Это не был их первый тайный поцелуй. С четырнадцати лет Зоэ была искушением, которому Робин иногда поддавался, но это всегда было несерьезно. Но на сей раз, когда их губы встретились, Зоэ как будто задрожала в его объятиях, и у Робина возникло ощущение, что теперь он, а не его старший брат, ее защита и опора. Это был и чисто мужской, и вместе с тем благородный порыв — доказать Зоэ, как она бесконечно желанна.
Почувствовав его ответ, Зоэ уцепилась за лацканы его сюртука, как никогда прежде, и, казалось, не оставляла ему другой альтернативы, кроме как углубить поцелуй. Робин легко поглаживал ее губы языком, убеждая открыться ему. Когда она это сделала с легким вздохом удовольствия, Робин нежно ласкал ее язык своим, голова у него кружилась от желания.
Но Зоэ нарушила объятия.
— Ох, Робин! — шептала она. — Я так устала, устала от того, что моей девственностью торгуют, как хорошей шерстью. Мне нужно просто отдать ее тебе, и с этим будет покончено.
Он снова поцеловал ее в уголок рта.
— Зоэ, милая, мы говорили об этом. Все кончится тем, что ты выйдешь за меня замуж.
Робин почувствовал, как затрепетали ее ресницы, и понял, что она отгоняет слезы.
— Это было бы так ужасно? — спросила она. — Ты ведь не возражаешь против моей родословной, Робин?
— Зоэ, ты же знаешь, что нет. — Он провел губами по ее красивой, черной как смоль брови, обдумывая ее искушающее предложение. — Но ты не любишь меня по-настоящему.
— Нет, — шепнула она. — Но ты красивый и очень добрый.
— Этого мало, — ответил Робин. — И брак, Зоэ… это не для меня, не сейчас.
«И не с тобой», — договорило его сердце.
Но сердце, увы, не было главным, подобные приключения были отодвинуты в его дальние уголки. А разум, затуманенный бренди и бурлением крови, услужливо рисовал картины, как Зоэ сбрасывает одежду и смыкает ноги вокруг его талии.
Зоэ издала жалобный смешок.
— Тогда просто поцелуй меня еще раз, Робин, — с трудом выговорила она, смахивая слезы. — И дай мне почувствовать себя красавицей, помоги забыть леди Хаверфилд и всех тех, кто считает, что я не пара их сыновьям.
Эта просьба казалась невероятно простой и безопасной. Зоэ дрогнула в его объятиях, и он импульсивно притянул ее ближе. Она была такой теплой и хрупкой, и едва доставала макушкой до его подбородка. Ее высокая округлая грудь прижималась к его торсу, ее восхитительный женский аромат, смешавшись с бренди и смутными понятиями о рыцарстве, вскоре превратился в вызывающий головокружение дурман. И не успев сообразить, что делает, Робин потянул Зоэ на кожаный диван у камина и усадил к себе на колени.
Позже, когда жар и беспечность обернулись холодом реальности, Робин задавался вопросом, не сошел ли он с ума. В тот момент, видя ее слезы и рыдания, несправедливость всего этого, он знал только, что она одинока и страдает, поэтому должен поддержать ее. Но алкоголь затуманил разум, а Робин был не из тех, кто отрицает основные инстинкты.
Это было неудачное стечение обстоятельств, да еще грудь Зоэ почему-то оказалась в его ладони. Все это Робин потом винил в том, что ситуация быстро вырвалась из-под контроля. Не раздумывая, он скинул сюртук и жилет, бросил в кучу шаль Зоэ и ослабил корсаж платья.
Зоэ отдалась страсти с лихорадочной поспешностью, словно пыл мог победить правду. Она целовала его шею, словно моля о большем, ее руки шарили по его груди в поисках галстука. Как мужчина мог отказать ей? Это было бы не по-джентльменски.
Робин вцепился в галстук, пытаясь сдернуть полосу ткани. Словно помогая ему, Зоэ чуть отстранилась, и галстук соскользнул с ворота рубашки. Зоэ чертовски хороша, подумал Робин и в порыве накинул свой галстук ей, на шею. Он не спускал с нее глаз, молча убеждал забыть слезы, обернул галстук еще раз и, зажав в кулаке, дернул Зоэ ближе и углубил поцелуй.
Его охватило желание. Нежность сменилась страстью, он запустил пальцы в ее волосы. Снова и снова Робин жадно целовал Зоэ. Платье соскользнуло с ее плеча, золотой шнур развязался, черные кудри еще больше распаляли Робина. О, он и прежде видел распущенные волосы Зоэ, она была таким сорванцом, что это часто случалось с ее прической. Но сегодня вечером ее экзотический аромат, влажные от слез щеки, доносящаяся снизу нежная мелодия оркестра пробудили чувства, и ему захотелось выхватить из ее волос шпильки, как поступает мужчина с прической своей возлюбленной. И все же, несмотря на всю страсть, что- то мучило его. Робин решил остановиться, но в этот миг Зоэ легко шевельнулась на его коленях, платье чуть сдвинулось, открыв прелестную грудь. Темный локон щекотал сосок, превращая его в соблазнительную сладкую почку.
И это был конец.
— Зоэ, — пробормотал Робин, — позволь мне…
Зоэ не ответила, но не перестала целовать его. Не успев сообразить, что делает, Робин расстегнул брюки, и Зоэ оседлала его, ее юбки задрались, открыв стройные молочно-белые бедра с самыми удивительными и эротическими подвязками, какие он когда-либо видел: собранный в рюши изумрудно- зеленый атлас с изящными золотыми бусинками, покачивающимися в такт движениям.
Робин снова запустил пальцы в ее волосы и поцеловал. Боже милостивый, он хотел ее, хотел достаточно сильно, чтобы заплатить за это причитающуюся цену. Он собирался заняться с Зоэ любовью, и обратной дороги не будет.
И больше не будет Марии. Никогда.
Эта мысль пронзила его сознание, как остро наточенный нож.
Зоэ почувствовала его внезапную скованность. Но его мужское достоинство уже отвердело, а Зоэ из достоверных источников знала, что это хороший признак. Физический толчок прорвался сквозь чувственный жар. Положив ладонь ему на грудь, она приподнялась и посмотрела ему в глаза.
Долго они смотрели друг на друга в молчаливом вопросе, будто в словах больше не было необходимости. И внезапно Зоэ поняла, да, поняла: это ужасная ошибка. И Робин чувствует это, точно так же, как она. Ошибка в десять раз большая, чем-то, что она порой вытворяла, позволяя своему характеру и боли взять верх. По этой самой причине папа так на нее зол.
Не в силах больше смотреть на Робина, Зоэ опустила глаза, ее охватил ужас.
Она сидела на нем верхом, юбки задрались до бедер, декольте в беспорядке, одна грудь обнажена. Робин все еще одной рукой держал ее за ягодицы. Но не смущение она чувствовала. Это был позор, позор, до которого она позволила своему нраву себя довести, сама того не желая.
— Робин, — прошептала она. — Я… мы… мы просто не можем…
— …сделать это? — закончил он, чувствуя облегчение. Зоэ кивнула, потом, опустошенная, привалилась к нему, легко касаясь лбом его лба.
С нервным смешком Робин убрал руку с ее ягодиц и положил на поясницу.
— Прости, старушка. Я не справился с собой. Зоэ зажмурилась.
— Это моя вина, — выдавила она. — Моя. Обещай мне, Робин, что мы никогда, никогда не станем говорить об этом…
Внезапно свет в лампе дрогнул, словно от сквозняка. Зоэ в сомнительной позе тревожно выпрямилась. Робин сделал то же самое, едва не сбросив ее на пол. Зоэ вцепилась одной рукой в Робина, другой — в корсаж платья, удерживая равновесие.
Резкий голос разрезал темноту:
— Робин?..
Зоэ в ужасе повернулась. На пороге стоял разгневанный лорд Мерсер. Робин под ней грязно выругался.
— Робин? — подавился Мерсер. — И… Боже милостивый! — Он тут же отвернулся, словно чтобы загородить их.
Слишком поздно. Изящная женская фигурка скользнула мимо него. Взгляд виконтессы де Шеро прошелся по застывшей сцене, глаза вспыхнули нечестивым ликованием.
— Черт возьми, мисс Армстронг! — сквозь смех проговорила она. — Вы должны сказать мне имя своей
