брошенные на него в основном женской частью этой группы.
– А, Уинвуд, это вы? – Лорд Диглби Бересфорд, уткнувшийся носом в только что переданные ему нотные листы, замыкал толпу.
– Я бы на вашем месте не стал это читать на ходу, когда пойдете по Хеймаркету, старина, – посоветовал ему Куин. – Какая-нибудь телега пивовара может придавить вас своим грузом, и мир лишится гения.
– Да, но мы узнаем, что думает мир о моей гениальности, только завтра вечером, не так ли? – ворчливо заметил лорд Диглби. – Как я понимаю, вы ищете свою жену?
– Да, ищу.
– Она задержала синьорину Фабиано после репетиции. Оркестр еще не разошелся. Будьте как дома.
Куин вошел через дверь, ведущую за кулисы, в узкий длинный коридор. Навстречу ему с мрачным выражением лица шел скрипач. Лопнувшая струна его скрипки закрутилась, как выбившаяся из прически прядь волос.
– Леди Уинвуд? – приподнимая шляпу, осведомился он, поравнявшись с Куином. – Гримерная Фабиано. – Музыкант кивнул в сторону другого коридора.
Указания были излишни. Перекрывая резкие диссонирующие звуки настраиваемых инструментов, доносилась мелодия самой сложной арии из «Nel Pomeriggio», высокие ноты которой пронзали воздух, как стаккато оружейных выстрелов.
Подойдя к двери, Куин заглянул внутрь. Вивиана расхаживала по комнате перед синьориной Фабиано, ее глаза были полуприкрыты, а брови сосредоточенно сведены. Куин наблюдал, пока пение не закончилось. Последние ноты прозвучали у молодой леди безукоризненно, по крайней мере Куину так показалось.
В маленькой комнатке наступила тишина. Лицо Вивианы прояснилось.
– Браво! Браво! – воскликнула она. – Grazie, Мария. Отлично!
Молодая женщина покраснела, а Вивиана заметила стоявшего в дверях Куина.
– Куинтин, саго mio! – обрадовалась она.
– Надеюсь, я не помешал, любовь моя?
– Нет, нисколько, – ответила Вивиана, подходя ближе и протягивая Куину руки.
Синьорина Фабиано присела.
– Мы как раз закончили, милорд, – выпалила она, хватая свои ноты. – Желаю вам обоим доброй ночи.
– Buona notte, Мария, – ответила Вивиана. – Увидимся завтра.
Куин посмотрел вслед молодой женщине.
– Ты думаешь, она действительно справилась с этим? Вивиана кивнула и с уверенностью в голосе произнесла:
– Мария готова. Возможно, она никогда не станет величайшим сопрано мира, но она очень хороша.
– Другими словами, Виви, она никогда не будет такой, как ты, – заметил Куин.
– Я этого не говорила, – возразила Вивиана. Куин улыбнулся:
– Тебе и не надо этого говорить. Твой отец сказал это за тебя. Как и лорд Диглби, и дядя Чес. Они все еще обижены твоим отказом петь ведущую партию. Ведь они поставили эту оперу в Лондоне только ради тебя.
– Только ради меня? – переспросила Вивиана. – Я никогда им этого не предлагала!
– Едва ли можно их обвинять в том, что они надеялись, – ответил Куин, целуя жену в кончик носа.
Вивиана покачала головой:
– Мой голос недостаточно хорош. И более того, у меня теперь есть другие обязанности.
Последние слова Вивиана сопроводила хитрой улыбкой.
– Другие обязанности? – Куин притянул жену к себе. – Это какие же?
– Очень приятные, – засмеялась Вивиана. – Ах, Куинтин! Я так рада видеть тебя. День был такой длинный. Что натворили дети?
Куин прижал к груди голову жены.
– О, Серилия сегодня совсем загоняла бедного мистера Шмидта, – ответил он. – Она уже учит спряжение немецких глаголов. А Николо разбил баночку с любимой краской Фелис и залил ею всю классную комнату. И... нет, я потом расскажу тебе о лягушках.
– О лягушках? – Вивиана сокрушенно покачала головой. – Нет, пожалуйста, не рассказывай. Я уверена, что в этой истории участвовал Николо и огромное количество грязи.
Куин запрокинул голову и расхохотался:
– Вот что значит материнский опыт! Затем он с чувством поцеловал жену.
– Но вернемся к твоему достойному сожаления отказу, – продолжал он, оторвавшись от губ Вивианы. – Дядя Чес утверждает, что ты в свои трудные дни все равно лучше, чем другие в их лучшие дни. Он говорит, что ты слишком беспокоишься об этом твоем носе, а он почти не чувствует разницы.
– А, почти! – повторила Вивиана. – Какое это выразительное слово, amore mio! Опере нужно, нет, опера требует совершенства. Но, Куинтин, что более важно, так это мое открытие: мне больше нравится учить. Несмотря на все мои жалобы и ропот, последние месяцы я получала огромное удовольствие. Преподавание не требует полного посвящения себе и не отнимает все без остатка время.
Куин опустился на продавленный диван. Старая кожа под тяжестью его веса заскрипела. Куин с игривым видом притянул к себе жену и прикоснулся губами к ее животу.
– А вот и еще маленькая проблема, – тихо проговорил он. – Не так легко влезать во все эти театральные костюмы, вечер за вечером, месяц за месяцем.
Вивиана отстранилась от мужа и засмеялась:
– Бесстыдник! Замолчи!
– Но я и вправду думаю, что ты набрала по меньшей мере фунтов двадцать, – заметил Куин, оглядев жену – Эти швы уже готовы лопнуть.
Вивиана запустила пальцы в его волосы и снова притянула его лицо к своему животу.
– Пока это еще наша маленькая тайна. Еще слишком рано.
– Слишком рано, – согласился Куин чуть хриплым от волнения голосом. – Я пока еще не хочу ни с кем делиться этой тайной, Виви. Только с тобой. Я испытываю благоговейный страх. Я чувствую себя самым счастливым человеком.
Вивиана повернулась и села к мужу на колени.
– А я, Куинтин, самая счастливая женщина, – с нежной улыбкой проговорила она.
Куин обнял жену, уткнулся лицом в ее волосы. Так они просидели до тех пор, пока не услышали, как стали уходить оркестранты. Вскоре в старом театре наступила тишина, а Куин так и сидел не шевелясь. Ему так не хотелось нарушать очарования полного, безграничного счастья. А ведь за последние месяцы у них с Вивианой была сотня таких минут. Счастье казалось слишком совершенным. И в то же время хрупким.
Пора благополучно доставить супругу домой, где они проведут около часа с детьми, затем пообедают с синьором Алессандри. После чего Куин заставит Вивиану и ее отца пораньше лечь спать, ибо завтра их ожидал очень важный день.
Куин пошевелился, намереваясь встать, и старый диван снова заскрипел под ним. И тут Куина вдруг осенило.
– Виви?
– Что, amore mio?
– Это... – Куин огляделся. – Это твоя старая гримерная. Вивиана засмеялась:
– Да. Вызывает воспоминания?
Куин посмотрел на потрескавшуюся и облупившуюся кожу дивана:
– И это старье – это тот самый диван? На котором мы... ну да это не важно. Но это он?
Вивиана посмотрела на диван.
– Полагаю, что, может быть, и он, – задумчиво произнесла она. – Выглядит достаточно старым и достаточно рваным.
Куин поцеловал Вивиану за ушком, а затем медленно спустился к ямочке на шее. Легкая дрожь пробежала по ее телу.
– Виви, – шепотом спросил он, – ты думаешь о том же, что и я?
– Я... не знаю, – хрипловатым голосом ответила Вивиана. – А о чем ты думаешь, саго?
– Я думаю о том, что оркестр ушел. И еще о том, что, вероятно, этот старый диван еще не пережил свой последний звездный час.
Вивиана тихонько рассмеялась.
– Ну и что же ты предлагаешь?
– Я думаю, – улыбнулся Куин, – не оставить ли тебе добрую память об этой комнате и этой старой мебели. Такую, которая навсегда сотрет у тебя плохие воспоминания.
– Вот уж подлая мысль, – с деланным возмущением произнесла Вивиана и принялась расстегивать пуговицы на жилете мужа.
Куин пожал плечами:
– Но ты должна признать, любовь моя, что этот способ оказался удачным, когда мы его пробовали последний раз.
Вивиана расстегнула следующую пуговицу и поцеловала мужа. Но не в последний раз за этот вечер.
