давно заметила приближающееся войско. Бесс задрал голову, придерживая на голове шлем, и вглядывался в зияющие бойницы надвратной башни. Огромных ворот, обитых медью, никто не отворял. Раздраженный этим, Бесс рванул поводья, подняв на дыбы коня, и вскинул руку, веля войску остановиться. Один из телохранителей по его знаку подъехал к воротам и постучал булавой о медное кольцо. За воротами зашаркали шаги, послышался кашель, и хриплым со сна голосом спросили:
— Кого еще принесла нелегкая в неурочное время?
— Протри глаза, бесчестный, да пошевеливайся! — грозно крикнул царский сарбаз. — Отворяй скорее врата!
— Что ты там разорался? Или за тобой гонятся разбойники, чтобы обчистить твой карман? — вяло отозвался привратник.
Спитамен пригладил рукой усы, заодно прикрыв улыбку. Ему было смешно, как привратник разыгрывает из себя придурка, чтобы протянуть время до прибытия начальника стражи и пытаясь выяснить, что это за войско нагрянуло под стены Наутаки.
— Отворяй, болтун! А не то придется тебе укоротить язык! — крикнул сарбаз, с трудом удерживая на месте вертящегося под ним коня.
— Ого, да ты сердит, как я погляжу! Кто же ты таков? Может, разбойник какой, много нынче вашего брата разгулялось по дорогам!
— Его величество великий царь Азии Артаксеркс прибыл собственной персоной! Если не откроешь сию же минуту, будешь немедленно обезглавлен!..
За воротами некоторое время царила тишина.
Всю ночь проведшие без сна воины еле держались в седлах. Они прислушивались и поглядывали на стены, стараясь определить, что на них происходит. Там было приметно какое-то движение. Как бы их не приняли за врагов! А то полетят, чего доброго, в них стрелы. Но было тихо. Лишь фыркали кони, звякало оружие и удила да ворчали недовольные воины.
Наконец голова привратника показалась в одной из бойниц башни. Высунувшись, он посмотрел вниз и спросил, посмеиваясь:
— Неужто и впрямь к нам пожаловал сам царь всей Азии? Ну и ну! Почему же нас никто не оповестил, чтобы мы устроили ему пышную встречу? В прежние времена так не приезжали даже дальние родственники царя.
— Ты что это работаешь языком, а не руками? А ну, отворяй скорее! Великий Артаксеркс у ворот!
— Что-то я не вижу его среди вас. А где же золотой царский паланкин?
— Эй, зануда!.. — крикнул кто-то, не выдержав, из толпы всадников. — Вот увидишь, я высеку тебя собственноручно вот этой плеткой.
— Ты мне не угрожай! — возмутился привратник. — Я человек подневольный и выполняю то, что мне было велено. Сейчас явится начальник стражи, с ним и говорите. Я за ним уже послал.
— Ну и глупец, будь ты проклят, — проворчал Бесс и стал оглядываться по сторонам, словно ища поддержки; взгляд его задержался на Спитамене. «Всю дорогу ехали стремя в стремя с Датафарном. И сейчас о чем-то шепчутся. Вместо того чтобы отчитать проклятого привратника за непочтение к царю Азии, употребив два-три крепких согдийских выраженьица! Если бы Спитамен выехал вперед и крикнул: „Эй, с тобой говорит Спитамен! А это — наш великий царь!“ — ворота бы тотчас отворились. Его тут знает в лицо каждая собака. А ему, видать, нравится выставлять меня на посмешище. Подожди же, я тебе это припомню!..»
Голова привратника в бойнице исчезла, вместо нее показалось заросшее черной бородой лицо начальника стражи.
— Кто такие? — басом осведомился он.
«Сейчас будут повторяться те же самые вопросы, и на каждый из них последует тот же самый ответ, — подумал с раздражением Бесс. — Руки чешутся запустить копье в эту бородатую физиономию!» Крепкое ругательство уже готово было сорваться с языка, но Бесс сдержался. Ему не подобает. Может, Спитамен подаст все-таки голос? Опять обернулся к нему. Сидит, опустив голову, будто нарочно, чтобы его не узнали.
— Кто вы? — сердито переспросил начальник стражи. — Или рты курительным табаком забили?
— Я Артаксеркс, великий царь всей Азии! — бросил в сердцах Бесс.
Последовала пауза. Начальник стражи растерялся, видать. В бойницу едва просачивался сероватый утренний свет, и трудно было определить по его лицу, узнал он Бесса или нет, и откроет ли ворота.
— Я знавал в лицо великого царя Дариявуша… — начал было начальник стражи.
Но Бесс, налившись кровью, заорал:
— Может, тебе показать вынутую из Дариявуша душу?!
— Да не гневайтесь вы понапрасну, — ответствовал начальник стражи. — В Наутаке, слава Всевышнему, правит Его светлость Сисимифр. Я сию минуту пошлю к нему человека, пусть он и решает, — бородатое лицо исчезло в бойнице, гулко простучали по деревянным ступеням шаги и стихли.
Бесс потупил голову, мысленно проклиная смешное и жалкое положение, в котором он оказался. Такое неуважение к царю в стране! «И Спитамен явно потворствует этому. Кажется, я с ним намучаюсь, если сразу не удастся поставить его на место!..»
— Эй, Спитамен! Почему ты словно в рот воды набрал? Ты же с ним одного роду — племени! — сказал Бесс, не скрывая гнева. — Или они тебя ни в грош не ставят?..
— Да, Ваше величество, наутакийцы всегда отличались непочтительностью и дурным воспитанием, — засмеялся Спитамен.
— И по отношению к тебе тоже? — сверкнул глазами Бесс.
— Преимущественно к тем, кто показывает врагам спину, — ответил Спитамен, по лицу которого пробежала тень. — А я сейчас мало чем отличаюсь от бактрийцев, оставивших на произвол судьбы свою родину.
Бесс закашлялся, поперхнувшись, и несколько мгновений сверлил взглядом высокомерного согдийца. Вместо того, чтобы поддержать в столь тяжкое время словом и делом, он имеет наглость не отводить глаз, когда Артаксеркс устремляет на него царственный взор, да еще произносит вслух то, что у многих, наверное, вертится на языке, прекрасно понимая, что каждое его слово все равно что удар булавой по голове. Всего несколько дней назад за такое непочтение он мог любого отдать в руки палача и мигом отделить голову от туловища. Стократно жаль, что у Артаксеркса нынче нет такой власти, впрочем, нет и решимости. Даже, пожалуй, нельзя сказать, что его собственная жизнь вне опасности…
В бойнице вновь возникла голова начальника стражи, и раздался его торжественный голос:
— Правитель наш Его светлость уже поспешают сюда!
Вороной конь Спитамена поднялся на дыбы, перебирая передними ногами.
— Эй, дружище, глянь-ка в мою сторону! — крикнул Спитамен. — Может, признаешь?
Бесс, задрав массивную голову, не спускал глаз с начальника стражи, ожидая, какое впечатление произвели на него слова согдийского военачальника. Но тот и не пошевельнулся, будто не слышал. И словно бальзам пролился на сердце Бесса, он подумал: «Этот тип не только со мной непочтителен, но и со своим знаменитым соплеменником… Что ж, он выполняет свои обязанности. Если бы каждый воин служил так верно, не было бы в войске изменников…»
— Что же ты молчишь, негодный? Или не узнал меня? — вновь зарокотал зычный голос Спитамена. — Я Спитамен! Окраины наших земель соприкасаются, и границы между ними пролегают на северо-востоке. Я — пенджикентец, твой сосед!..
— Напрасно ты думаешь, что я тебя не узнал. Я сразу узнал и тебя, и твоего коня…
— Почему же тогда пренебрег законом гостеприимства?
— Твои люди бесчестны!..
— Как у тебя язык поворачивается говорить подобное?
— Минувшей весной они угнали сотню моих овец. Может, присовокупили их к твоим отарам, а… что ты их так защищаешь?
Спитамен смешался, не находя слов, лицо его залила краска. Заметив это, Зурташ поддал коня пятками и вплотную подъехал к воротам. Он с силой огрел их тяжелой булавой, и еще не стих раздавшийся гул, как заорал на начальника стражи:
