– Хорошо бы!
Следующая демонстрация была в Пату, около Плас де ла Конкорд. Колин поедет туда с кем-нибудь на такси, но это позже, а пока он сидел и рассматривал проходящих мимо него людей. Он увидел Катрин Денев, молодую актрису, которую он недавно нарисовал для французского журнала «Вог». Рядом с ней была девушка из британского «Вог», она вся блестела от вазелина. Колин решил, что она похожа на вареную картофелину, намазанную маслом. Он увидел, как толпа безвкусно одетых британских журналистов последовала за Жинет Спанье в пресс-центр. Там она раздавала милостыню: черно-белые фотографии, которые журналисты могли использовать в своих статьях. В главном зале пресс-атташе беседовал с Мэйнард Коулз, а Корал Стэнтон в это время нетерпеливо ощупывала длинную баску черного платья, самого лучшего в коллекции. Манекенщица, бледная и усталая, изо всех сил старалась улыбаться важному американскому редактору.
Вдруг Корал заметила, что на нее смотрит Колин, и махнула ему рукой. Его сердце бешено забилось. Он оглянулся, чтобы выяснить, кому она машет. Она опять ему посигналила и отчетливо произнесла:
– Я хочу вас видеть!
Она окинула взглядом группки клиентов, покупателей и коммерсантов и пожала плечами. Потом написала что-то в блокноте, вырвала листок, подала его молодой ассистентке и кивнула в сторону Колина. Он наблюдал, как девушка несла по комнате листок бумаги. Маленький ангел с посланием, которое навсегда изменит его жизнь.
«Шикарная сука уехала сегодня утром в Париж», – записала в тот вечер в своем дневнике Майя Стэнтон. Такое новое прозвище – «Шикарная сука» – придумала она для своей матери и старалась использовать его как можно чаще. – «Вчера вечером Шикарная сука и папа позвали меня в гостиную. Они сказали, что у них есть важное сообщение. Они полностью разрушили мою жизнь. Всю вину за это я возлагаю на Шикарную суку…»
Майе было семнадцать лет, а сообщение состояло в том, что ее родители решили жить отдельно.
– Твой папа получил хорошее предложение на своей работе, – сказала ей мама. – Его компания хочет увеличить капиталовложения в Калифорнии. Было бы просто глупо не воспользоваться этим предложением. Но у меня нет намерения жить там…
– Почему? – спросила ее Майя. – Ведь ты его жена.
– Моя работа в Нью-Йорке, – быстро ответила Корал. – Не для того я так долго и усердно работала, чтобы все бросить и превратиться в простую домохозяйку в Калифорнии. Твой папа и я давно не ладим друг с другом, Майя. Ты не ребенок, ты, наверное, это заметила. Вместо того, чтобы оставить все по-старому и сделать несчастными всех троих, мы решили воспользоваться этой замечательной возможностью сейчас изменить наши жизни. Все обязательно переменится к лучшему!
– Только не для меня! – закричала Майя. С надеждой она посмотрела на отца. Конечно, он скажет ей, что это все просто шутка. Он отвернулся и покраснел. Это был красивый светловолосый мужчина с грубоватыми чертами лица, здоровым румянцем и густыми волосами. Он откашлялся и с сожалением взглянул на Майю.
– Твоя мама права, – наконец произнес он. Последовало неловкое молчание. Майе очень хотелось, чтобы он пригласил ее уехать с ним. Но он ничего не сказал.
В конце концов она выпалила:
– А можно я поеду с тобой? – По выражению их лиц она поняла, что задала ненужный вопрос. У него не было намерения брать ее с собой, а теперь ее мать будет знать – как будто она этого еще не знает – что дочь не в восторге от перспективы жить с ней.
– Майя, голубушка… – он приблизился к ней и хотел ее обнять, но она увернулась. Ей очень хотелось почувствовать его руку, но от этого она могла расплакаться. А в такой критический момент ее молодой жизни ей было очень важно сохранить некое подобие гордости.
– Я не хочу, чтобы ты считала, что я тебя не люблю. Я очень, очень тебя люблю! – хриплым голосом сказал отец. – Но…
– О, пожалуйста, – перебила его Майя и против своей воли расплакалась. Она беспомощно переводила взгляд с одного на другого. – Вы женаты! Как бы то ни было, вы женаты! И ваш долг… – Она замолчала, не в силах продолжать дальше.
– Майя, ради Бога, не превращай все это в мыльную оперу! – отрезала Корал. Она взяла свою сумочку и вынула кошелек. – Завтра я уезжаю в Париж, и у меня нет времени на лекцию о браке. Как-нибудь переживем, ты и я. Ты будешь встречаться с папой, может быть, проводить у него каникулы. – Ее отец кивнул. – Не пытайся заставить меня почувствовать себя виноватой. Мы берегли этот дом совместными усилиями для тебя. Вот тебе деньги на время моей поездки. Я тебе позвоню из Парижа. Как обычно, я остановлюсь в «Крийон». Если тебе понадобится позвонить, найдешь номер телефона возле аппарата. – Корал продолжала говорить о практических вопросах. О перевозке некоторой мебели в Лос-Анджелес. О страховании. Об адвокатах.
Майя поведала в своем дневнике:
«Как будто я не играла никакой роли, не существовала. Не знаю, как я смогу жить без папы. Он никогда много не говорил и не делая, но по крайней мере он был здесь, между мной и Сукой».
В ту ночь, пытаясь уснуть, она думала о своем детстве.
– Почему мама меня не любит? – однажды спросила она отца.
– Нам надо помнить, что мама делает очень важную работу, – ответил ей отец.
В детстве ее всегда просили «не шалить с мамой, потому что она устала на работе. Не говорить слишком долго по телефону, потому что мама ждет важного звонка. Ходить на цыпочках, потому что мама спит, у нее был ужасный день. У мамы будет важный день завтра». Дело было, конечно, в журнале. Именно из-за журнала ее мать не смогла стать настоящей женой ее отцу, не смогла стать ей настоящей матерью.
Макеты журнала и корректурные оттиски валялись по всему дому и постоянно напоминали о том, что правит их жизнями. Если журнал не нравился, его в отчаянии швыряли об стену. Если нравился, его нянчили на руках, словно ребенка. Он был причиной смеха и слез, поощрений и наказаний. «Дивайн» был властителем настроения в доме.
