берегов Португалии и там, где берег резко уходил на восток, построили этот маяк. Называли это место «Конец Земли».
День шел к вечеру, но было еще достаточно светло. По внутренней узкой лестнице, преодолевая бесконечную спираль, мы начали свой подъем. Все детали маяка — круглый ствол стен, ступени винтовой лестницы, своды промежуточных площадок — был выложен из гранитного светло-коричневого камня. Лестница выводила на верхнюю площадку, откуда открывался вид на Океан. Он лежал далеко внизу и был от этого непривычно огромен, я как будто смотрел на него из Космоса. Гул прибоя, еле доносившийся снизу, — единственный земной звук, прорывавшийся к нам, — лишь фиксировал наше местоположение в данный момент Вечности. И я понял: то, что мы делаем в этом путешествии, это часть существующего, не прекращающего движения, исходящего из Космоса невидимой рекой, легко скользящей над Океаном в своем бесконечном пути к Горизонту. Движение, на которое мы обречены в силу своего изначального предназначения. За три минуты, которые мы по ступенькам спускались вниз, мы из вечера попали в ночь. «Кто обогнул «Фенистерре», тот может повесить серьгу на ухо» — так говорили испанцы. Возможно, это было актуально в давние времена, у нас другие проблемы — хватило бы картошки да муки.
Яхту на длинных швартовах гоняет вдоль пирса приливом, и здания, которые находятся по ту сторону городской гавани, как бы плывут. Я сижу в кокпите и наблюдаю это движение. А внизу, в салоне, идет гульба — у Миши день рождения. Надо же, почти целую жизнь безвыездно прожить в Питере и, прийти на яхте в Испанию, в прекрасный город Ла-Корунью, чтоб отпраздновать свое пятидесятилетие. В кают- компании русские, испанцы, голландцы и один северный американец. Разговор идет уже на пяти языках, и все друг друга понимают. А орут, «так это от осознания и просветления…» Из еды на яхте осталась лишь картошка да водка, и накануне вечером Серега, взяв бутылку водки, пошел к рыбакам и принес от них двух осьминогов. Он прогибался от тяжести, когда тащил их в полиэтиленовом мешке. Увидев осьминогов, один из наших новых друзей позвонил по мобильному и через полчаса к «Урании-2» подлетел «шевроле», из которого выпорхнули жены наших испанских радистов. Этим девочкам было лет по восемнадцать, не больше, и одеты они были точь-в-точь как молодые барышни южноамериканских сериалов. Ослана это ничуть не смутило, он шлепнул по попе свою жену, и вся компания вслед за ним отправилась в сторону камбуза. Девчонки попросили у нас молоток, но заведующий киянкой Иван Иванович взялся сам «отбивать» осьминогов, да переусердствовал так, что поломал ручку. Но выход был найден — девчонки подавали осьминогов через люк, а мужики били их без устали о металлическую палубу. Потом осьминогов чистили, варили, мелко резали и подавали на стол вместе с вареной картошкой. Дополняли картину разнообразные соусы и темные бутылки прекрасного сухого вина.
Иные моменты в жизни своим гастрономическим планом дотягивают до уровня высоких материй. Это был незабываемый вечер, в котором мы, помимо физического блаженства, получили опору нашему экспедиционному будущему: в течение этого вечера меня не покидал образ «Урании-2», летящей к ледовым берегам Антарктиды… Испания ободрила нас, замерзших и уставших от борьбы еще в России.
Постепенно мы приводили в порядок электрику и механику яхты. Надо отдать должное Мише и Ивану, которые без устали «крутили гайки и затыкали дыры». Миша, казалось, разбирался во всех технических вопросах, остальные «обеспечивали массовость», но работали самоотверженно и дружно.
Наконец-то закончился затяжной осенний шторм. На последние копейки покупаем две булки хлеба, три килограмма муки, пяток лимонов и выходим в море. В Атлантике гуляет зыбь, в которую «Урания-2» проваливается по нижнюю краспицу, но ветра мало. Еще раз видим маяк «Эркулес», и вскоре берега Испании растворяются вдали.
Много раньше на старинных парусных судах орал скот и было много работы. Были примитивный компас, паруса, руль. Не было маяков, хороших портов-убежищ. Эти плавания на простор были опасны сами по себе, хотя люди приспосабливались, их интеллект опережал реальные возможности технической эволюции, заставляя их, в отличие от нас, ходить по морю на грани жизни и смерти. Предполагаю, что тем сильнее были впечатления моряков.
Погода отличная в течение двух дней, пока мы идем в конечный пункт первого этапа экспедиции — порт Лиссабон. Справа вся ширь Атлантики без каких-нибудь двух десятков миль, а слева растворенные в морском пространстве почти не видимые берега Португалии. Входим в устье реки Тежа и ввиду обозначившихся по левому борту зданий проходим мимо скульптурной группы из белого камня в честь мореплавателей, проходим под высоким мостом и мимо гигантской скульптуры Христа. И все это время, пока мы поднимаемся по реке вдоль Лиссабона, работает дизель-генератор и греется сауна. Мы подходим к свободной стенке городской гавани и швартуемся. В голове две приятные вещи — окончание путешествия и предстоящая баня. Валерка жалуется на боли в сердце.
Находим российское торговое представительство, нас с Мишей принимает торгпред Мельничук Владимир Николаевич. Семьи сотрудников живут коммуной на территории торгового представительства, они тянутся к новым людям, отбросив боязнь погрязнуть в больших заботах. Я стараюсь упредить их опасения и отвести их от забот. Посещаем с Мишей яхт-клубы и пробуем договориться о стоянке «Урании-2». Яхт-клубы забиты маленькими яхтами, и мы сами видим, что места для нас нет. Валерке становится хуже, он лежит на моей нижней койке. К вечеру приехал представитель выставки «Экс-по-98» — молодой португалец, и мы попросили отвезти Валеру в госпиталь. Успели. Валерка стал «уходить», его душу и тело подхватили врачи буквально на пороге госпиталя. «Инфаркт миокарда» — два страшных, не укладывающихся в голове слова были четко переведены с португальского. Валерка остался в реанимации, а мы мыкались на яхте, тупо и медленно осознавая смысл происшедшего. На следующий день лечащий врач сообщил нам, что самое страшное позади и что больной должен пробыть в госпитале еще по крайней мере шесть дней. Я дозвонился до брата в Москву и вверил ему наши судьбы. Другими словами, Юра должен был занять деньги и купить в Москве шесть авиабилетов для нашего возвращения в Москву. Я очень надеялся на связи Зобова с Аэрофлотом и некоторые обязательства этой организации, чьи логотипы мы несем на гроте. Почему-то я был уверен, что вопрос шести билетов Аэрофлот решит легко.
Кроме ожидания выздоровления Валерки оставался еще один не решенный до сих пор вопрос — условия зимовки яхты. Эта проблема решилась сама собой, когда капитан порта вызвал меня к себе и вместо того, чтобы вынести приговор покинуть стоянку, предложил нам стоять в его гавани до лета, притом совершенно бесплатно. Он смог увидеть наши реальные проблемы на фоне общих планов и захотел нам помочь. Я его понимаю. Единственное условие — кто-то должен остаться на яхте. Капитан порта Карлос Саарес был очень хорош собой — в морской форме, с бородой и курил трубку. На следующий день, на который были назначены несколько встреч, наступили Рождественские праздники, и мы уже не могли никого найти. Телефоны не отвечали, в учреждениях никого не было, деятельность замерла. Последний аэрофлотовский самолет этого года улетал в Москву через два дня. Валерка лежал в госпитале, билетов мы не имели. За день до вылета в Лиссабонское небытие прорвался Юрка и сообщил, что купил билеты и пытается вытолкнуть эту информацию в представительство Аэрофлота в Лиссабоне. Получилось. Осталось уговорить врачей отпустить Валерку. Получив от меня копию страховки «Ингосстраха», они легко согласились отпустить его к моменту вылета.
Самолет взлетел в предпоследний день 1997 года, унося в Россию всю команду «Урании-2». На яхте остались наши новые знакомые — англичане, которые согласились смотреть за ней на условиях проживания в ней. Впереди была встреча с родными и любимыми. А в остальном я знал, что в Москве меня ждет жесткая потогонная система подготовки экспедиции, работа, насыщенный, регламентированный день. Я был уверен, что небольшие деньги все же удастся достать.
Спроектирована в ЗАО «Старлит» группой яхтенных конструкторов Александром Каргополовым и Кириллом Терпигоревым под руководством Александра Стружилина. «Старлит» — это опытная, маститая команда российских яхтенных конструкторов, имеющих профессиональные навыки и ясное представление о предмете.
Само строительство осуществлялось на заводе «Северная Верфь», что было в большой степени оправдано, но только при строительстве корпуса. Металлический корпус был действительно выполнен виртуозно, если учитывать толщину корабельной стали, которая под руками мастеров легко повторила округлые обводы яхты.
Рабочие чертежи систем и сами системы выполнялись также военными специалистами этой же верфи
