послы, только залог, но не добыча. Наши люди не могут возвратиться с пустыми руками!
Ярлы поддержали своего вождя:
— Стыдно викингам возвращаться без добычи… Даже дети будут смеяться над викингами… Обратного пути у нас нет…
А конунг продолжал:
— Если, княже, сам не хочешь идти дальше, отпусти нас одних. Мы сами возьмем достойную добычу!
И снова ярлы поддержали его:
— Возьмем… Не впервой викингам на немногих кораблях воевать обширные страны и богатые города…
Князь Игорь задумался. Ссориться с варягами опасно, их немало в войске, да и молва о том, что он, киевский князь, нарушил свое слово, может сильно повредить в будущем. Кто ему поверит, если снова придется нанимать войско? Но и отпускать Хельгу с его волками-ярлами в пределы Византии нельзя. Император обвинит в вероломстве и откажется от мира. Как отговорить варягов? Им-то ведь все равно, в мире или в войне останется Русь!
Игорь вопросительно посмотрел на Свенельда, от которого привык получать разумные советы. А Свенельд будто только и ждал этого, приблизился к князю, горячо зашептал в ухо:
— Добычу можно искать не только в Царьграде. На Хвалынском море [14] тоже есть богатые города. Отошли туда варягов. Если надобно, я сам с ними пойду. Тогда Хельгу поверит в наше чистосердечие…
Князь Игорь сразу оценил мудрость воеводы. Варяжские наемные дружины нельзя держать в бездействии, иначе они, как саранча, пожрут нивы своего нанимателя. А до Хвалынского моря далеко, путь туда опасен из-за хазар и других воинственных народов. Долгим будет поход конунга Хельгу. А может, и безвозвратным.
Благодарно кивнув Свенельду, князь обратился к варягу:
— Напрасно ты подумал, конунг, что ваши мечи будут ржаветь в ножнах.
Пойдешь с судовой ратью на Хвалынское море. Дам тебе ладьи, припасы, оружие. И воев отпущу, кто пожелает идти с тобой. С греческим же царем у меня мир нерушим!
Хельгу пошептался со своими ярлами и согласился. Но поставил два условия. Пусть-де князь Игорь договорится с греками, чтобы те пропустили его войско через Босфор Киммерийский. И пусть с ним в походе будет кто-нибудь из знатных княжеских мужей, чтобы все видели: не от себя воюет конунг, но от князя Игоря.
Игорь указал рукой на Свенельда:
— Он пойдет. Отрываю от сердца своего.
Хельгу поклонился, удовлетворенный.
Через несколько дней ладьи Хельгу и Свенельда покинули дунайское устье. К варягам присоединилось немало русских дружинников и воев, решивших поискать счастья и добычи в дальних краях. Греки не только обещали пропустить ладьи через Босфор Киммерийский, но даже разрешили им заходить по пути в порты Таврики[15] за водой и съестными припасами.
Князь Игорь вздохнул с облегчением, проводив Хельгу и Свенельда.
Разве мог тогда знать киевский князь, что именно в хвалынском походе завяжется первый узелок древлянской трагедии, погубившей его самого?
Глава 8
На смену военным заботам пришли заботы мирные, посольские, требовавшие не стремительности и безрассудной храбрости, но, наоборот, мудрого терпения и предусмотрительности. Война венчается миром, но недобрый мир чреват новой войной. А добрый мир строить нелегко.
В Киев без обычной пышности приехало немногочисленное греческое посольство — обговорить предварительные условия мира. Посольство возглавлял патриций Феофан, три года назад погубивший своими огненными триерами русский флот. Феофан был живым напоминанием об опасности, которая подстерегает руссов в случае нового похода. Намек императора Романа был понятен: Византия не боится войны, хотя и предлагает мир. Но войны не хотела и Русь. Переговоры шли успешно.
Перед отъездом греческие послы изъявили желание, чтобы князь Игорь самолично подтвердил хартию о мире. В посольской горнице по этому случаю собрались немногие избранные люди: сам Игорь, княгиня Ольга, бояре, которые должны были поехать вместе с послами в Константинополь.
Кормилец[16] Асмуд вынес на руках княжича Святослава. Мальчик был в полном княжеском одеянии: в багряном плаще-корзно, в круглой шапке с опушкой из горностая, в красных сафьяновых сапожках; на шее тускло поблескивала золотая цепь — знак высшего достоинства; к наборному серебряному поясу подвешен прямой меч. Все было точно таким же, как у самого князя Игоря, но будто игрушечным — княжичу Святославу пошел лишь третий год.
Греческие послы многозначительно переглянулись: им ли, познавшим кровавые интриги императорского двора, было не понять, что законный и единственный наследник означает устойчивость государственного порядка?
Принимая послов вместе с сыном и намеренно обрядив мальчика в полное княжеское одеяние, Игорь явно подчеркивал, что ему есть кому передать власть, что на Руси не предвидится гибельной внутренней смуты.
Еще раз переглянулись греческие послы, когда князь Игорь объявил имена своих послов к императору. От малолетнего княжича был назначен отдельный посол и назван был сразу за послом самого князя. Князь Игорь как бы указывал место княжича: рядом с собой.
Обратили внимание послы и на княгиню Ольгу.
Жены и любовницы императоров неоднократно властвовали в Византии и над своими мужьями, и над всей империей, проливая крови больше, чем самые свирепые полководцы. По всему видно, что киевская княгиня относилась к таким властным женам, и, наверное, не случайно князь Игорь то и дело оглядывается на нее, будто ища одобрения своим словам. К тому же киевский князь немолод, а княгиня в самом расцвете женской силы…
Патриций Феофан слушал князя невнимательно. Каждое слово хартии было ему знакомо по прежнему сиденью с русскими посольскими вельможами. Теперь патриций просто присматривался к княжеской семье, пытаясь разгадать, почему хмурится сам князь; какие мысли скрываются за чистым, без морщин, высоким лбом русской княгини; чего можно ожидать в будущем от наследника киевского престола, вот этого мальчика в красном княжеском корзно, смирно сидящего на руках у бородатого воина, судя по обличью, варяга…
На вид княжич был здоров, крепок, несуетлив, глаза спокойные, и в них уже читалась гордая уверенность, свойственная прирожденным властелинам.
Да, много любопытного и многозначительного подметил патриций Феофан.
Будет о чем рассказывать по возвращении императору Роману.
Но вот прочитаны и одобрены все статьи хартии. Князь Игорь заканчивает прием послов торжественными словами:
— Посылаю мужей своих к Роману, Константину и Стефану, великим царям греческим,[17] чтобы возобновить старый мир и заключить союз с царями и со всеми людьми греческими на все годы, пока сияет солнце и вся земля стоит.
А кто из русской стороны замыслит нарушить мир, то пусть не имеет помощи от бога Перуна, пусть переломится меч его и не защитится он собственным щитом, и будет рабом на всю свою загробную жизнь!
Напутствуемые этой клятвой, греческие и русские послы вместе покинули горницу. 'Какие страшные кары обрушит на греков русский князь за вероломство, если даже на своих людей он готов возложить земное и небесное проклятие? — думал патриций Феофан. — Нужно посоветовать императору быть
