плечах и в своем длинном красном плаще, ниспадавшем до пола, казался гранитной глыбой.
Тяжело ступая большими сапогами, князь Игорь подошел к невесте, пробасил недовольно: 'Дитя еще сущее…' Асмуд рухнул на колени, повинно склонил голову.
Но вмешался высокий муж в таком же, как у князя, длинном красном плаще, застегнутом у правого плеча массивной золотой пряжкой (Ольга после узнала, что это был варяг Свенельд, второй после князя человек в Киеве):
— Жонок для утехи у тебя и без того много, княже. А эта подрастет, будет достойной княгиней. Глянь-ка на нее, княже!
Ольга стояла, вся напряженная, как готовая лопнуть тетива лука, щеки пылали, а взгляд больших синих глаз был почти страшным: пронзительный, мерцающий, холодный. От такого взгляда у людей мороз проходит по коже, подгибаются колени.
Встретив ответный грозный и привычно-ломающий взгляд князя, Ольга не дрогнула, не отвела глаза.
— Твоя правда, Свенельд, — помедлив, негромко произнес князь Игорь, сорвал со своей груди золотую цепь и кинул к ногам Ольги.
Цепь глухо звякнула, змеей развернулась по ковру, коснувшись тяжелыми тускло-желтыми звеньями носков Ольгиных сафьяновых сапожек.
Ольга вздрогнула, закрыла лицо ладонями и разрыдалась. Будто издалека доносились до нее приветственные крики: 'Слава тебе, княгиня киевская!'
Многое изменилось с того дня.
Вместо хлопотливой уютной мамки возле Ольги теперь безотлучно была киевская боярыня Всеслава, с которой даже отмеченный особой княжеской милостью Асмуд говорил почтительно, столь знатного рода она была.
Комнатные девушки (не холопки, а чада лучших киевских бояр!) стерегли малейшее желание. Боярыня Всеслава без конца наставляла будущую княгиню, как вести себя с мужем, а как с прочими людьми; когда следовало надевать богатые платья из паволоки и аксамита, а когда простой домашний сарафан и летник; как повязывать головной убор замужней женщины — повой.
Ольгу учили ходить и сидеть, поднимать чашу с вином, кланяться и принимать поклоны. Нелегкой была эта наука, но Ольга понимала, что все это нужно ей, будущей княгине, и внимала боярыне с прилежанием и терпением, а та только удивлялась, сколь памятлива и сметлива эта простолюдинка, волей князя вознесенная над самыми знатными, достойными…
Иногда конюхи подводили к крыльцу смирную белую кобылу, и Асмуд осторожно подсаживал Ольгу в седло. Оказалось, что и ездить на большом воинском коне, подобно мужам-дружинникам, надлежало уметь княгине.
Длиннее, доверительнее стали вечерние беседы с Асмудом, и не преданий старины касались они теперь, но нынешней Руси. Неторопливые рассказы Асмуда учили понимать державу князя Игоря. Над всеми в одинокой недоступной вышине сам князь. Под ним старшая дружина: бояре, княжие мужи, нарочитая чадь — советники, воеводы на войне, наместники в подвластных землях, послы. Под старшей дружиной младшая: гридни, отроки, юные, детские. Младшие дружинники были телохранителями, воинами, слугами, управителями в княжеских селах, данщиками, вирниками, гонцами. Князь без дружины как без рук, но и дружина без князя как пес без хозяина — княжескими милостями жива, княжескими данями кормится, княжеским именем прикрывается от врагов. Потому едины они: князь и дружина, дружина и князь. В воле князя казнить одного или даже многих дружинников, низвести неугодных из знатных мужей до холопов, но без самой дружины князь ни большого дела не делает, ни малого.
— Князь и дружина! — многозначительно повторял Асмуд. — Вот чем держится Русь!
Порой Ольге дружина представлялась многоголовым и непонятным чудовищем, покорно распластавшимся у ног князя, но начинающим шевелиться и скалить зубы, лишь тот отвернется. Но Асмуду она об этом не говорила.
А окна терема уже занавесил обложными дождями первый осенний месяц — сентябрь. Заскрипели на дворе телеги, застучали двери подклетей, куда смерды носили привезенные из деревень съестные припасы, и, венчая дело, с лязгом смыкали железные челюсти тяжелые висячие замки. Опасливо оглядываясь на нарядное крыльцо хором, на стоявших возле него дружинников, смерды выезжали за ворота, и снова пустел двор Малка Любечанина, покрытый рябыми от дождя стылыми лужами. Ненастная выпала в тот год осень, а за ней угадывалась ранняя зима. И журавли раньше времени отлетели, и ветер чаще задувал с восхода, и месяц рогами туда же указывал — все приметы к ранней зиме сходились.
В середине октября — месяца-грязника, который ни колеса, ни санного полоза не любит, князь Игорь за невестой прислал своих мужей…
После свадьбы молодую княгиню отвезли в Вышгород, укрепленный городок на правом высоком берегу Днепра, выше Киева на половину дня пути. Отныне и на долгие годы Вышгород станет местом постоянного обитания Ольги, и люди привыкнут называть его просто именем княгини — Ольгиным городком. И будет у Ольги в Вышгороде свой собственный двор, отдельный от киевского двора князя Игоря, свои бояре и мужи-дружинники, о которых будут говорить 'Ольгины бояре' и 'Ольгины мужи'. А в отсутствие князя не в стольный Киев, на Ольгин городок будут приезжать послы.
Глава 4
В начале зимы, как только покрывались льдом реки и устанавливался легкий санный путь, князь с дружиной отправлялся на полюдье: объезжал подвластные племена, собирал дани, творил суд и расправу. С трудом отыскивали его гонцы, расспрашивая смердов в деревнях, не проходил ли здесь князь, а если проходил, то в какую сторону пошел дальше. Неделями длились поиски, и случалось, что запоздалые
