это — документы на дом, тоже на твое имя. Тут понадобится подпись Ксантии, но она подпишет. И еще один — в нем я назначаю Гарета распорядителем наследства.
— Я… — Камилла растерянно заморгала. — Я не понимаю…
— Теперь это все твое, — тихо сказал он. — Возьми их…
— Pourquoi? — смутилась она. — Послушай, Киран, я ничего не понимаю! Я ведь твоя жена.
Он вдруг закрыл глаза.
— Камилла, — твердо сказал он, — я хотел, чтобы все это было оформлено на твое имя. Все остальное… все, чем я владею, перейдет к моему сыну. А если у меня не будет сына — одному дальнему родственнику, настолько дальнему, что я даже не помню, как его зовут.
— Да! — Камилла кивнула, начиная понимать. — Ну да, таковы английские законы.
Он снова взял ее руку в свои.
— И если, упаси Бог, произойдет худшее, я хочу, чтобы хотя бы эта часть не досталась ему вместе с баронским майоратом и титулом, — пробормотал он. — Я не хочу, чтобы впоследствии возникли какие-то вопросы на этот счет. Этот дом — твой, и моя доля «Невилл шиппинг» теперь принадлежит тебе. Это не родовое имущество, и я могу свободно им распоряжаться. Поэтому я завещаю его тебе.
— Киран, но я не хочу… — запротестовала она.
— Камилла, послушай, — перебил он. — Если я умру бездетным…
— Нет, — тихо возразила она, отшвырнув бумаги, — Ты ведь женился на мне, чтобы иметь детей. Неужели ты думаешь, я так глупа, что не понимала этого с самого начала?
Судорога стыда исказила лицо Кирана.
— Кое-что меняется, Камилла, — пробормотал он. — Иногда бывает, что все получается совсем не так, как мы думали…
К его смущению, из глаз Камиллы вдруг брызнули слезы.
— У нас с тобой будет ребенок, — прошептала она, инстинктивным жестом положив руку на живот. — Я знаю… Я это чувствую!
— Камилла… — Он вопросительно посмотрел на нее. — Ты же сама недавно говорила, что не уверена…
— У нас будет ребенок, — твердо сказала она. — Рано или поздно, но будет.
— Камилла… а что, если я не доживу до этого? — беззвучно прошептал он.
Об этом она не желала даже думать. Но сейчас ей было ясно одно — Киран всего лишь старается защитить ее. Но почему тогда ее сердце разрывается от боли, словно он своей рукой вонзил в него нож?!
— Любой нормальный отец настоял бы на заключении брачного договора, чтобы ты после смерти мужа не осталась без гроша, — продолжал Киран. — А вместо этого… единственное, на что ты можешь рассчитывать, — это какие-то жалкие пятьдесят тысяч твоего деда, которые хранятся у его поверенного…
— Пятьдесят тысяч — огромные деньги.
— Этого недостаточно, Камилла, — покачал головой он. — Во всяком случае, для того чтобы вести ту жизнь, какую ты заслуживаешь. Пусть Ксантия, как и прежде, управляет компанией или занимайтесь делами вдвоем, если хочешь. Ты справишься, я уверен в этом. Гарет сейчас уже почти отошел от дел, но он всегда сможет дать тебе добрый совет. И еще — я хочу, чтобы ты…
— Так, — перебила Камилла, отобрав у него документы. — Может, теперь ответишь на мои вопросы?
Его глаза потемнели.
— Я болен, Камилла, — тихо проговорил он. — Болен уже много месяцев. И этим все сказано. Тут уж ничего не поделаешь.
Камилла вдруг почувствовала, что терпение у нее лопнуло.
— Бог мой, Киран, что за дурацкая страсть к мученичеству?! Нет, это просто безумие какое-то! — возмутилась она. — Ну почему… почему, объясни мне, Бога ради — почему ты такой бесчувственный?! И… и совершенно другой, когда занимаешься со мной любовью? Как такое возможно? Мне кажется, ты что-то скрываешь от меня, Киран. Это так?
Он прикрыл глаза — точно отгородился от нее. Только молча покачал головой.
Камилла встряхнула его за плечи.
— Неужели ты навсегда потерян для меня, Киран? — с болью в голосе прошептала она. — Неужели это и есть то, что ты пытаешься мне сказать?
— Камилла, я…
Опустив голову, она заглянула ему в глаза.
— Такой человек, как ты, — прошептала она, — и сдаешься без боя?! Даже не пытаешься бороться?! Святители небесные, Киран! Ты ведь сильный человек, я знаю! Нет, ты обманываешь меня… а может, и себя тоже!
— Камилла, — наконец не выдержав, бесцветным голосом проговорил он. — Каждый из нас когда-то делает свой выбор. И живет с этим. Что же до честности… а ты-то сама всегда честна перед собой?
— Да. Я принимаю жизнь такой, какая она есть! — выпрямившись, бросила Камилла. — Но я борюсь… и я не позволю ей уничтожить меня.
— А как же письмо твоего деда? — тихо напомнил Ротуэлл.
— При чем тут оно? — встрепенулась Камилла.
— Я очень внимательно прочел его, — прошептал он. — Ведь именно из-за него ты осталась ни с чем, Камилла, так? Я до сих пор не понимаю, как ты можешь так спокойно говорить об этом.
— А на кого мне сердиться? — удивилась она. — На деда? Вздор! Жизнь и так слишком коротка, чтобы тратить время на подобные глупости.
— Нет, — покачал головой муж. — На свою мать — за то, что спрятала его от тебя. Господи помилуй, ты разве не читала его? Ведь речь там шла не только о наследстве! Этот человек — твой дед — предлагал взять тебя к себе. Хотел воспитывать тебя. Мечтал избавить тебя от отца, который тебя ненавидел, от жизни, полной одиночества и унижений. Твой дед мечтал о другой жизни для своей внучки — о жизни, полной роскоши, заботы, любви…
Камилла отвела глаза в сторону.
— Мать боялась потерять меня, — тихо проговорила она. — У нее ведь, кроме меня, никого не было. Я поняла это только теперь.
— Ладно, пусть так. — кивнул Ротуэлл. — Давай будем считать, что это не злой умысел, а всего лишь обычный эгоизм с ее стороны. Но тогда почему она не отдала тебе это письмо, когда поняла уже, что дни ее сочтены? Почему? Сколько времени прошло, прежде чем ты отыскала его? Шесть недель? А может, больше? Полгода? Сколько, Камилла?
Камилла опустила голову.
— Немного больше, — прошептала она.
— А время все шло… утекало, как песок сквозь пальцы, — неумолимо продолжал Ротуэлл. — И к тому времени, как мы встретились, у тебя оставалось всего несколько недель, чтобы найти себе мужа, верно? Тебя просто загнали в угол. В результате тебе ничего не оставалось, кроме как броситься в мои объятия — просто потому, что ничего лучшего не нашлось. И что же? Получается, я единственный, кого это приводит в бешенство? Почему, Камилла?!
Камилла сложила руки на коленях.
— Моя мать… — Камилла замялась, подыскивая подходящее слово. — Под конец жизни она стала… алкоголичкой. Все последние несколько лет я смотрела, как она убивает себя… Она не хотела больше жить — ведь красота ее увяла и Валиньи уже не любил ее. — Камилла судорожно вздохнула. — Бывали дни, Киран, когда моя мать вряд ли даже помнила, как ее зовут — что уж говорить о каком-то письме? А под конец. Боже… Она даже меня не узнавала.
На какое- то время Ротуэлл потерял дар речи.
— Прости. Камилла… мне очень жать, — порывисто пробормотал он, сжав ее руку. — Я не знал этого.
Камилла с горечью пожала плечами.
— Не обижайся. Киран, просто я иногда не понимаю, когда мы можем быть откровенны друг с другом, а когда нет. Это так сложно.
— Камилла, я ведь говорил тебе, когда мы поженились…
— Я помню, что ты говорил. — Камилла жестом заставила его замолчать. — Тот наш брак… забудь о нем, потому что я так решила! Что бы мы с тобой ни говорили, о чем бы ни договаривались — все, с этим покончено. Разве ты еще не понял этого, Киран? Разве ты не прочел этого в моих глазах? Я… теперь ты нужен мне, — прерывающимся голосом проговорила она. — И нашему ребенку тоже. Я не прошу тебя… я просто говорю тебе об этом. Я хочу, чтобы ты это знал.
Боль и слабость вдруг одновременно навалились на Кирана, разливаясь по его телу, лишая последних сил.
— Камилла, возможно, если ты… Она покачала головой.
— Возможно, я просто не желаю больше снова впустую растрачивать свою жизнь у постели умирающего, который сам старается вогнать себя в гроб? — прошептала она. На ресницах Камиллы повисли слезы. — Тебе не приходило в голову, Киран, что это… это несправедливо?
А ведь она злится, вдруг с удивлением подумал он. И у нее на это есть полное право — как ни горько это сознавать. Слава Богу, она хоть не сказала, что любит его… этого Ротуэлл бы не пережил.
— Камилла, — негромко пробормотал он, — я такой, какой я есть. Я ведь тебя предупреждал…
— Лжец! — Камилла сорвалась с постели. — Лжец! — повторила она. — Ты не такой. Ты сам превратил свою жизнь в ад, Киран, — и сам же страдаешь от этого. Ты нигде не находишь покоя. Ты почти не ешь. Ты почти не спишь. И вот теперь я хочу сказать, что это жизнь труса!
— Труса?…
— Да, труса. Человека, который не желает бороться, — кивнула она, склонившись к нему. — Ни с болезнью, ни с демонами, поселившимися в его душе. Ты пообещал подарить мне ребенка — ребенка, которого ты должен помочь мне вырастить в любви, ты слышишь меня?! А сам лежишь тут и умираешь! Решил трусливо оставить меня одну?!
Слово «трус» похоронным звоном отдалось в его голове.
— О… кажется, я начинаю понимать, — тусклым, бесцветным голосом проговорил он. — Теперь я догадываюсь, к чему ты клонишь…
Камилла, скрестив руки на груди, повернулась к нему спиной.
— К чему бы я ни клонила, по-твоему, — негромко бросила она, — это уже не важно. Ты мне обещал. Ты дал мне слово. Вряд ли ты сможешь сдержать его, если умрешь! — Из глаз Камиллы брызнули слезы. — Кровь Христова, Киран! — прошептала она. — Неужели ты думаешь, что я вот так просто позволю тебе умереть?!
