Но в данном случае он использовал свою болезнь лишь как предлог для того, чтобы не двигаться с места. Ехать в Монголию ему решительно не хотелось. Трудно, вслед за Рашид ад-Дином, назвать преклонным и его возраст: ко времени смерти Угедея Батыю было лет тридцать шесть или около того. И тем не менее в общении с родичами он вёл себя как престарелый и тяжелобольной человек. Ситуация безвластия и неопределённости явно была ему на руку, и он умело пользовался ею. Отсутствие великого хана позволило ему, например, по собственному усмотрению, без всякого вмешательства Каракорума, решить русские дела. Воспользовавшись бегством Масуд-бека, он обозначил свой интерес и к тому, что происходило в Мавераннахре, граничившем с владениями его брата Орды. Кроме того, в годы междуцарствия Батый постарался утвердить свою власть над теми недавно завоёванными областями Монгольской державы, которые соседствовали с его собственными владениями на юге.
Напомню, что по завещанию Чингисхана все земли к западу от Амударьи и Аральского моря должны были перейти к Джучи и его потомкам. Однако завоевание Иранского нагорья и стран Закавказья началось ещё до Западного похода и продолжалось параллельно с ним. Здесь действовали другие монгольские полководцы, и управление этими территориями с самого начала осуществлялось через наместников великого хана4. В 1242 году место одряхлевшего, разбитого параличом, оглохшего и онемевшего, но почитаемого за прежние доблести военачальника Чармагуна занял энергичный и весьма амбициозный Бачу-нойон. Наместником в Армению и Грузию его послал великий хан, но к тому времени, когда Бачу прибыл к месту своего назначения, Угедея уже не было в живых. Считается, что какую-то роль в его продвижении в Закавказье сыграл Батый5. Однако Бачу-нойон не признавал над собой его власть и подчинялся лишь приказам из Каракорума. Хотя Бачу не принадлежал к числу Чингисидов, он явно старался показать, что по нынешнему своему статусу — правителя одной из областей Монгольской державы — не уступает Батыю. Примечательно, что в 1247 году, когда к его двору прибыло посольство монахов- доминиканцев во главе с Асцелином, имена Багу и Бачу-нойона в ходе начавшихся переговоров назывались рядом как имена «князей» великого хана. Батый, естественно, оценивал ситуацию иначе. В Грузии и Малой Азии он действовал не только без оглядки на представителя центральной власти, но зачастую наперекор ему.
Грузией в то время правила царица Русудан, дочь знаменитой царицы Тамары и сестра царя Георгия IV Лаши, погибшего ещё в 1223 году от ран, полученных в битве с монголами. Армянские и грузинские хронисты характеризуют её как женщину весьма привлекательную, но излишне предававшуюся «праздности и развлечениям», «развратную и сладострастную». По словам армянского хрониста Киракоса Гандзакеци, «ей не нравились мужчины, которых ей предлагали»; после смерти супруга (сельджукского турка, внука иконийского султана Кылыч-Арслана II) «со многими была она в связи, но осталась вдовой». Делами царства она не занималась, передоверив их другим: сначала атабеку Иване Мхардзели, а после его смерти — его сыну Авагу. Не желая подчиняться власти татар, Русудан бежала в Кутаиси, а позднее нашла убежище в Абхазии и Сванетии. У неё был маленький сын Давид, известный под именем Давида Нарина («Молодого»), и царица сделала всё, чтобы передать мальчику корону Грузинского царства. Между тем после царя Георгия Лаши остался незаконнорождённый сын, тоже Давид (известный под именем Улу, то есть «Большой»). Русудан решила избавиться от него, отослала своему зятю, правителю сельджуков султану Гийс ад-Дину Кай-Хосрову II, и попросила того тайно убить племянника. Султан, однако, сохранил жизнь пленнику (двоюродному брату своей любимой жены!), но держал его в оковах в какой-то глубокой яме. Вокруг этих двух царевичей и развернулась борьба разных группировок грузинской знати. Русудан и её окружение попытались использовать противоречия между самими монголами, в частности противостояние Батыя и Бачу-нойона. Последний настойчиво требовал от Русудан признания власти татар, но царица не желала подчиняться ему. В 1243 году Бачу-нойон нанёс сокрушительное поражение войскам иконийского султана, зятя Русудан. Вскоре после этого был освобождён из заточения и привезён в Грузию сын царя Лаши Давид, что стало полной неожиданностью для Русудан и большинства грузин, считавших его погибшим. По приказу Бачу-нойона Давид-старший был объявлен царём; католикос Грузинский совершил обряд помазания на царство, и все грузинские князья, включая Авага, признали его законным государем. Так в Грузии оказалось сразу два царя. «А тётка его Русудан, — рассказывает Киракос, — узнав об этом… послала послов к другому татарскому военачальнику, которого звали Бату, родственнику хана, командовавшему войсками, находившимися на Руси, в Осетии и Дербенте, предлагая признать свою зависимость от него, поскольку тот был вторым после хана лицом». Посредником в переговорах выступил атабек Аваг, который ещё раньше побывал у Батыя. По условиям мира, заключённого в обход Бачу-нойона, грузинская царица признавала власть великого хана, обязывалась ежегодно выплачивать весьма значительную дань и выставлять по требованию татар столько войск, сколько необходимо для участия в предпринимаемых ими походах. «…Бату велел ей восседать в Тифлисе, — продолжает Киракос, — и татары не стали противодействовать этому, так как в эти дни умер хан». Тогда же юный сын Русудан был отправлен к Батыю и провёл в его ставке около двух лет6.
Ситуация неопределённости должна была разрешиться после избрания великого хана, на чьё усмотрение предоставлялись все дела, в том числе и это. В 1246 году Батый отправил юного Давида Нарина в Каракорум; точно так же Бачу-нойон поступил с Давидом Улу, сыном Георгия Лаши. По сведениям грузинских источников, старший Давид тоже побывал у Батыя, который принял его «по-доброму» и отправил к великому хану, «коего… уведомил — разобраться и решить, кому из двух Давидов следует царство — пусть тому и утвердит его». В августе 1246 года оба царевича в числе прочих подвластных монголам правителей приняли участие в курултае, избравшем на великоханский престол Гуюка. Однако Русудан так и не суждено было дождаться ханского решения. О её трагической судьбе рассказывает тот же Киракос Гандзакеци. К царице, укрывшейся «в неприступных местах Сванетии», по-прежнему «прибывали послы с двух сторон: из татарского стана от ближайшего родственника хана великого военачальника Бату, находившегося на севере… и от другого военачальника, по имени Бачу, находившегося в Армении; оба они предлагали ей явиться к ним с миром и дружбой и уже с их позволения править царством своим. А она, будучи женщиной красивой, не решалась поехать ни к кому из них, дабы не быть опозоренной… Притесняемая с обеих сторон, [она] приняла смертоносное зелье и покончила с жизнью. А до того она написала завещание князю Авагу, поручила ему сына своего, если тот вернётся от хана».
Забегая вперёд скажу, что оба царевича вернутся в Грузию живыми и невредимыми. Великий хан Гуюк поддержит сына Георгия Лаши, но в случае его смерти царство должно было перейти к сыну Русудан. Плано Карпини, встретившийся с обоими царевичами в ставке великого хана, объяснял это тем, что незаконнорождённый сын грузинского царя воззвал к обычаям татар и тем расположил их к себе. «Они же по прибытии раздали огромные подарки, — писал он, — в особенности законный сын (таковым итальянский монах считал Давида Нарина. — А. К.), требовавший части земли, которую отец оставил сыну своему Давиду (Улу. — А. К.), так как этот последний, будучи сыном прелюбодейки, не должен был владеть ею. Тот же отвечал: “Пусть я сын наложницы; всё же я прошу, чтобы мне оказана была справедливость по обычаю татар, не делающих никакого различия между сыновьями законной супруги и рабыни”»7. Такие слова действительно могли понравиться Гуюку. Но всё же можно думать, что решение великого хана в первую очередь определялось его соперничеством с Батыем, нежеланием принять сторону правителя Улуса Джучи и тем самым усилить его. Для Грузии же решение Гуюка окажется тяжёлым ударом. Мало того что Гуюк велел забрать в ханскую казну наиболее ценные сокровища грузинских царей, собиравшиеся веками, в том числе «великолепный бесценный трон, дивную корону, подобной которой не было ни у кого из царей… и другие редкостные ценности». Исполняя волю великого хана, старший Давид воцарится в Тифлисе, а младший обоснуется на западе, в Сванетии. В итоге это приведёт к расколу Грузинского государства на две части — Западную и Восточную Грузию.
Поздние грузинские источники изображают «правителя Севера» «великого каэна» Бато (Бату) сильнейшим среди всех татарских «каэнов» (ханов). Грузия не входила в число его владений, тем не менее правители страны для решения своих насущных вопросов направлялись именно к нему. Так, у Батыя ещё раз побывал царь Давид Улу, сын Георгия Лаши. Если верить авторам анонимной грузинской хроники XIV века, Бату принял его весьма милостиво и даже подарил ему «опахало теневое, коим никто не мог обладать, разве только каэн и родня его». У Бату «были преимущества перед всеми», и «где бы ни был государь, покорённый ими (татарами. — А. К.), отправляли его к Бато»8. Это относилось не только к грузинским князьям, но и к сельджукскому султану и правителям других областей Малой Азии и Закавказья.
