соперничающих друг с другом детей. Но хуже всего было то, что в городе она перестала видеть вещие сны. Лишенная возможности видеть эти сны, она уже с трудом понимала, что происходит вокруг и не могла разобраться в самой себе. Поэтому когда какой-нибудь мальчик испытывал к ней влечение, она этого даже не понимала и не задумываясь давала ему отпор. Но потом все это прошло. И вот теперь она снова вспомнила те далекие времена.
— Прошлой ночью мне снилась большая птица, которая летела на запад, удаляясь от материка. Ее правое крыло было в два раза больше левого. На краях ее крыльев я видела кровоточащие раны. Правое крыло пострадало гораздо больше, оно гноилось прямо в воздухе, а перья осыпались.
— Очень милый сон, — сказал Сэм. Потом, ради практики, перевел это на португальский. — Que sonho Undo.
— Но что это означает?
— А что случилось потом?
— Я летела на этой птице. Я была очень маленькой и держала в руках маленькую змею...
— Пернатого змея.
— Да. Я его отпустила, и он улетел и пожрал все то, что уже разложилось, и птица очистилась от скверны. Вот и все. У тебя пузырек воздуха в этом шприце. Вся штука в том, что нужно ввести внутрь дозу лекарства, а не воздуха. Так что означает этот сон?
— Ты думаешь, что я Иосиф? Или, быть может, Даниил?
— А что об этом скажет Сэм?
— На самом деле смысл твоего сна очень прост. Кусочек торта.
— Что?
— Кусочек торта. Маленький, как пирожок. Или как обсыпная булочка. Не хлебом единым будет жить человек. Я не могу думать ни о чем, кроме кондитерских изделий. Должно быть, я голоден.
— Объясни мне этот сон, или я воткну эту иглу тебе в глаз.
— Вот что мне нравится в индейцах, так это то, что даже мысленно вы всегда кого-нибудь истязаете.
Ударив его ногой, она сбила его с табуретки, на которой он сидел, прямо на утоптанный грязный пол. Перед его глазами мелькнул какой-то жук, испуганно уносившийся прочь. Сэм поднял руку, в которой сжимал оставшийся неповрежденным шприц. Он поднялся на ноги и отложил шприц в сторону.
— Птица, — сказал он, — это Северная и Южная Америка, которые похожи на крылья. Она летит на запад. Но правое крыло — больше.
Пальцем ноги он набросал на полу грубую карту.
— Они имели похожие очертания,— сказала она.— Очень даже может быть.
— А разложившиеся участки... Покажи-ка мне, где они были.
Пальцем ноги она ткнула карту в нескольких местах.
— Все ясно, — сказал он.
— Да, — согласилась она. — Как только представишь себе, что это карта. Все разложившиеся участки находятся на европеизированных землях. А непострадавшие участки находятся там, где еще живут индейцы.
— Индейцы или полуиндейцы,— сказал Сэм.— Все твои сны, Анамари, об одном и том же. Об исходе европейцев из Северной и Южной Америки. Будем смотреть правде в глаза. Ты индейский шовинист. Ты рожаешь ацтекское божество воскрешения, а потом отправляешь его уничтожать европейцев.
— Но почему я вижу этот сон?
— Потому что ты ненавидишь европейцев.
— Нет,— возразила она, — это неправда.
— Абсолютная правда.
— Но я и не думаю тебя ненавидеть.
— Потому что ты меня знаешь. Для тебя я больше не европеец, а просто человек. Но больше так не делай, а то растратишь весь свой фанатизм.
— Ты смеешься надо мной, Сэм.
Он отрицательно покачал головой.
— Нет, не смеюсь. Это вещие сны, Анамари. Они говорят тебе о твоем предназначении.
Она усмехнулась:
— Вот когда у меня родится пернатый змей, вот тогда я поверю, что этот сон вещий.
— И ты выгонишь европейцев из Америки.
— Нет, — возразила она. — Мне наплевать о чем говорит этот сон. Я не буду это делать. Кстати, а что ты скажешь насчет сна о цветущем сорняке?
— Маленький сорняк в саду чуть было не погиб, но ты его полила, и он стал расти и расти и становился все более и более красивым...
— Ты кое-что пропустил, — сказала она. — В самом конце этого сна все остальные цветы в саду изменились. Они захотели стать такими же, как этот цветущий сорняк, — ее рука опустилась ему на плечо. — Объясни мне этот сон.
От прикосновения ее руки его плечо окаменело.
— Черный цвет прекрасен, — сказал он.
— А
— В Америке, я имею в виду США, потомки чернокожих рабов очень долго стыдились того, что они черные. Чем белее был цвет твоей кожи, тем лучше было твое социальное положение, и тем больше тебя уважали. Но когда чернокожие совершили в шестидесятых годах свою революцию...
— Ты не можешь помнить шестидесятые, малыш.
— Зато я отлично помню семидесятые. И потом, я ведь читаю книги. Черный цвет прекрасен — этот лозунг принес величайшие перемены, которые очень сильно изменили жизнь. Чем чернее, тем лучше, повторяли они снова и снова. Гордись своим черным цветом, не надо его стыдиться. И всего лишь за несколько лет они перевернули всю систему общественных отношений с ног на голову.
Она кивнула.
— Сорняк превратился в цветок.
— Ну, так вот. Во всей Латинской Америке индейцы имеют самый низкий общественный статус. Если желаешь, чтобы боливиец вонзил в тебя нож, назови его индейцем. Каждый по мере своих возможностей выдает себя за чистокровного испанца. Чистокровных индейцев вырезали. И это почти ни у кого не вызывает сожалений. Лишь в Мексике дело обстоит немного по-другому.
— Сэм, то, что ты рассказываешь мне о моих снах, явно не для средних умов, а я всего-навсего немолодая уже индианка, которая живет в джунглях. Сдается мне, ты хочешь сказать, что все индейцы Америки должны обрести чувство собственного достоинства? И это при том, что они являются беднейшими из бедных и самыми угнетенными из угнетенных?
— Им нужно сделать себе имя. Именно так поступил Бенджамин Франклин, когда назвал жителей английских колоний
— Еще бы. Это прямо-таки революционный лозунг.
— Nos somos os americanos. Vai fora, Europa! America p'ra americanos! Лозунги на любой вкус.
— Мне надо будет перевести их на испанский.
— Indios moram na India. Americanos moram na America. America nossa! Нет, лучше все же: Nossa America! Nuestra America! Что значит «Наша Америка».
— У тебя очень хорошо получаются лозунги.
Он вздрогнул, когда ее пальцы, пробежав по его плечу, скользнули вниз и прикоснулись к чувствительной коже груди. Она провела пальцем вокруг его соска и он затвердел и съежился как от холода.
— Что же ты замолчал? — она положила ладонь ему на живот, чуть выше резинки шорт и чуть ниже пупка. — Ты так и не рассказал мне о своих снах, — сказала она. — Но я знаю, что тебе снилось.
