Хэнк подошел к небольшой ивовой рощице, склонившейся над почти пересохшим ручьем неподалеку от того места, где ключ появлялся из-под старого домика, которым давно не пользовались.
— Твои деревца? — крикнул Хэнк.
— Да нет, старого Горация Гестера, того самого, который владеет местной гостиницей.
Хэнк отыскал тонкий ивовый прутик, раздваивающийся посредине, и начал подрубать ножом веточку.
— Вижу, от домика уже немного пользы.
— Я ж сказал, ручей вот-вот пересохнет. Летом здесь воды не хватит, чтоб пару банок сметаны охладить. Вот и от домика немного проку, раньше-то в нем было холодно, там продукты хранили, а теперь…
Хэнк последний раз ударил ножом, и ивовая ветвь отделилась от ствола. Он зачистил ее комель в форме острого колышка, затем обрубил маленькие веточки и листья, обтесав ветвь как можно аккуратнее. Некоторые лозоходы утверждают, что прут может быть каким угодно, но Хэнк-то знал, что вода не всегда рвется на волю — иногда она скрывается и не хочет, чтобы ее нашли, вот тогда и нужен гладкий ивовый прутик. Были и такие лозоходы, которые использовали везде одну и ту же лозу, таская ее за собой год за годом, из города в город, но от этого тоже было мало проку. Потому что лоза должна быть вырезана из растущей поблизости ивы, по крайней мере из орешника-гикори, который растет на воде, которую тебе нужно найти. Эти лозоходы были обыкновенными шарлатанами, хотя негоже так говорить о незнакомых людях. А воду они находили лишь потому, что вода есть почти везде — главное, копнуть поглубже. Но Хэнк делал все честь по чести, у Хэнка был настоящий дар. Он чувствовал, как ивовая веточка дрожит в его руках, слышал, как вода поет ему из-под земли. И на первый зов воды он не откликался. Он искал чистую воду, расположенную у самой поверхности земли, воду, которую будет нетрудно достать. Хэнк
Хотя его работа не снискала среди людей такого уважения, как та, которую исполнял подмастерье — как его там? — а, Элвин. Хэнка так не уважали. А у кузнеца как — либо человек может подковать лошадь, чтобы животное не охромело, либо нет. Если лошадь под его руками хоть разочек охромеет, люди дважды подумают, прежде чем снова обратиться к этому кузнецу. Но с лозоходами — с ними все обстоит иначе. Такое впечатление, народу все равно, найдет он воду или нет. Назовись лозоходом, сруби где-нибудь раздвоенную палку, и люди будут платить тебе за поиск воды — они даже не позаботятся разузнать, есть у тебя какой дар или нет.
Может, именно поэтому Хэнк возненавидел парнишку? Потому что тот, несмотря на юность лет, снискал себе имя настоящего ремесленника, тогда как Хэнка ни одна собака не знает, хотя он, наверное, единственный настоящий лозоход, забредавший в эти края за долгое-долгое время.
Хэнк опустился на поросший пышной травой берег ручейка и стащил башмаки. Но только он наклонился, чтобы поставить второй башмак на валун, подальше от всяких букашек-таракашек, как вдруг увидел два блестящих глаза, наблюдающих за ним из тени густого кустарника. Перепугался он дай Боже как, поскольку решил, что там медведь какой сидит или краснокожий, охотящийся за скальпом проезжего лозохода, — хотя ни о медведях, ни о дикарях в этих краях давным-давно слыхом не слыхивали. Нет, в кустах прятался всего- навсего чернокожий мальчуган. Мальчик был полукровкой, полубелым, получерным, это Хэнк заметил первым делом, после того как оправился от испуга.
— Ну, чего уставился? — рявкнул Хэнк.
Глаза мигнули, и личико скрылось. Куст весь затрясся и зашептал, некто, сидевший там, поспешно ретировался.
— Да ты не обращай внимания, — успокоил Миротворец Смит. — Это всего лишь Артур Стюарт.
Артур Стюарт! Это имечко было не слишком известно в Новой Англии или Соединенных Штатах, но зато в Королевских Колониях его знали все — от мала до велика.
— Ага, а я, стало быть, лорд-протектор, — хмыкнул Хэнк Лозоход. — Оказывается, у короля кожа вовсе не так уж бела, как говорят. Эта новость, когда я разнесу ее по Гайо и Сасквахеннии, обеспечит меня бесплатными обедами и ужинами до скончания жизни.
Миротворец хмыкнул.
— Да, Гораций Гестер удачно пошутил, назвав так мальчонку. Гораций и старушка Пег Гестер, они взяли мальчика себе на воспитание, поскольку его настоящая мама слишком бедна, чтобы воспитать его. Правда, лично мне кажется, здесь кроется кое-что еще. Слишком уж светла у него кожа. Так что Мок Берри, муж его матери, совершенно прав, запрещая пареньку сидеть с угольно-черными детишками за одним столом.
Хэнк Лозоход принялся снимать носки.
— А может, старик Гораций Гестер принял его к себе потому, что он также отчасти виновен в цвете кожи мальчонки, а?
— Заткни пасть, Хэнк, и думай, что несешь, — нахмурился Миротворец. — Гораций не из тех.
— Ты был бы очень удивлен, если б узнал, сколько моих знакомых оказались на поверку «теми самыми», — буркнул Хэнк. — Хотя насчет Горация Гестера я ничего не говорю.
— Неужели ты считаешь, старуха Пег Гестер приняла бы в свой дом чернокожего ублюдка, зачатого ее собственным мужем?
— А что если она ничего не подозревает?
— Быть такого не может. Ее дочь Пегги некогда была в Хатраке светлячком. И все до единого знали, что малышка Пегги Гестер никогда не лжет.
— Да, я слыхал о светлячке из Хатрака задолго до приезда сюда. Но почему я ее не видел?
— А она здесь больше не живет, вот почему, — пожал плечами кузнец. — Ушла три года назад. Сбежала. И ты поступишь очень мудро, если не будешь расспрашивать о ней в гостинице Гестеров. Они не больно-то любят вспоминать о своей дочери.
Хэнк опустил голые пятки на влажный берег ручья. Подняв голову, он вдруг снова увидел Артура Стюарта, который, спрятавшись за деревьями, продолжал внимательно следить за ним. А, пускай таращится, что здесь плохого? Ничего.
