Советским договором, одна из них Литва - находилась в сфере влияния Германии. Тогда Гитлер, наверное, впервые осознал, что Сталин может ударить ему в спину.
Вскоре после этого, когда Кремль вручил 24-часовой ультиматум Румынии, вынудив ее сдать Бессарабию, приблизившись таким образом к румынским нефтяным месторождениям, представлявшим жизненно важный интерес для Германии, Гитлер начал нервничать. Он двинул в Румынию войска и обеспечил целостность этого государства.
Сталин увидел в этом недружественный акт. В ведущейся в Красной Армии пропаганде все громче зазвучала антифашистская нота. Когда сведения об этом достигли Гитлера, тот быстро усилил части на восточной границе. Русские отреагировали на это тем, что подтянули дополнительные войска к своим западным рубежам.
Молотова пригласили в Берлин. Но запланированного глобального понимания между двумя диктаторами в отношении раздела мира - Гитлер был готов пожертвовать Советам куски Британской империи - не произошло. Гитлер с его эгоцентричным взглядом на вещи расценил это как свидетельство злонамеренности Сталина. Он усмотрел угрозу войны на два фронта и продолжил запись такими словами: 'Теперь я уверен, что русские не станут ждать, когда я разгромлю Британию'. Тремя неделями спустя, 21 декабря 1940 г., фюрер подписал 'Директиву № 21 - план Барбаросса'. Там содержится одно важное предложение: 'Все меры, принимаемые главнокомандующим в силу данного приказа, должны быть недвусмысленным образом представлены как превентивные шаги, которые мы делаем на случай, если Россия переменит к нам свое отношение'.
Сталин, со своей стороны, рассматривал сделанное немцами Молотову предложение как признак слабости; он чувствовал преимущество своей позиции и не сомневался, что Гитлер, как и сам он, занимается политическим шантажом. Несмотря ни на какие донесения, он не воспринимал планов Гитлера всерьез или, по крайней мере, не верил, что Гитлер сочтет, что у него уже есть причины для нанесения удара. Вот почему он избегал действий, которые могли дать немцам такой подвод. То, как скрупулезно, как строго - и, как может показаться кому-то, чрезмерно скрупулезно и строго - приходилось сталинскому верховному командованию выполнять желание вождя не давать повода Германии, видно из того факта, что инспектировавшему фортификационные сооружения в районе Бреста в июне 1941 г. генералу Карбышеву было строго-настрого запрещено посещать передовые оборонительные рубежи. Сталин не хотел настраивать на войну военнослужащих приграничных частей и стремился избежать всего, что может походить на военные приготовления в глазах своих собственных солдат или сотрудников разведывательных служб Германии. Потому, несмотря на очевидное стягивание немцами войск, советские части у границы оставались неготовыми к ведению боевых действий. Дальнобойная артиллерия не была выведена на позиции, с которых она могла бы обстреливать дислоцированные по ту сторону границы немецкие резервы - план ведения заградительного огня тяжелой артиллерией отсутствовал. Последствия катастрофической концепции Сталина оказались ужасными. Ярким свидетельством тому могут служить действия советской 4-й танковой дивизии и ее гибель.
Генерал-майор Потатурчев, родившийся в 1898 г., которому, соответственно, летом 1941 г. исполнилось сорок три года, с усами а-ля Сталин, стал первым советским генералом, попавшим в плен к немцам. Потатурчев командовал советской 4-й танковой дивизией в Белостоке, в критической точке, где находилось ядро советской обороны на Центральном фронте. Советское верховное командование держалось о Потатурчеве высокого мнения. Он был членом партии, выходцем из подмосковной крестьянской семьи. Ефрейтором царской армии он перешел на службу в Красную Армию, где поднялся до звания генерала, командира дивизии. Его история достойна рассмотрения.
'В 00.00 22 июня (по московскому времени - то есть в 01.00 по летнему времени в Германии) меня вызвали к командиру 6-го корпуса генерал-майору Хоцкилевичу, - сообщал Потатурчев в своих письменных показаниях, которые давал 30 августа 1941 г. в штабе немецкой 221-й дивизии. - Мне пришлось ждать, поскольку генерала самого вызвали к генерал-майору Голубеву, командующему 10-й армией. В 02.00 (то есть в 03.00 по берлинскому времени) он вернулся и сказал мне: 'Россия в состоянии войны с Германией'. - 'Какие будут приказания?' - спросил я. Он ответил: 'Надо ждать'.
Поразительная ситуация. То, что война начнется, - очевидно. И командующий советской 10-й армии знает об этом за два часа до ее начала. Но не отдает - вероятно, не может отдать - иного приказа, кроме как: 'Ждите!'
Они ждали два часа - до 05.00 по немецкому времени. Наконец от командования 10-й армии пришел первый приказ: 'Тревога! Занимайте предусмотренные позиции'. Предусмотренные позиции? Что это означало? Означает ли это, что нужно начинать контратаку, к чему так долго готовили танкистов на учениях? Ничего подобного. 'Предусмотренные позиции' для 4-й танковой дивизии находились в огромном лесу к востоку от Белостока. Туда-то дивизия и должна была отправиться, чтобы затаиться и ждать.
'Когда дивизия численностью 10 900 человек стала менять дислокацию, то недосчиталась 500 военнослужащих. Медсанчасть, в которой числилось 150 человек, недосчиталась 125 человек. Тридцать процентов бронетехники находилось в нерабочем состоянии, а из оставшихся семидесяти многое пришлось бросить из-за отсутствия горючего'.
Вот так выходило на боевые позиции ключевое в советской обороне соединение, дислоцированное в районе Белостока.
Но не успели два танковых полка и пехотная бригада из дивизии Потатурчева начать движение, как от командира корпуса пришел новый приказ: танковым и пехотным частям надо разделиться. Пехотинцам предстояло защищать переправу через Нарев, а танкистам - сдерживать наступление немецких танковых частей с Гродненского направления.
Приказы говорят о полной растерянности советского командования. Танковую дивизию разрывают на части вместо того, чтобы применять целиком для фронтальной или фланговой контратаки. Потатурчева и его дивизию ждала судьба вполне типичная для советских частей в приграничных районах. Сначала на головы им посыпались бомбы немецких пикировщиков. Судя по всему, танков они потеряли немного, но атака внесла смятение в ряды личного состава. Тем не менее Потатурчев вышел на заданные позиции. Но затем дела стали принимать для комдива скверный оборот. Острие немецкого бронированного клина обошло его, и он оказался отрезанным. Потатурчев попытался вырваться из окружения. Роты пришли в замешательство, рассеялись, и немецкие танковые части уничтожили их по одной. Та же печальная участь ждала и пехотную бригаду.
К 29 июня знаменитая сталинская 4-я танковая дивизия превратилась в ничто. Паролем стало 'каждый сам за себя'. Солдаты искали спасения в глухих лесах. Парами, тройками, самое большее по двадцать - тридцать человек пехотинцы, артиллеристы и танкисты скрывались в чащах. Несколько уцелевших бронемашин 7-го и 8-го танковых полков, прячась днем, ночью спешило к Беловежской пуще. Бескрайний лес стал их последней надеждой.
30 июня генерал Потатурчев с несколькими офицерами отделились от своих людей. Комдив намеревался пешком добраться до Минска и оттуда пробиться в Смоленск. Потатурчев шел, пока не натер ноги, и, поскольку не хотел, чтобы люди видели генерала, ковыляющего по дороге, одетого в покрытую грязью форму, он добыл себе гражданскую одежду.
Однако под Минском он и его спутники попали в руки немцев. Потатурчев назвал свое имя и звание охранявшему пленных офицеру. 3. Цель - Смоленск Беловежская пуща - Мост через Березину - Советский контрудар Крупный сюрприз в виде T-34 - Ожесточенная схватка за Рогачев и Витебск 'Коктейли Молотова' - Через Днепр - Танки Гота перерезают шоссе на Москву Тюрингский пехотный полк штурмует Смоленск - Потсдамские гренадеры против Могилева.
Признания Потатурчева поразили пленивших его немцев: они и понятия не имели об огневой мощи дивизии. Советская 4-я танковая дивизия насчитывала в своем составе 355 танков - включая 21 T-34 и 10 огромных 68-тонных КВ с 152-мм1 орудиями - и 30 бронемашин разведки. Артиллерийский полк имел на вооружении 24 ствола калибра 122-мм и 152-мм. Мостостроительный батальон располагал количеством понтонов, достаточным для наведения 60-метрового моста, способного выдержить 60-тонные танки.
Ни одна немецкая танковая дивизия на Востоке летом 1941 г. не располагала столь же внушительным вооружением. Во всей танковой группе Гудериана, состоявшей из пяти танковых и трех с половиной моторизованных дивизий, насчитывалось всего 850 танков. Но с другой стороны, ни одной из немецких танковых дивизий не руководили столь скверно и ни одной из них не пожертвовали так же безжалостно, как
