— Я бы хотел сначала поговорить с тобой. Объяснить.
Он подошел поближе.
— Объяснение может подождать. — Джесси отошла в сторону, не взглянув на него, и взяла игрушечного слоненка Элли. — Тебя ждет твоя семья.
— Об этом я и хочу поговорить. Я знаю, ты расстроилась, потому что я не говорил тебе о своей семье. Но это никак не связано с тобой.
— Нам надо выйти к твоим гостям. — Джесси пошла к двери. — Твоя семья ждет.
Он схватил ее за руку и остановил.
— Вы с Элли — моя семья.
— Пожалуйста, не говори того, во что и сам не веришь. Это нечестно.
Крепко прижимая к себе Элли, Джесси вошла в гостиную и присоединилась к орде Салливанов, сев рядом с бабушкой на софу. Как она и ожидала, всеобщее внимание тут же переключилось с нее на Элли. Женщины обступили их и принялись ворковать.
Джесси предоставила Броку отвечать на их вопросы. Он всегда вел себя так, словно Элли была его дочерью, но она поймет его, если он решит не продолжать эту игру перед своей семьей. Выбор был за ним.
Она бы не стала обманывать его семью.
С гордостью настоящего отца Брок сообщил обо всех существенных параметрах Элли и обо всех ее достижениях.
— Она начала делать попытки встать, цепляясь за мебель. Вот-вот уже начнет ходить.
— Брок, она просто прелесть, — произнесла бабушка с ноткой грусти. — Почему ты так долго не общался с нами?
Он держался по-прежнему спокойно.
— Военно-морские силы требуют долгого отсутствия.
Бабушка только покачала головой.
Атмосфера любви царила в этой комнате, и Джесси было горько видеть, как страдала семья Брока от его отчужденности.
Разговор продолжился. Члены семьи делились новостями. Естественно, их интересовали подробности, связанные с браком Джесси и Брока. Имея за плечами полуторагодовой опыт, Джесси легко справлялась с вопросами.
— Мы отпраздновали снятие его гипса несколько дней назад, — сообщила она.
Тут же дискуссия переключилась на несчастный случай с Броком и полученные им травмы.
— Пожалуй, мне помогло возвращение домой, — произнес Брок и посмотрел на Джесси, — я обнаружил, что мне нравится общество моей жены и дочки.
В эту ночь Джесси лежала в кровати, отвернувшись от Брока. Поскольку она была взволнована событиями прошедшего вечера и хотела все обдумать, то после отъезда его родственников всячески старалась уклониться от общения с ним, ссылаясь на то, что должна укладывать Элли. А потом юркнула в кровать, пока он принимал душ, а когда он лег рядом, сделала вид, что спит.
Почему он ничего не рассказывал ей о своей семье?
Этот вопрос постоянно крутился в ее голове.
Салливаны, которые уехали также дружно, как и прибыли, оказались приятными людьми, явно переживающими из-за своего недостающего звена.
Джесси заметила, что особенно страдали бабушка Брока и Алекс, его старший брат, словно они принимали все ближе к сердцу, чем остальные члены семьи.
Несмотря на все объяснения, Джесси все-таки не могла понять, почему Брок отдалился от такой заботливой семьи. Она чувствовала, что это связано с тем несчастным случаем, в результате которого погибла Шерри, но ни в ком из Салливанов не заметила какого-то возмущения Броком.
Не наказал ли он себя сам изгнанием из их общества?
И не было ли его отношение к ней просто неким благим деянием, которое потребовал его долг чести в обмен на катастрофы его юности?
Мысль о том, что Брок жил с ней только из чувства долга, убила Джесси.
В обществе Салливанов сегодня она чувствовала себя чужаком, но ощущала больше тепла от родных Брока, чем от своей собственной семьи. Их доброта и неподдельная заинтересованность в том, чтобы узнать ее поближе, глубоко тронули ее.
Все они жили в пределах каких-то сорока миль отсюда. Так близко, и при этом в такой недосягаемости.
Почему Брок не сказал о них?
Хотя почему, собственно, она решила, что он должен был это сделать? В конце концов, она была для него никем, когда он привез ее сюда.
Но при всем при этом он редко держался отчужденно. Наоборот, относился к ней с уважением, заботливо. Больше того, познакомил со своими друзьями, посылал к ней своих сослуживцев, чтобы убедиться, что она в безопасности, преодолел полмира, чтобы приехать к рождению Элли.
О господи, неужели ее детство так сильно повлияло на нее? Неужели она ошибочно принимала простую вежливость и удивительную щедрость души за эмоциональную связь?
В душе она строила планы на их совместное будущее. Дом, дети, семья. А ведь их влечение друг к другу может быть не больше, чем просто страстью с его стороны.
Брок повернулся и положил теплую ладонь ей на бедро.
Джесси вздрогнула, боясь поверить в искренность его прикосновения.
— Я знаю, что ты не спишь, — ласково сказал он. — И понимаю, что ты расстроена, но поверь мне, причина, по которой я не сказал тебе о своей семье, кроется только во мне и не имеет никакого отношения к тебе.
— Ты считаешь, что от этого мне легче? — прошептала она в темноте. — Ты закрыл от меня огромную часть своей жизни. Либо я мало значу для тебя, либо ты не доверяешь мне. Не знаю, что хуже.
— И то и другое неправда. Я виноват. Я же предупреждал, что разочарую тебя.
Тут Джесси не выдержала, вскочила с кровати и встала перед ним.
— Какая чушь! Неужели ты считаешь, что я не вижу, как ты мучаешься? Неужели думаешь, что мне это безразлично? Если ты боишься разочаровать меня, поговори со мной. Объясни, почему тебе так необходимо отдалиться от своей семьи. Ведь совершенно очевидно, что вы все друг друга любите.
— А поэтому боль еще сильнее. — Он повернулся на спину и уставился в потолок. — Я уехал, потому что не мог вынести презрения в их глазах.
— Я видела, как они смотрят на тебя, Брок. Что бы ни случилось в прошлом, сегодня этот дом был наполнен только любовью.
— Правильно. — Он приподнялся повыше, прислонился головой к спинке кровати и хмуро взглянул на Джесси. — Но у тебя, кажется, не такой уж богатый опыт общения с любящими семьями?
Джесси отшатнулась, словно от удара в лицо.
Она никак не ожидал этого. Боль пронзила ее, хотя она понимала на подсознательном уровне, что такая атака ему несвойственна.
Но раз она вышла замуж за военнослужащего, ей не следовало удивляться, когда он становился воинственным. Обычно она видела другую его сторону, имела дело с защитником. Но не на этот раз. Как любое загнанное в угол животное, он ощетинился.
Вздернув подбородок, она скрестила руки на груди.
— Ты прав, у меня нет опыта общения с любящими семьями. Потому я и в состоянии отличить такие семьи. И позволь сказать тебе, что существуют вещи посильнее презрения. Безразличие — во-первых. Одиночество — во-вторых. — Она провела рукой по волосам. — Возможно, я неправильно поняла ситуацию, может быть, проблема не в тебе, а в твоей семье. Они примчались к тебе сегодня, но что произошло в прошлом? Они обидели тебя так, что это невозможно простить?
— Теперь ты говоришь ерунду. Я сказал тебе, что убил женщину, которую любил. Никто не может осуждать их за то, что они относятся ко мне с презрением. И меньше всех я.
