Тогда, на третьем курсе, получение диплома и гражданские свободы нормального, трудящегося человека казалось чем-то далёким, светлым и несбыточным. Нет, снова попасть на третий курс, да ещё в самом начале учебного года, с трудовой повинностью на мокрых полях совхоза — это, конечно, минус и очень длинный.
Второй вариант предусматривал возможность того, что, проглотив таблетку, он просто умрёт. Конца этому минусу не было видно, и второй вариант Петрушка отметал как абсолютно несостоятельный.
В третьем варианте Сева допускал с большой натяжкой временное отклонение от нормы в собственной психике. Как следствие злоупотреблением накануне алкоголем. Сумасшедший или бродяга мог превратиться в его воспалённом мозгу в инопланетянина, гуманоида, а весь эпизод в целом обрасти фантастическими подробностями. В этом случае ему просто следовало хорошенько выспаться и отдохнуть.
Четвёртый, самый мрачный, но и наиболее реалистический из перечисленных вариант предполагал явку с повинной. К жене и тёще на Петроградскую.
Размышляя на эту тему, Сева стоял, облокотившись о перила, на самой середине Кировского моста и глядел в чёрную, пахнущую сыростью, колышущуюся темноту под мостом.
Уже стемнело, горящие фонари и фары проезжавших автомобилей оставляли на воде серебристые отблески. Из-под моста тянуло сырой прохладой, желудок давно скулил от голода. Севе мучительно захотелось домашнего тепла и уюта. Вариант явки с повинной казался ему теперь самым желанным и близким. Смиренным раскаянием и добрым словом он легко вернул бы себе расположение Эльвиры Станиславовны и Зинаиды…
Мимо Петрушки уже несколько раз профланировал милиционер, с подозрением поглядывавший на давно стоящую посередине моста одинокую фигуру. Вдруг он жестом остановил проезжавший мимо жёлто- синий козелок ПМГ и что-то сказал сидевшему в кабине офицеру. Водитель открыл заднюю дверцу, из кузова выпрыгнули два милиционера, взяли Севу под руки и, не успел он ахнуть, затолкали внутрь. Дверца захлопнулась, машину тряхнуло, и они помчались в неизвестном направлении.
— В чём дело?! — воскликнул Петрушка, обретая дар речи.
— Тихо сиди, — гавкнул на него сержант.
В отделении задержанного обыскали и нашли в кармане таблетку.
— Наркоман что ли? — сказал дежурный. — Так мы тебя полечим. Будешь срать где попало.
Часы на стене показывали без одной минуты двенадцать. Петрушка решался. От волнения его начала бить дрожь.
— Ручонки-то чего дрожат? Ломка началась? Ты погоди, скоро мы тебе сделаем этот… курс лечения.
Милиционеры заржали.
Стрелки часов показывали полночь, откуда-то начали доноситься сигналы точного времени. Теперь или никогда. С последним сигналом, пронзившим его словно удар тока, Петрушка бросился вперёд, схватил таблетку и сунул в рот.
В следующее мгновение его тряхнуло, и он в беспамятстве повалился грудью на стол дежурного.
ГЛАВА ВТОРАЯ
3 сентября 1982 года
Солнечный луч отражался в мокром после ночного дождя окне напротив, и беспокойный зайчик прыгал по моему лицу. Щурить глаза надоело, и я, осторожно приподнимая ресницы, отодвинулся от назойливого луча, вытянулся в струнку и протяжно зевнул.
Воздух за окном был чист и прозрачен, я сам чувствовал во всём теле лёгкость, хотя голова слегка трещала после какого-то путанного сна. Нет, наверное, сон ни при чём: хотелось пить, в дыхании ощущался запах перегара. Но разве я вчера пил? Обрывки бессвязных мыслей закувыркались в ещё окончательно не пробудившемся сознании, но вот они выстроились в нужном порядке, обрели смысл и реальность…
Я вздрогнул и подскочил на кровати. Широко раскрытыми глазами обвёл комнату. Сердце в груди бешено заколотилось: не было никакого путанного сна, — это моя комната шестилетней давности с уже не существующими вещами и предметами мебели.
Шагнув к зеркалу, я стал себя оглядывать.
Повертевшись так и сяк минуты три, я сделал выводы:
— совершенно определённо, я стал стройнее;
— бороды нет, но имеется трёхдневная щетина;
— волосы на голове ещё не достаточно отросли после армии.
Ощупав языком, я оскалил зубы и убедился, что во рту у меня полный порядок, чего нельзя было сказать об образце 1988 года. Общее самочувствие утвердило меня в подозрении, что я попал в тело, отягощённое похмельем.
Итак. Мне двадцать один год. Три месяца назад я вернулся из армии, я сирота, так как за время прохождения службы умерла бабушка, а родители много лет назад погибли в авиакатастрофе. Три месяца я живу один в этой комнате и ни черта не делаю, продавая время от времени антикварные безделушки, доставшиеся по наследству (надо пресечь эту порочную практику).
Я ещё раз осмотрелся. От вида старых, уже забытых предметов и мелочей вроде лежавших на своём обычном месте бабушкиных очков защемило сердце. Надо убрать всё это подальше, а ещё лучше выбросить и заняться ремонтом.
На стене висел старенький репродуктор. Я крутанул ручку и прислушался.
«Трудящиеся Советского Союза, развернув социалистическое соревнование по претворению в жизнь решений Двадцать шестого съезда КПСС, обеспечили дальнейший рост общественного производства и его эффективности. Последовательно реализуется программа повышения народного благосостояния. Национальный доход, используемый на потребление и накопление, вырос на три целых и две десятых процента, производительность труда в промышленности возросла на две целых и семь десятых процента, за счёт этого получено более четырёх пятых прироста производства…»
Я надрывно зевнул и выключил звук. Влез в фанерные штанины совершенно новых джинсов, цена которых равнялась месячной зарплате инженера, надел футболку с самопальным трафаретом «John Lennon forever» и вышел в коридор.
Интересно, есть кто-нибудь в квартире? Встреча с живыми призраками моего прошлого волновала воображение.
Так и есть. Навстречу по коридору быстрыми шажками цокает тётя Тина, переехавшая года через два в новый район. Она несёт из комнаты на кухню стопку тарелок.
— Здрасьте…
— А, здравствуй, Боренька, ты дома, оказывается. Будь так добр, ребёнок, захвати моё ведёрочко… — протараторила она, не посмотрев в мою сторону, сосредоточившись только на своих тарелках. Буква «р» звучала у неё по-французски.
Ведро с мусором, догадался я. Захватить её ведро, когда буду выносить своё. Отношения между соседями были тогда ещё почти семейные. С новыми жильцами всё стало по другому. Где же я напился вчера? Ах, да, мы ведь каждый год первого сентября у Котова… Тогда выходит, и позавчера тоже…
В прихожей, заставленной по всему периметру сундуками, я снял тяжёлую эбонитовую трубку настенного телефона и набрал номер Котова.
Занято.
Вера…
Тоже занято.
Петрушка… Ура!
— Севу будьте любезны.
— Ну что же вы за бездельники-то! Учится Сева, учится. В университете. И тебе, Борис, пора за ум браться.
