партию Ротуэлл каким-то чудом выиграл; казалось, удача снова повернулась к нему лицом, поскольку за первым выигрышем последовало еще несколько. Но от этого разговора у него во рту почему-то остался привкус желчи.
Внезапно Ротуэлла охватило неудержимое желание положить в карман свой выигрыш и уйти. Деньги в его глазах никогда не имели особой цены — а с годами и вовсе перестали его волновать. Но его вдруг почему-то с непонятной силой потянуло домой.
Увы, он заранее знал, что, вернувшись к себе, снова примется мерить шагами пустые, одинокие комнаты, где его никто не ждет, и очень скоро тоска и одиночестве вновь погонят его на улицу. Он опять будет изнывать от желания куда-то пойти… что-то сделать — лишь бы избавиться от терзающих его каждую ночь демонов.
Он снова подал знак лакею графа де Валиньи наполнить его бокал и усилием воли заставил себя расслабиться. Следующие несколько часов он не столько играл, сколько пил, решив, что с него довольно, и не желая вновь искушать судьбу, когда она повернулась к нему лицом. Калверт благоразумно решил выйти из игры, но остался сидеть возле карточного стола, потягивая портвейн. Зато сэр Ральф к этому времени был уже слишком пьян, чтобы почувствовать нависшую над ним опасность.
Вскоре азарт достиг того предела, когда игроки с лихорадочно трясущимися руками уже забывают обо всем. И если граф с самого начала играл как сумасшедший, то сейчас, казалось, он окончательно спятил, с каким-то маниакальным упорством просаживая последние деньги. Овладевшее им безумное отчаяние — одновременно с желанием во что бы то ни стало своими глазами увидеть, как вырвавшийся на свободу поток увлекает его в пучину, — уже бросалось в глаза. Можно было не сомневаться, что впереди его ждет долговая тюрьма — это было вопросом нескольким дней, если не часов.
Внезапно граф Валиньи сделал непростительную ошибку, прикупив восьмерку к имевшейся у него на руках даме пик и пятерке червей. Лорд Эндерс подсчитал свой выигрыш — две тысячи фунтов за один раз.
— Увы, моя темная королева подвела меня! — простонал граф. — О женщины! Такие ненадежные создания, вы согласны со мной, лорд Ротуэлл? Играйте, господа!
Игра продолжалась. В следующий раз всем пришлось прикупить по одной лишней карте. Через минуту сэр Ральф, когда настала его очередь ходить, внезапно запустил палец за воротник и судорожно рванул галстук, как будто ему не хватало воздуха. Типичный жест дилетанта, не сознающего, что этим он выдает себя. И, конечно, это движение не укрылось от острых глаз графа. Подобравшись, словно зверь перед прыжком, он тут же предложил вновь поднять ставки.
Сэр Ральф, рыгнув, уныло рассматривал свои карты.
— Ральф! — окликнул его Валиньи. — Вы пропускаете?
— Пропади все пропадом! — взревел тот, швырнув карты на стол. — П-перебор! Эх, и дурак же я! Нужно было остановиться еще в прошлый раз! — Воровато отведя глаза в сторону, он смущенно поерзал на стуле. — Знаете, друзья… я, п-пожалуй, п-пойду. На с-сегодня с меня д- достаточно.
Ротуэлл незаметно покосился на разбросанные по столу карты. Ральф не ошибся — у него действительно оказалось на руках двадцать три. Вдобавок лицо его позеленело до такой степени, что, казалось, его вот-вот вывернет прямо на стол. Валиньи добродушно пожал плечами, после чего, подхватив спотыкающегося гостя под локоток, выпроводил его за дверь и вывел в холл.
Теперь, когда Ральф убрался восвояси, граф явно занервничал — в глаза Ротуэллу бросились крупные капли пота, выступившие у него на лбу. Да, похоже, Валиньи позарез нужны были деньги, причем срочно. Однако рассчитывать, что он сможет их раздобыть, садясь играть с Эндерсом — да и с самим Ротуэллом, — было чертовски глупо с его стороны. И тот и другой были известны в столице как одни из сильнейших игроков. Не пройдет и часа, как они вдвоем пустят графа по миру, мрачно подумал Ротуэлл, мимоходом отметив при этом, что подобная мысль не доставляет ему ни малейшего удовольствия.
Собственно говоря, весь этот вечер оказался сплошным разочарованием. Он только попусту тратил время — какая несправедливость судьбы, не так ли? Что толку пускаться во все тяжкие — пытаться одурманить себя вином, продажной любовью или чем-то еще из бесчисленного множества порочных удовольствий, если они вначале доводят тебя до скотского состояния, а после заставляют понять, во что ты в итоге превратил свою жизнь?
Но найдись у него мужество быть честным с самим собой, мысленно продолжал Ротуэлл, ему пришлось бы признать, что эти поиски запретных удовольствий бессильны помочь ему забыть, в кого — или, вернее, во что он превратился. А спиртное уже не могло заставить его отупеть до такой степени, чтобы он перестал соображать.
Когда же это началось? С отъездом сестры? Нет… не совсем. Но какая разница, черт возьми, когда именно это произошло, если вся его жизнь так или иначе пошла вкривь и вкось?!
Как бы там ни было, мрачно подумал он, нет никакого смысла торчать тут и дальше. И уж коль скоро пучина греха, в которую он кинулся, оказалась бессильна накрыть его с головой, может быть, пуля поможет ему забыться? Если человек жаждет поторопить Всевышнего, почему бы ему просто не отправиться домой, чтобы приставить к виску пистолет и не покончить разом со всем этим — вместо того чтобы сидеть здесь, слушая, как Валиньи с Эндерсом изводят друг друга ядовитыми колкостями?
Лицо графа выражало досаду и разочарование.
— Увы, джентльмены. Фортуна сегодня, похоже, окончательно покинула меня.
Барон Ротуэлл отодвинулся от стола.
— Итак, джентльмены, предлагаю забрать деньги и разойтись по домам. Будем считать, что вечер удался на славу.
— Non! — В глазах графа де Валиньи промелькнуло что-то очень похожее на страх. Он едва ли не силой вновь усадил Ротуэлла за стол, и на губах у него появилась улыбка. — Прошу вас, джентльмены! Мне кажется, Фортуна вновь готова обратить ко мне свое лицо. Может быть, вы, как и положено джентльменам, дадите мне последнюю возможность вернуть себе то, что я сегодня проиграл?
— А какие ставки? — тут же бросил Эндерс с вызовом в голосе. — Имейте в виду, Валиньи, никаких расписок от вас я больше не приму. Даже если произойдет чудо и вы вдруг на этот раз выиграете, это же какие-то жалкие гроши по сравнению с тем, сколько вы мне должны.
Граф недовольно поджал губы.
— Не волнуйтесь, милорд, — самое ценное я оставил напоследок, — поспешно объявил он. — Я намерен поставить на кон нечто такое, что будет небезынтересно для вас — и, возможно, выгодно мне самому.
Мистер Калверт воздел кверху руки.
— Я — только зритель, — со вздохом заявил он.
— Конечно, конечно, — закивал граф. — Я имел в виду только Эндерса. Ну и, возможно, Ротуэлла.
— Так говорите, — пожал плечами барон. — А то я уже потихоньку начинаю скучать.
Валиньи, вцепившись руками в стол, выпрямился.
— Теперь, когда сэр Ральф ушел, предлагаю аннулировать последнюю игру и сыграть заново, — проговорил он, переводя взгляд с одного лица на другое. — Победитель заберет все, что стоит на кону. Калверт, поскольку он отказался участвовать, будет сдавать. Только одну игру, джентльмены. Что скажете?
— Чертовски странный метод отыграться, — пробурчал, пожав плечами, Калверт.
— Что именно вы собираетесь поставить, Валиньи? — осведомился Эндерс.
Граф поднял руку, призывая к молчанию, потом, оглянувшись через плечо, подозвал к себе лакея.
— Тафтон, — рявкнул он, — где мадемуазель Маршан? В своей гостиной?
Лакей, похоже, слегка растерялся.
— Простите, милорд, не могу точно сказать…
— Бог мой, так поди и отыщи ее! — велел Валиньи.
— Не имею ни малейшего представления, что за пакость вы тут задумали, Валиньи, — проворчал Эндерс, взяв в руки налитый доверху бокал. — Мы с Ротуэллом остались в выигрыше, так что нам обоим есть что терять, верно? Надеюсь, то, что вы решили поставить на кон, окажется достаточно соблазнительным, иначе я лично тут не останусь.
Граф воровато покосился через плечо.
— О, милорд, на этот счет можете не беспокоиться, уверяю вас, — медовым голосом пропел он. — Еще каким соблазнительным, пальчики оближете! Думаете, я забыл, какие у вас вкусы и какие, осмелюсь сказать, аппетиты?
— Какого дьявола? Что это еще за Маршан такая? — нетерпеливо осведомился Ротуэлл.
— Ах да, вы желаете знать, о какой особе идет речь? — Граф, покружив по комнате, уселся за стол и поднял бокал, словно желая произнести тост. — Что ж, скажу… Мадемуазель Маршан — это моя прелестная дочь. Моя незаконная дочь… она наполовину англичанка. Готов поспорить, вы еще не успели позабыть те старые слухи?
— Ваша дочь?! — перебил ошеломленный Эндерс. — Господи, спаси и помилуй, да вы что?! Вы предлагаете сыграть в карты на собственную дочь?
— В самом деле, это уж слишком, Валиньи, — присоединился к нему Ротуэлл, изучая содержимое своего бокала. — Порядочной, хорошо воспитанной девушке нечего делать в подобном месте.
Их хозяин снова тем же небрежным жестом вздернул плечи.
— О, к чему эти церемонии, джентльмены? — с циничным равнодушием бросил он. — Девушка, о которой вы печетесь, большую часть своей жизни провела во Франции — с этой гусыней, своей матушкой, которая имела глупость забеременеть от меня. Не сомневаюсь, она выросла достаточно искушенной, чтобы сообразить, что к чему.
Эндерс вытаращил глаза.
— Уж не хотите ли вы сказать, что эта девушка — дочь леди Холбурн? — возмутился он. — Вы что, Валиньи, окончательно сошли с ума?!
— Я — нет. А вот за вас не поручусь, особенно когда вы ее увидите, — На лице Валиньи появилась хорошо знакомая им всем
