найдут способ жить в мире. Остались лишь детали. Этот выживет или тот умрет… Конечно, это важно. Но выживание целой расы куда важнее».
Должно быть, кое-что из своих мыслей он проговорил про себя, потому что Джейн не замедлила ответить ему:
— Ужель не может компьютерная программа-переросток обладать зрением и слухом? Ужель нет у меня разума, нет сердца?
Разве я не смеюсь, когда щекочешь ты меня?
— Честно говоря, нет, — беззвучно проговорил Миро, создавая губами и языком слова, которые могла слышать только она.
— Но когда я умру, погибнет весь мой род, — сказала она. — Извини, конечно, что я придаю этому такое вселенское значение. Я вовсе не столь самоотверженна, как ты, Миро. И не считаю, что живу в долг. Я твердо вознамерилась жить вечно, так что любой меньший срок, отпущенный мне, считаю неприемлемым.
— Скажи, что надо сделать, и я исполню, — ответил он. — Если потребуется, я умру ради тебя.
— К счастью, ты и так рано или поздно умрешь, — усмехнулась Джейн. — Это единственное мое утешение. Своей смертью я подпишу тот же самый приговор всем остальным живым существам. Даже деревьям-долгожителям. Даже Королевам Улья, которые передают воспоминания из поколения в поколение. Но у меня, увы, не будет детей. Откуда им взяться? Я создание чистого разума. В уме не больно- то потрахаешься.
— А жаль, — посочувствовал Миро, — могу поспорить, в виртуальной постели тебе не было бы равных.
— Именно, — подтвердила Джейн.
Некоторое время царила тишина.
Только когда грузовик приблизился к дому Джакта, новому строению, недавно выросшему на окраине Милагра, Джейн снова подала голос:
— Миро, не забывай, что бы Эндер с собой ни сотворил, его айю продолжает говорить голосом юной Валентины.
— И Питера, — добавил Миро. — Забавная выходит ситуация. Стало быть, Вэл, какой бы миленькой ни была, не воплотила в себе идеальное равновесие. Эндер, может быть, управляет ею, но она — не Эндер.
— Его слишком много, тебе не кажется? — спросила Джейн. — И очевидно, меня тоже слишком много. По крайней мере так считает Звездный Конгресс.
— Честно говоря, нас всех слишком много, — заметил Миро. — Но кого-то всегда не хватает.
Наконец они прибыли. Миро и Вэл провели в дом. Они немножко перекусили, после чего, добравшись до подушки, мгновенно заснули. До поздней ночи Миро слышал какие-то разговоры. Сон его был беспокоен, он дремал, ворочаясь на непривычно мягком матрасе. А может быть, его тревожили возложенные на него обязанности, словно он солдат, покинувший пост и терзаемый совестью.
Несмотря на усталость, Миро много не проспал. Небо, когда он проснулся, было еще темным, лишь на горизонте показалась светлая полоска, предвещающая скорый рассвет. Он по привычке резво вскочил с постели и, покачнувшись, оперся рукой на стену, ожидая, когда остатки сна покинут его тело.
Прикрывшись простыней, он отправился на поиски туалета, чтобы облегчиться. Вернувшись из ванной, Миро вдруг услышал доносящиеся из кухни голоса. Либо ночной разговор затянулся до самого утра, либо какие-то психи ненормальные, обожающие рано вставать, разгоняли утренние сумерки разговорами, совсем позабыв, что предрассветный час посвящен отчаянию.
Он остановился перед открытой дверью своей комнаты, вознамерившись было вернуться в теплую кровать и отгородиться от громких споров, но вдруг понял, что один из голосов принадлежит юной Вэл. А другой — Валентине. Он сразу повернулся и прошел в кухню. Войдя в полосу света, он застыл.
Две Валентины сидели за столом друг напротив друга. Периодически отхлебывая из стаканов, где плескался один из плодово-травяных коктейлей Валентины, они обе смотрели в окно.
— Хочешь коктейль, Миро? — не поднимая головы, спросила Валентина.
— Я что, смертник? — усмехнулся Миро. — Извините, я вовсе не хотел вам мешать.
— Ничего, — покачала головой Валентина.
Юная Вэл упорно молчала.
Миро вошел в кухню, открыл кран, налил себе полный стакан воды и залпом выпил.
— Я ж говорила, что это Миро пошел в туалет, — сказала Валентина. — Никто не способен произвести в день столько жидкости, как наш общий знакомый.
Миро хмыкнул, но Вэл даже не улыбнулась.
— Я помешал вашему разговору, — промолвил он. — Я лучше пойду.
— Останься, — попросила Валентина.
— Пожалуйста, — сказала Вэл.
— Дамам отказать не могу, — ухмыльнулся Миро, поворачиваясь к юной Вэл.
Она пихнула ему ногой стул.
— Садись, — приказала она. — Мы с Валентиной беседовали о нашей похожести.
— И пришли к выводу, — вступила Валентина, — что я должна сойти в могилу первой.
— Напротив, — возразила юная Вэл. — Мы решили, что Джепетто создал Пиноккио вовсе не потому, что ему хотелось сына. Ему с самого начала нужна была марионетка. А сделать настоящего ребенка ему было лень. Он хотел, чтобы марионетка танцевала — только за нитки ему было лень дергать.
— Значит, ты — Пиноккио, — подвел итог Миро, — а Эндер…
— Мой брат не хотел создавать тебя, — сказала Валентина. — И он вовсе не желает управлять тобой.
— Я знаю, — прошептала Вэл. И внезапно на ее глазах выступили слезы.
Миро протянул руку, чтобы накрыть ее пальцы, но она резко отдернулась от него. Хотя сделала она это не специально, просто она хотела смахнуть с ресниц мешающие, надоедливые капли слез.
— Он бы обрезал нити, если б мог, я это знаю, — продолжала Вэл. — Как Миро оборвал нити, поддерживающие его старое искалеченное тело.
Миро прекрасно помнил ту сцену. Вот он сидит в кресле космического корабля, разглядывая собственного двойника, полного сил, юного и здорового; а вот он уже этот самый двойник, всегда им был, и смотрит он на искалеченное, изломанное отражение себя. Прямо у него на глазах это ненавистное, нежеланное тело рассыпалось в пыль и пропало.
— Вряд ли он ненавидит тебя, — сказал Миро. — Я свою старую личность ненавидел.
— Ему не обязательно ненавидеть меня. Твоего двойника убила не ненависть. — Вэл старательно избегала встречаться с ним взглядом. Обследуя всевозможные миры, они много часов провели наедине друг с другом, но ни разу не касались столь личных вопросов. Она не осмеливалась обсуждать с ним тот момент, когда они оба были созданы. — Пребывая в старом теле, ты от всей души ненавидел свою телесную оболочку, но, оказавшись в новой системе, ты просто перестал обращать внимание на свое старое вместилище. Оно перестало быть частью твоей личности. Твоя айю больше не несла за него ответственности. Опускаем кролика в шляпу, раз — и он пропал!
— Сначала деревянная кукла, — начал считать Миро. — Затем кролик. Ну, кем еще вы меня обзовете?
Валентина пропустила мимо ушей шутку Миро:
— То есть ты хочешь сказать, что Эндера ты не интересуешь.
— Он восхищается мной, — поправила Вэл. — Но считает страшной занудой. Ему со мной скучно.
— Обо мне он такого же мнения, — кивнула Валентина.
— Чушь какая-то, — удивился Миро.
— Думаешь? — подняла брови Валентина. — Он никогда не следовал за мной; это я все время следовала за ним. Мне кажется, он искал цель в своей жизни. Ему хотелось великих деяний, чтобы искупить то страшное преступление, которым он подвел итог своему детству. Он счел, что, написав «Королеву Улья», искупит свою вину. Затем, с моей помощью, он написал «Гегемона» и решил, что этого хватит с лихвой. Не
