манера резьбы, сколько Конан ни напрягал память, даже смутно не напоминала ничего из виденного им в хайборийских странах.
Вне всякого сомнения, башня была возведена в честь какой-то победы. В самом низу на всех без исключения камнях изображались разнообразные батальные сцены с участием либо сухопутных войск, либо кораблей, пылали города, захватывались крепости при помощи таранов и осадных машин, тонули корабли… Конану все эти картины сражений казались странными и нелепыми, может быть, правильнее сказать, чуждыми — настолько был он сейчас от того мира, где происходили подобные вещи, настолько глубоко проникся он простой и естественной жизнью обитателя лесов, охотника и рыбака.
Конана очень интересовало, что его друзья-атупаны думают по поводу этих картинок из камня, если, конечно, их нетренированные, вернее, не привыкшие к такому глаза способны были в них разобраться. Где уж по младенчески невинным дикарям понять, что значат эти, с их точки зрения нелепые, уродливые сооружения, ведь они никогда не видели ничего похожего. Наверное, они кажутся им какими-то диковинными узорами и все, а всадники на конях — кем или чем могут казаться они? Может быть, неизвестными насекомыми? В любом случае, даже если они бы они и поняли, что в настенных изображениях люди убивают людей, какой бредовой несообразной глупостью сочли бы они саму эту идею.
Конан поднялся достаточно высоко, картинки исчезли, сменившись грубым геометрическим узором. Впрочем, действительно, какой от них прок, если их невозможно разглядеть с земли? Конан старался не смотреть больше вниз, чтобы не закружилась голова. Здесь, у самого верха, лиан стало значительно меньше, а их стебли сделались, а их стебли сделались тоньше. Теперь Конан если и рассматривал каменные узоры, то лишь с другой точки зрения: куда лучше поставить ногу и за что лучше ухватиться рукой. Хорошо еще, что не оправдались его худшие опасения насчет крепости камня, он продолжал оставаться прочным и надежным.
Вскоре Конан оказался над кронами деревьев, и на освещенной ярким солнцем стене стало попадаться все больше и больше цветущих растений. Потом Конан сообразил, что жужжание, которое он уже некоторое время слышит, издают множество пчел, перелетающих с одного цветка на другой. Конана даже в пот бросило, когда он представил себе, что с ним будет, если они всем скопом на него налетят но, к счастью, пчелы занимались своим делом и не обращали на великана-варвара никакого внимания. Как он будет спускаться вниз, Конан старался не задумываться.
Ну, а пока он был уже совсем близко от вершины башни, и вот уже ее зубчатый, полуобвалившийся край очутился прямо над его головой. Конан встал поустойчивее и, держась одной рукой за выступ поднял свободную руку и взялся за массивный с виду камень, пробуя его надежность. Совершенно неожиданно тот легко подался, выскользнул из своего гнезда и сорвался вниз. Конан едва успел отшатнуться, и камень пролетел мимо, лишь слегка ободрав бедро. С земли послышались веселые ободряющие крики — Сонга и остальные атупаны, по-видимому, радовались тому, что он уже почти у цели. По счастью, никто из них не пострадал от упавшего камня.
Еще осторожнее, чем раньше, Конан предпринял новую попытку подняться наверх, и ему это удалось. Как он и ожидал, стена здесь была совсем тонкая и потому непрочная. Конан посмотрел по сторонам — нигде никаких признаков других руин. Внутри башни ничего видно не было. Сидя верхом на ее краю, Конан не торопился спускаться. Кто знает, какие еще сюрпризы его там ожидают: напуганные мечущиеся птицы, летучие мыши, громадные пауки, а может, и духи строителей этой башни. Впрочем, торчать здесь без толку смысла тоже не было. Со слов Аклака Конан понял, что каким-то образом слезть вниз все-таки можно, поэтому он нащупал ногой выступ внутри башни и со вздохом перенес туда же вторую ногу.
Спустившись на несколько футов, киммериец помедлил, ожидая, пока глаза привыкнут к полумраку. Прежде тут была винтовая лестница, еще и теперь сохранились ее остатки, ступеньки шириною в ладонь, а иногда и побольше. Скорее всего, она обвалилась, когда обрушилась крыша и верхняя часть стен. Начав осторожно спускаться, Конан вскоре обнаружил, что в некоторых местах ступеньки отсутствуют. Временами ему приходилось повисать на руках, нащупывая следующую. Опять он подумал о том, что обратный путь будет труднее. Так или иначе, спуск занял у него мало времени, и немного погодя он уже стоял на груде битых камней. Тьма здесь стояла кромешная, и Конан обругал себя, что не догадался захватить мешочек с кремнем и огнивом. Киммериец сполз по куче вниз, у противоположной стены оказалась полуразрушенная арка, которая вела куда-то еще глубже. Конан не мог понять, находится ли он уже на уровне земли или еще нет. Наконец каменное крошево под ногами превратилось в подобие более или менее ровного пола. Конан потихоньку пробирался вдоль стены, раздумывая, что делать дальше.
Внезапно на сводчатых стенах и потолке возникли непонятные и от этого пугающие желтоватые блики. Киммериец выхватил из-за пояса обсидиановый нож, с которым не расставался никогда, и замер. Холодящие кровь душераздирающие крики разорвали тишину… и вдруг сменились неудержимым хохотом. Сонга, Аклак и молодые воины выступили из бокового коридора с факелами в руках.
Сжав зубы, Конан терпеливо ожидал окончания приступа веселья атупанов: они разве что не катались от смеха. Усилием воли он заставлял успокоиться свое бешено бьющееся сердце. Больше всего ему хотелось задать этим взрослым детям хорошую трепку. Если бы они только могли представить себе, какой невыразимый ужас приходилось ему переживать в местах, подобных этому.
Конан прерывисто вздохнул и сунул нож обратно за пояс. Пусть их, ведь они ничегошеньки не знают ни о войнах, ни о колдовстве, и уж кто-кто, а Конан не собирается просвещать их.
— Ты, Конан, хороший охотник, — выговорил наконец Аклак, утирая слезы. — Ты не позволил страху овладеть тобой. За это тебе полагается награда. Посмотри вокруг и выбери, что больше понравится.
Сонга подошла к мужу и виновато обняла его продолжая всхлипывать от смеха. Она подняла факел повыше, и лишь теперь Конан разглядел, что в стены вделаны кристаллы драгоценных камней. Вернее, не сами кристаллы, а кристаллы, вправленные в металлические пластины. А в одном углу украшения были свалены просто в кучу. Киммериец поманил за собой Сонгу и принялся перебирать ожерелья, кольца, разного рода амулеты, талисманы, которые вывалились из разбитых каменных сосудов, стоявших, по- видимому, когда-то вдоль стен на низенькой полочке. Здесь не было привычных Конану рубинов, сапфиров и изумрудов. В красновато-желтый металл, напоминавший по виду червонное золото, были вставлены полупрозрачные, главным образом дымчатые опалы. Сами по себе все эти украшения производили какое-то странное впечатление, то ли манерой исполнения, грубой, но в то же самое время выразительной, то ли… Конан даже не поверил сначала глазам: мало того, что браслеты и кольца были намного больше размером, чем руки и пальцы у нормального человека, они отличались еще и формой — ярко выраженной овальной формой! Да кто же они, те, что строили башню и носили эти украшения? Может они и не люди вовсе?
— Да тут настоящий склад, — недоверчиво проговорил Конан. — Почему он все еще здесь?
Аклак не понял вопроса:
— Как почему? Видно, того хотят великие духи. Почему растут деревья, почему течет вода?
— Да нет, я не о том… — Конан запнулся, он не знал, как выразить свою мысль, поскольку в языке атупанов не существовало слова 'богатство'. — Сюда легко забраться. Вы ведь без труда пробрались внутрь через какую-то дыру? Так почему же никто не пришел и не завладел всем этим добром?
— Ты, что ли, не понимаешь? — не выдержала Сонга. — Аклак же объяснил тебе: мы все приходили сюда и все брали эти украшения. Вот, посмотри! — Она выразительно покачала бедрами, круглая пластинка с молочно-голубо-ватым опалом заколыхалась у нее на животе. — Каждый охотник нашего племени один раз в жизни проделывал то, что ты сделал сегодня, и каждый выбрал себе амулет, в знак того, что посвящен в охотники.
— Другие племена тоже знают это место, — подтвердил Аклак, — они почитают его, как и мы.
— Наверно, вы имеете в виду… — Конан даже потряс головой, ему никак было не найти нужных слов. — Наверно, на этой башне лежит проклятье, и поэтому никто не смеет взять больше одного амулета. Иначе кто-нибудь наверняка бы утащил все укращения.
— Проклятье? — недоумевающе переспросил Глубал. — Какое еще проклятье?
— У тебя, Таргока, видно, что-то с головой случилось, пока ты лез на башню! — воскликнул Аклак. — Ты сам подумай, ну зачем одному охотнику все украшения? Что он будет с ними делать? Разве один охотник станет убивать всю дичь в лесу, ведь он же не сможет ее съесть. Разве одно племя захватит себе гору, где мы все берем обсидиан, ведь им же столько не надо. — Аклак даже засмеялся, такой нелепой показалась ему мысль. — И что же тогда делать другим, если у них кончится обсидиан?
— А еще, — вставил юный Джад, — зачем человеку больше одного амулета? Если их будет два, они
