потом выгораживал своего сынка.
— Если мы будем и дальше придерживаться обычаев, все наши сыновья погибнут!
Отец Клэни еле удерживался от слез — или такая ярость овладела им?
— Мы должны призвать их! Мы обязаны снова их разбудить!
— Мы не станем убивать собственных детей ради пробуждения какого-то бога!
Наконец-то Лэрд все понял. Обнаженный мальчик, готовящийся стать мужчиной, должен быть брошен в огонь или в снег. На лицах окружающих его мужчин отражалась беспомощная растерянность. Многие поколения прошли через этот ритуал. Сомнение, проникшее в сердца в День, Когда Пришла Боль, овладело ими. В их глазах Лэрд видел свое отражение. Грамотей и книжник, а значит, в любой момент может подвести; тщедушен, а значит, бесполезен; сын самого уважаемого человека в деревне, баловень судьбы, а значит, ненавистен. «Они не желают мне смерти, но если ради пробуждения детей Язона кому-то придется умереть, все дружно укажут на меня. А если меня и оставят в живых, то только уступив мольбам отца. После этого он навсегда лишится гордости и уважения».
«Огонь — это слишком, — думал Лэрд. — Но со снегом я справлюсь».
— Дети Язона покоятся в огне или во льду? — спросил он.
Предполагалось, что он должен хранить молчание, но сегодня все шло иначе, чем обычно.
— Они суть Лед, — произнес Хаккель-мясник.
— Тогда я пойду ко льду, — сказал Лэрд.
— Нет! — крикнул отец.
И словно бы в ответ, снаружи яростно взвыл ветер. Краткое затишье подошло к концу.
— Скажите, что я должен сделать, когда окажусь снаружи? — настаивал Лэрд.
Люди неуверенно переглядывались. Прежде дети Язона всегда останавливали их.
— Та фраза заканчивается словами «пока вы не упокоитесь во льду», — выдавил отец.
— А в случае с огнем, — добавил отец Клэни, — «пока вы не проснетесь объятые пламенем».
— Тогда я буду идти, пока не засну. Отец опустил руку на его плечо.
— Нет. Я не допущу этого.
Но взгляд его говорил: «Я вижу твою отвагу».
— Я буду идти, — повторил Лэрд, — пока не засну. «Нет, — раздался голос в его мыслях. — Я не спасу тебя».
«А я тебя и не прошу», — молча ответил Лэрд, зная, что тот, кто надо, услышит.
«Ты выбираешь смерть», — произнесла Юстиция.
— Буду идти, пока не умру! — выкрикнул Лэрд.
Руки вцепились в него, как стая мелких животных, пытающихся разорвать его тело на кусочки. Эти руки подняли его, поднесли к окну и выбросили в снежную пургу.
Снег колол, словно ядовитые жала, и, пока мальчик ворочался, пытаясь встать на ноги, забил ему нос и рот. Наконец, задыхаясь и дрожа, он выпрямился; ноги подкашивались от перенесенного шока. «Что я делаю? А, да, иду, пока не засну». В слабом свете, льющемся из окошка, на снег падала коротенькая тень — и он поставил ногу прямо на свой темный силуэт. Ветер налетел на него, и он снова упал, но тут же поднялся и, шатаясь, двинулся вперед.
— Хватит! — донесся крик отца. Нет, не хватит.
«Пока не усну. Сон для них был равнозначен льду. Лед можно найти на берегу реки. В принципе не далеко. Летом я добегал до реки минуты за три. Я должен принести им кусок льда. Я должен взять в руки холод и принести им, точно так же, как Язон принял в свое тело твика, перенес страдания и выжил. Если после этой ночи я останусь в живых, то уже не буду путать свои воспоминания с воспоминаниями Язона».
«Никто тебя не спасет», — произнес внутренний голос. Лэрд так и не понял, кто это сказал — Юстиция или его собственный страх.
Идти было недалеко, но ветер с каждой минутой ярился все больше, а у реки он рвал и хлестал тело куда сильнее, чем среди домов. Лэрд упорно копался в снегу, пока не нащупал камни, которые еще вчера были покрыты грязью. Сегодня эта грязь замерзла и изрезала все руки, пока негнущимися пальцами он пытался выковырять острый булыжник из земли. Затем он опустился на колени у самой воды; тонкий лед уже успел покрыться сугробами. Несколько ударов камнем — и лед треснул; плеснула вода, обдав руки теплом. Разгребая воду, он наконец выловил льдинку побольше и уже на четвереньках пополз вверх по склону, обратно в деревню.
Он достал лед из реки. Можно возвращаться — и никто не посмеет сказать, что он не выдержал испытания. Однако теперь ветер бил ему прямо в лицо; ковыляя вперед, он не видел ничего, кроме тучи белых мушек, впивающихся в кожу. Всю деревню занесло снегом, река канула в небытие, осталась где-то в неведомом прошлом. Еще секунду назад он так дрожал, что едва удерживал льдинку, а сейчас тело уже позабыло, что такое холод…
Затем из-за бесконечных снежных холмов вынырнули две тени. Отец — и Язон. Язон шел впереди, но одеяло вокруг его тела обернул отец.
— Я дошел до реки, — выдавил Лэрд, — и принес вот этот лед.
— Лед даже не тает у него в руках, — сказал отец. Вдвоем они подняли Лэрда и понесли сквозь снег. Они что-то крикнули, и им ответили — сначала один голос, потом другой. От сугроба к сугробу тянулась вереница людей. Лэрд не увидел конца этой цепочки. Он заснул прямо на руках у отца.
