– Мама дала мне сыру. – Она развернула сверток на столе.
У Армора имелись определенные сомнения насчет этого сыра. Он считал, сыр у Веры Миллер получается столь вкусным, потому что она проделывает с молоком всякие
Каждый раз, ловя себя на том, что мирится с колдовством, Армор выходил из себя. А выйдя из себя, он придирался ко всякой мелочи. Вот и сейчас он не мог успокоиться, хотя знал, Элли не хочется говорить об Элвине.
– А почему ты решила, что рана не загноится?
– Она быстро затянулась, – пожала плечами она.
– Что, совсем?
– Почти.
– И насколько почти?
Она обернулась, устало закатила глаза и повернулась обратно к столу. Взяв в руки нож, она принялась нарезать яблоко к сыру.
– Я спросил, насколько, Элли. Насколько она затянулась?
– Вообще затянулась.
– Два дня прошло с тех пор, как жернов содрал все мясо с ноги, и раны уже нет?
– Всего два дня? – переспросила она. – Мне казалось, неделя, не меньше.
– Если календарь не врет, минуло два дня, – подтвердил Армор. – А это означает, что там имело место ведьмовство.
– Насколько я помню Писание, человек, излечивающий раны, не обязательно колдун.
– Кто это сделал? Только не надо мне говорить, что твои папа с мамой открыли вдруг какое-то сильнодействующее снадобье. Они что, дьявола на помощь вызвали?
Она обернулась, сжимая в руках острый нож. Глаза ее яростно вспыхнули.
– Папа, может, и не любит ходить в церковь, но дьявол никогда не ступал на порог нашего дома.
Преподобный Троуэр имел несколько другое мнение, но Армор счел, что о проповеднике сейчас лучше не упоминать.
– Ага, значит, тот попрошайка…
– Он честно отрабатывает свой стол и кров. И трудится не меньше остальных.
– Поговаривают, он знавался с колдуном Беном Франклином. И ходил в знакомых у этого безбожника с Аппалачей, Тома Джефферсона.
– Он знает много интересных историй. Но мальчика исцелил не он.
– Тогда кто же?
– Может, Элвин сам себя исцелил. По крайней мере, нога еще
– Ну да, дьявол обычно заботится о своих выкормышах. Может, потому на нем так быстро все заживает, а?
Она снова повернулась, и, взглянув ей в глаза, Армор тысячу раз пожалел о своих словах. Хотя чего он такого сказал? Преподобный Троуэр сам не раз говорил, что мальчик этот все равно что Зверь Апокалипсиса.
Мальчик не мальчик, зверь не зверь, но Элвин приходился родным братом Элли. Большей частью она была тише воды ниже травы, иного и пожелать нельзя, но если ее разозлить, она превращалась в ходячий ужас.
– А ну-ка, забери слова назад, – приказала она.
– В жизни ничего глупее не слышал. Как я могу забрать обратно слова, которые уже произнес?
– Ты можешь извиниться и сказать, что это не так, ведь ты сам знаешь.
– На самом деле я не знаю, так это или нет. Я сказал «может быть», а если муж перед лицом собственной жены не имеет права выдвигать предположений, то лучше вообще умереть.
– Вот здесь ты прав, – сказала она. – И если ты не откажешься от своих слов, то сильно пожалеешь, что еще жив!
И она, судорожно сжав в обоих руках по дольке яблока, пошла на него.
В большинстве случаев, когда она на него злилась, ей хватало одного раза обежать за ним вокруг дома, чтобы злость бесследно испарилась и она начала хохотать. Только не сегодня. Одну половинку яблока она раздавила ему об голову, вторую швырнула в лицо, после чего убежала в спальню наверху и разрыдалась.
Слез она не любила и плакала очень редко, отсюда Армор сделал вывод, что ссора разгорелась не на шутку.
– Элли, я забираю свои слова обратно, – примиряюще произнес он. – Я прекрасно знаю, Элвин хороший мальчик.
– А мне плевать, что ты знаешь, – рыдала она. – Ты вообще ничего знать не можешь.
Немногие мужья способны выслушать подобные речи от жены и не съездить ей по уху. Жаль, Элли не понимала, насколько выгодно иметь в мужьях истинного христианина.
– Ну, кое-что мне все-таки известно, – сказал он.
– Его хотят отослать в другую деревню, – плакала она. – С наступлением весны он пойдет в подмастерья. Ему не хочется, я же вижу, но он не спорит, просто лежит в кровати, говорит очень тихо, но смотрит так, будто прощается со всеми.
– А зачем его отсылают?
– Я ж объяснила: чтобы в подмастерья отдать.
– Они так нянчились с этим мальчишкой… Никогда б не поверил, что его куда-то отпустят.
– Он должен будет уехать на восток Гайо, в деревню у форта Дикэйна. Это на полпути к океану.
– Ну, ты знаешь, если подумать, в этом есть смысл.
– Неужели?
– Здесь краснокожие чего-то колобродят, вот они и решили отправить пацана подальше. Других пусть хоть нашпигуют стрелами, но только не Элвина-младшего.
Она подняла голову и с презрением оглядела его.
– От твоих досужих домыслов, Армор, меня иногда тошнит.
– То, что происходит, вовсе не мои домыслы.
– Да ты человека от брюквы не отличишь.
– Так ты наконец вытащишь из моих волос это яблоко или заставить тебя языком вылизать голову?
– Да уж придется помочь, иначе ты мне все простыни извозишь.
«Наглый ворюга», – думал о себе Сказитель. Семья Миллеров чуть ли не силой всучила ему кучу подарков на дорогу. Две пары шерстяных носков. Новое одеяло. Накидку из оленьей шкуры. Вяленое мясо и сыр. Хороший точильный камень. Да он обворовал этих честных людей!
Кроме того, он приобрел много такого, о чем они и не догадывались. Тело, отдохнувшее от дорожной усталости и вечных синяков. Легкую походку. Добрые лица, которые навсегда останутся в памяти. И истории. Истории, скрытые в запечатанной части книги и написанные его собственной рукой. И правдивые рассказы, которые они занесли в книгу сами.
Хотя он честно расплатился с ними – во всяком случае попытался. Залатал крыши на зиму, переделал кучу мелкой работы. И что более важно, они увидели почерк самого Бена Франклина. Прочли фразы, написанные Томом Джефферсоном, Беном Арнольдом, Пэтом Генри, Джоном Адамсом, Алексом Гамильтоном – даже Аароном Бурром, перед дуэлью, и Даниэлем Буном, сразу после оной. До прихода Сказителя Миллеры были обыкновенной семьей, частичкой Воббской долины. Теперь они попали на огромное полотно, состоящее из великих историй. О Войне за Независимость Аппалачей. Об «Американском Соглашении». Они увидели собственный путь через глушь и леса, ниточкой вливающийся в великую картину, и почувствовали силу этого гобелена, сотканного из множества подобных нитей. Впрочем, нет, не гобелена. Скорее ковра. Доброго, прочного ковра, на котором будут основываться следующие поколения американцев. В этом была поэма, и когда-нибудь он напишет ее.
Он тоже кое-что им оставил. Любимого сына, которого выдернул прямо из-под падающего жернова. Искушаемого убийством отца, который обрел наконец силу отослать сына в другую деревню. Имя для
