полностью выкинула из головы. Зато с каждым днем девушка все больше наслаждалась близостью Маттея, и если она и дальше будет у него работать, то рано или поздно произойдет то, что должно произойти.
Почему, собственно, нет закона, запрещающего такому мужчине, как Маттей, распространять мощный эротический заряд?!
Когда Алина в этот вечер позвонила Рууду (это стало ее любимой привычкой — перед дорогой домой заходить к нему), то хотела уже попросить у него совета, что ей делать со своей страстью к Делагриве. Однако, взглянув на трагически утомленное лицо Рууда, она запретила себе обременять старого человека личными проблемами.
— Что случилось, господин Хуттман?
Рууд Хуттман с усилием прогнал тоску из глаз.
— Собственно, ничего необыкновенного для моего возраста… Я только что узнал о смерти хорошего друга… Кребея. Он жил в Брюгге и был всего на несколько лет моложе меня. В последние годы мы уже не виделись, но регулярно переписывались друг с другом…
— Мне очень жаль… — сочувственно произнесла Алина.
Рууд кивнул.
— К счастью, перед смертью он успел получить мое последнее письмо… Я надеюсь, что это письмо заставило его еще раз улыбнуться.
— Вы знали, что он болен? — спросила Алина тихим голосом.
— Да. Свое последнее письмо он закончил цитатой: «Имея договор со смертью… не думаю, что она может задержаться…». — Рууд задумчиво поглядел на лежащую на его руке ладонь Алины. — Старый человек похож на свет, который медленно гаснет. — Он вздохнул, прежде чем добавить с мудрой улыбкой: — Поэтому нужно бурно праздновать свои дни рождения после восьмидесяти лет… Ведь каждый может стать последним. А теперь мы выпьем коньяку за жизнь, мое прекрасное дитя!
Алина кивнула, однако задержала Рууда в его кресле.
— Сидите, я сама принесу.
Рууд наблюдал, как она наполнила две рюмки и снова подошла к нему.
— Кто-то однажды сказал: когда ты стар, радуйся, если старый друг, приглашенный на обед, дожил до десерта… Поэтому приглашать нужно только молодых. — Он взял коньячную рюмку. — За вас, Алина. И чтобы исполнились все ваши желания… и…
Алина ждала, что он скажет дальше, однако пауза затянулась, и девушка вопросительно поглядела на старика.
— И?..
Хуттман сделал большой глоток и после этого спросил:
— Согласны ли вы ради дружбы поужинать со мной сегодня вечером? Я хороший повар.
Алина засмеялась.
— С удовольствием, господин Хуттман… с большим удовольствием!
Когда настало время готовить ужин, Рууд решительно отверг ее помощь.
— Во-первых, гость не должен работать вместе с хозяином, — серьезно заявил он со своим характерным лукавым подмигиванием. — Иначе моя мать и моя бабушка перевернулись бы в своих гробах!
— Я не гость, я подруга, — возразила Алина.
Он обдумал ее замечание и кивнул.
— Хорошо, раз так, то можете помогать, но как мы уместимся вдвоем в этом проходном стенном шкафу, называемом кухней? — Он дал Алине возможность самой в этом убедиться, показав крохотное помещение, в котором едва хватило места для плиты, холодильника и маленького стола с навесным шкафом: — Вот видите, мы только были бы безнадежно зажаты мебелью.
Алина признала себя побежденной и подтащила стул к открытой двери в кухню, чтобы, по крайней мере, иметь возможность поддерживать разговор с Руудом, в то время как он готовил изысканный ужин.
— Как же вы справляетесь в такой крохотной кухне? — спросила она.
— Обычно я не готовлю себе обед. Для одного человека это неинтересно даже тогда, когда этим человеком являешься ты сам. — Старик сердечно улыбнулся ей. — А кроме того, я благодарен вам не только за общество, но также и за то, что вы дали повод применить мое почти забытое поварское искусство.
— Я это сделала с удовольствием, — стала уверять его Алина и заслужила лукавое подмигивание.
— Хотя вы, очевидно, с большей любовью разделили бы эту крошечную кухню с вполне определенным человеком, который существенно моложе и стройнее меня.
— Господин Хуттман! — Разыгрывая оскорбленную невинность, Алина все же опасалась, что Рууд может догадаться о ее фантазиях. Она только что представила, как они с Маттеем в этой кухне стали бы невольно прижиматься друг к другу. — У вас развращенная, порочная фантазия!
— Я вижу по вашему кончику носа, что вы думаете о том же самом, что и я, а может быть, и более порочном. — Приготовив еду, он накрыл стол, который Алина предварительно освободила от книг, зажег свечу и достал из шкафа старинные хрустальные бокалы и тяжелые серебряные столовые приборы. — Сейчас я еще откупорю бутылку прекрасного вина, а затем в обстановке интимного ужина вы мне откроете ваше сердце и выдадите мне тайное желание, касающееся Маттея Делагриве.
— Я надеюсь, что он поможет мне в карьере, и ничего другого, — заверила Алина и вздохнула, когда Рууд уселся напротив и чуть ли не с состраданием пристально посмотрел на нее. — Ну хорошо, он мне нравится! — воскликнула девушка. — Вам этого достаточно?
Рууд поднял свой бокал с вином.
— Конечно, нет, и я вас не за тем пригласил на ужин, чтобы выслушивать то, что я и без того уже давно знаю. Вы должны были продвинуться дальше!
Алина пригубила вино и покорилась судьбе.
— Ладно, о чем вы хотите узнать?
— Такой вы мне нравитесь больше. — Рууд удовлетворенно принялся за еду. — Только сначала подкрепитесь, а дальше будет видно. Вечер обещает быть очень интересным…
5
— Доброе утро, Алина!
— Доброе утро, Маттей! — Девушка вошла в его пентхаус, тут же на галерее сняла плащ, который обычно надевала в холодную дождливую погоду, и украдкой посмотрела на Маттея. Нормально отдохнувший, в хорошем настроении, он был, как обычно, небрежно одет в джинсы и водолазку и, как всегда, привлекателен.
— Мы можем сразу же начать, — сообщил он, и в его голосе также не прозвучало никаких особенных ноток.
— Да, конечно, — тихо ответила Алина и спросила себя, а чего она, собственно, ожидала. — Я готова.
Маттей повернулся и направился к лестнице, а Алина, упершись взглядом в его широкую спину, ощутила раздражение. Очевидно, в этом был виноват Рууд со своим вчерашним ужином, во время которого он ее настойчиво уговаривал признаться в любви Маттею Делагриве.
Объяснение в любви? Нет, это не выход. Да, Алина не скрывала, как ее безумно тянет к Маттею, какой ее охватывает нетерпеливый зуд, когда она чувствует его рядом. Она не вдавалась в детали, но во время вечерней беседы с Руудом ей самой стало ясно, что она не только влюбилась в Маттея, но еще и хочет, чтобы он сам больше не обращался с ней просто как с машинисткой.
— Это называется… — Алина умолкла, когда Делагриве на верхней ступеньке повернулся к ней. — Может быть, кофе…
