интереса: обладая абсолютной властью над человеком, они хотят использовать ее до конца. Но, в основном, священники контролируют ситуацию и действительно пытаются спасти рабов от смерти.
Священники контролируют, подумала Тагири, а против рабства никто из них и не поднимет голос. И хотя эта мысль, как всегда, вызвала в ней горечь, она ничего не сказала Хасану: в конце концов, он работает над тем же проектом и сам все видит.
– Жители деревни Анкуам прекрасно знают о том, что происходит. Они уже поняли, что остались последними индейцами, которых еще не угнали в рабство. Они делали все, чтобы испанцы их не заметили: не жгли костров, не покидали деревню. Но внизу, в долинах, нашлось немало араваков и карибов, которые сотрудничают с испанцами в обмен на толику свободы. Они помнят о существовании деревни, поэтому скоро туда отправится экспедиция, и жители знают об этом. Вон, смотри.
Тагири увидела старика и женщину средних лет, сидящих на корточках у небольшого костерка, на котором кипел горшок с водой. Тагири улыбнулась при виде новых достижений техники, возможность увидеть пар на голограмме потрясла ее. Ей почудилось, что она вот-вот ощутит и запах.
– Варят табак, – сказал Хасан.
– Они пьют раствор никотина?
Хасан кивнул.
– Я уже видел такое раньше.
– Почему же они так неосторожны, ведь от костра идет дым.
– Трусайт, возможно, усиливает изображение дыма на голограмме, а на самом деле он может быть не так заметен, – сказал Хасан. – Но так или иначе, нельзя сварить табак без огня, а они сейчас близки к отчаянию. Уж лучше пойти на риск, что их заметят, чем провести еще один день, не услышав ни слова от богов.
– Значит, они пьют…
– Пьют, чтобы предаваться грезам, – сказал Хасан.
– То есть они больше верят таким снам, чем тем, которые приходят сами собой? – спросила Тагири.
– Они знают, что чаще всего сны ничего не означают. Они надеются, что их ночные кошмары тоже ничего не означают – это сны страха, а не настоящие сны. Они пьют табачный отвар, чтобы боги открыли им истину. Там внизу, в долине, араваки и карибы принесли бы богам человеческую жертву или сделали бы себе кровопускание, как поступают люди племени майя. Но в этой деревне не было обычая жертвоприношений, и ее жители так и не переняли этот обычай у соседей. Я думаю, они придерживаются каких-то иных традиций, подобно некоторым племенам в верховьях Амазонки. Им не нужна чужая смерть или кровь, чтобы разговаривать с богами.
В этот момент мужчина и женщина погрузили в воду концы трубок и начали втягивать жидкость из горшочка, как будто через соломинку для коктейля. Женщина поперхнулась, а мужчина, видимо, привык к этому зелью. Женщине явно стало нехорошо, но мужчина заставил ее выпить еще.
– Женщину зовут Путукам, что значит “дикая собака”, – сказал Хасан. – Она известна в деревне как ясновидящая, однако до сих пор почти никогда не пробовала табачный отвар.
– Ясно почему, – заметила Тагири.
В этот момент женщину по имени Путукам начало тошнить. Старик сначала попробовал помочь ей, но тут и его стало рвать, и потоки жидкости, смешавшись, потекли в золу.
– А Байку, между прочим, знахарь, поэтому он чаще пользуется разными снадобьями. По сути дела, постоянно. Он делает это для того, чтобы его дух проник в тело больного и узнал, в чем там дело. Чаще всего он пользуется для этой цели табачным отваром. Конечно, его тоже рвет. Эта гадость вызывает рвоту у каждого, кто ее попробует.
– У него есть все шансы заболеть раком желудка.
– Он проживет еще долго, – ответил Хасан.
– А боги действительно разговаривают с ними? Хасан пожал плечами.
– Давай проскочим дальше и посмотрим. Они переключились на более высокую скорость. Путукам и Байку, наверное, проспали уже несколько часов, однако для наблюдателей прошла лишь пара секунд. Каждый раз, когда они шевелились, Трусайт автоматически слегка снижал скорость; только когда стало ясно, что они вот-вот проснутся, Хасан переключил Трусайт на нормальный режим и увеличил громкость. Поскольку Тагири тоже была тут, он включил компьютер-переводчик, хотя сам в нем не нуждался.
– Я видела сон, – сказала Путукам.
– Я тоже, – сказал Байку.
– Расскажи мне хороший сон, который исцеляет, – попросила Путукам.
– Ничего исцеляющего в нем нет, – сказал он мрачно и печально.
– Все стали рабами?
– Все, кроме тех, кому повезло, и они были убиты или умерли от болезней.
– А что было потом?
– Все умерли.
– Значит наше спасение в этом, – сказала Путукам. – Умереть. Уж лучше бы мы попали в руки карибов. Пусть бы они вырвали у нас сердце и съели печень. Тогда, по крайней мере, мы были бы принесены в жертву богу.
– А что ты видела?
– Я видела безумный сон, – сказала она. – В нем нет ни капли правды.
– Тот, кто видит сон, не может судить об этом, – возразил Байку. Она вздохнула.
– Ты можешь подумать, что я плохая ясновидящая и боги не любят мою душу. Мне снилось, что за нами наблюдают какие-то мужчина и женщина. Они – взрослые, и все же во сне мне привиделось, что они на сорок поколений моложе нас.
– Останови, – сказала Тагири. Он выключил систему.
– Перевод точный? – спросила она. Хасан вернул изображение чуть назад, и вновь просмотрел его, на этот раз отключив устройство перевода. Так он дважды прослушал разговор.
– Перевод достаточно точен, – сказал он. – Слова, переведенные как “мужчина” и “женщина”, взяты из какого-то более старого языка и, возможно, означают “мужчина-герой” и “женщина-героиня”. Еще не боги, но уже не простые смертные. Они часто пользуются этими словами, говоря друг о друге, но не называют так людей из других племен.
– Хасан, – сказала она, – меня не интересует этимология. Я спрашиваю о смысле того, что она сказала. Он изумленно посмотрел на нее.
– Не думаешь ли ты, что она видела нас?
– Но этого не может быть, – ответил Хасан.
– Сорок поколений. По времени вроде бы совпадает? Мужчина и женщина, наблюдающие за ними.
– Разве во сне не может быть видений будущего? – спросил Хасан. – И поскольку в наши дни Служба так тщательно прочесывает все периоды истории человечества, неужели не может случиться так, что иногда наблюдатель услышит рассказ о сновидении, в котором, как ему кажется, фигурирует он сам?
– Вероятность совпадения, – задумчиво ответила Тагири.
Она, конечно, была знакома с этим принципом, который подробно рассматривался на заключительных этапах обучения. Но здесь было что-то другое. Она была уверена. Когда Хасан показывал всю сцену в третий раз, Тагири почудилось, что, рассказывая свой сон, Путукам все время смотрела прямо на них. Да так пристально, словно действительно видела какие-то, пусть и не совсем четкие, фигуры.
– Довольно неожиданно, не правда ли? – усмехнулся Хасан, посмотрев на нее.
– Покажи мне дальше, – сказала Тагири. Конечно увиденное было неожиданным, но не менее неожиданной была усмешка Хасана, обращенная к ней. Никто из ее подчиненных никогда не позволил бы себе подобной усмешки и фамильярности. Правда, непохоже, чтобы это была дерзость… скорее, проявление дружеских чувств, да, пожалуй, именно так.
Он включил Трусайт и они стали смотреть дальше.
– Мне снилось, что они смотрели на меня трижды, – говорила Путукам, – и, похоже, женщина знала, что я ее вижу.
Хасан быстро нажал кнопку “Пауза”.
– Нет бога, кроме Бога, – пробормотал он по-арабски, – и Мухаммед – пророк его.
