вовсе не значит, что ты и я не можем сделать счастливыми друг друга.
Говард мрачно усмехнулся.
– Я недооценивал тебя, Донна, извини. Не думаю, что я когда-нибудь встречал такую, как ты…
– Я достаточно уникальна, – согласилась она. – И я ненавижу, чтобы меня сравнивали с кем-либо, Говард, особенно с кем-то, вроде Корал.
– А кто тебя с ней сравнивает?
– Ты, прежде всего. И все в мире моды, кто знает, что я мечу на ее должность.
– Значит, ты признаешь это?
– А почему я не могу желать этого? Кстати, потребуется чертовски тяжелая работа, чтобы искоренить всю ту чушь, которую она насаждала в журнале последние два года. Я презираю ее отношение к моде – оно антиженственно. Женщина не может пошевельнуться в тех платьях, что она фотографирует. Вот почему она так любит рок-звезд и капризуль Уорхола – они совершенно застывшие, словно камни, им не надо двигаться. Я люблю одежду, и я вижу будущее очень отчетливо. Нам нужна одежда, которая способствует движению! Спортивная одежда, здоровье, действие! Вот что будет в семидесятых. Корал не в состоянии воспринять эту свежую струю.
Говард слышал, что она выходит из себя, и негромко присвистнул:
– Вот как! Девушка с миссией! Ты действительно достаточно амбициозна, да?
– Достаточно для того, чтобы захотеть получить пирог и съесть его! То есть тебя, Говард! Мне понравилось то, что я чувствовала, когда мы были вместе. Наша кожа совместима – разве ты не ощутил этого?
Говард почувствовал, что слабеет.
– О Господи, ощущаю ли я это, Донна? Да у меня стоит от одного твоего голоса, дорогая.
– А я размякаю, слыша твой, дорогой. Я уже растаявшая и… мокрая.
– Но я не намерен удовлетворяться получасом в номере отеля, – твердо сказал он.
– Мы подумаем об этом, – пообещала она, – и ведь у нас, к тому же, общая цель, не так ли?
– У нас? Какая?
– Мы оба хотели бы задать хорошую взбучку этой суке, разве не так, Говард?
– Что заставляет тебя так говорить?
– Говард, ты все еще недооцениваешь меня! Я знаю, что у тебя была связь с Корал. Я знаю, что для тебя это было более серьезно, чем для нее. Я знаю, что ты предлагал ей редакторство в «Лейблз» до меня…
– Откуда ты знаешь все это?
– Я ловкая! – ответила она, не колеблясь. – Я поспрашивала вокруг. Я догадывалась. – Она засмеялась. – И я в великолепных отношениях с Вирджинией, ее секретаршей.
– Судя по всему, ты можешь достигнуть, чего хочешь, и без моей помощи.
– Я могу настоять, чтобы Ллойд избавился от нее, когда закончится контракт с ней. Но в этом случае я буду выглядеть некрасиво. Будет намного приличнее, если она просто подаст в отставку. Ты можешь мне помочь в этом, Говард. Я буду снабжать тебя информацией, которую ты сможешь использовать, не указывая источник. Я не прошу тебя публиковать что-нибудь, что не было бы правдой. Ты будешь сообщать только факты. Ты же сам сказал, что тебе нужны контакты. И ты получишь их, не сомневайся! Я сделаю твою полосу «Всякие слухи» горячей!
Говард посмотрел на телефон. Она собирается использовать его, но иногда быть используемым приятно. В сексе. Он подумал о том, как был расстроен после того уик-энда в Саутхэмптоне с Корал, когда они так великолепно занимались сексом, и каким он тогда был невинным, наивным, несозревшим юнцом. Корал сделала его циничным и подозрительным. Он вспомнил ее сводящий с ума, издевательский смех в ответ на его предложение работать с ним. Ее легкий отказ от его новой газеты. Потом он вспомнил тело Донны, ее рот, ее потрясающе развратное поведение, когда они занимались любовью.
– Конечно, я согласен, – пообещал он Донне.
Корал сидела в «Импрессионати» на бархатной банкетке между Уэйлендом и Колином, нежась под огнями светильников. Это был ужин накануне их отъезда в Париж.
– Мы отметим вместе первый воскресный вечер в Париже, да? – спросила их Корал. – В кафе «Купол»? Это традиция! Может быть, даже моя дочь согласится присоединиться к нам.
Уэйленд просиял.
– И вы снова станете друзьями! Я был бы счастлив!
– Она моя дочь, – сказала Корал, задумчиво закуривая сигарету. – Во мне проснулись мои похороненные чувства. Немного странно, что мы были врагами. Я совершила ошибку. Но теперь время мира и любви, я словно слышу это. Мы не часто виделись с Майей. На этот раз хочу попытаться сблизиться с нею. Я горжусь, что она работает вместе с Филиппом Ру. «Уименз Уэр» намекнул, что эта новая коллекция вознесет его. – Она пытливо взглянула на Уэйленда, потом на Колина. – Мы, конечно, должны использовать новое направление в моде – шестидесятые не могут кануть бесследно. Вы должны посмотреть материал, который мы отсняли для октябрьского номера. Сплошной винил, прозрачность и сумасшедшинка! Мое открытие – Маккензи Голд – станет крупнейшим дизайнером в Америке! Это неожиданно надолго отодвинуло меня от возвращения к элегантности.
– Если кто-нибудь и сумеет вернуть элегантность, так только ты, – заверил ее Колин.
– О, может быть, сейчас и не время для элегантности, – задумчиво сказала Корал. – Мы должны пройти через эти «размашистые шестидесятые» – как их назвал «Тайм», прежде чем вернемся к старым ценностям. Я хорошо понимаю эту эру и должна идти с нею в ногу, но, – она чуть передернула плечами, – я ненавижу
